Приключения зеркала. Сказки Маруси Козы - Евгения Хамуляк

Леночка и Галя, подбрасывая вверх свои кожаные ранцы, шумно вылетели из дверей школы, сбивая и Аделю, и всех на своем пути. Выпускники школы порой вели себя немного бесшабашно, видимо чувствуя приближение конца учебного года, поэтому им иногда прощали такие выходки, уважительно расступались и благоговейно следили за каждым их движением, стараясь запомнить и почувствовать все эти ощущения приближения новой взрослой жизни, полной приключений и свободы. Ведь когда-нибудь они тоже станут выпускниками и больше не увидят эти ненавистные учебники и этих скучных строгих учителей, и тоже смогут позволить себе некоторые шалости.

Аделя свалилась с перил, хотела что-то спросить, но ее уже тащили веселые подружки в неизвестную даль, на ходу подсовывая бутерброд с докторской колбасой, который Лена не доела на большой перемене. Аделине после такого перекуса было абсолютно все равно куда идти или бежать, лишь бы не возвращаться до ночи домой.

А вели ее подружки ни куда-нибудь, а на гадание к одной ведьме. Аделина так изумилась, что даже не знала, как реагировать на такое: она никогда в своей жизни не гадала, а уж тем более не встречала ведьм.

— Она настоящая ведьма! — уверяла Леночка, — и всем-всем правду говорит. Я первая пойду! Пять копеек стоит, дорого конечно, но зато она предскажет будущее.

— Пять копеек? Ужас какой! У меня нет пяти копеек, — сказала Аделя.

— У меня тоже, — раздосадовалась Галя.

— У меня есть! — торжественно произнесла толстоногая Лена, раскрасневшись неестественным румянцем, в упитанной фигуре которой чувствовалась такая сила, от которой папа и мама девочки иногда сами впадали в стойку «смирно», когда она на чем-то настаивала. — Я из копилки достала. Лучше мы сходим к гадалке и узнаем, когда выйдем замуж, девочки, чем потратим эти деньги на дурацкое индийское кино.

Никто не смел возразить, но втайне Галя и Аделя подумали, что на кино все-таки было бы лучше попасть — там всегда так красиво поют и танцуют.

Но Леночка уже смело вела всех к старым баракам на выселках города, где протекала речка Арбайка, в народе прозванная Змейкой из-за извилистых порогов, и, наверное, еще потому, что там водились змеи.

Чем ближе они приближались, тем сильнее становилось не по себе.

Частный сектор, устроенный старыми избушками с высокими дощатыми заборами, из-за которых разевали пасти страшные клыкастые овчарки, и высовывали мохнатые медвежьи головы кавказцы, наводил ужас. Все было закрыто, спрятано, завуалировано. Кто жил за этими высокими заборами? Говорили, что там жили цыгане, которые прятали в своих домах украденных детей и золото.

И если бы не упрямая, быстро шагающая впереди фигура Леночки, которая, казалось, не слышала страшный лай вокруг, а продолжала свои размышления вслух о своей судьбе и любви всей ее жизни, стараясь перекричать собак, девочки бы никогда не решились на такой «подвиг».

Наконец, они остановились у небольшого деревянного домика с покосившимся забором, бывшим когда-то зеленым, и позвонили в колокольчик. Никто не отвечал, Лена позвонила еще раз и еще раз, пока из-за забора скрипучим голосом кто-то раздраженно не крикнул: «Ну, сейчас!».

Девочки оторопели, даже не верилось в такое форменное хулиганство, на которое они решились, — пойти к ведьме на прием. Если кто из учителей или комсомольской организации узнает, их будут ждать такие проблемы, такой выговор, такая темная слава! Мало не покажется!

Кто-то медленно приближался к калитке, кряхтя и на что-то сетуя последними бранными словами, от которых уши сворачивались в трубочку, и взлетали вверх бровки старшеклассниц. Когда дверцу, наконец, открыли, девочки чуть не взвизгнули от страха, однако им открыла дверь всего лишь пожилая хмурая женщина, которая, судя по всему, страдала радикулитом. Перевязанная в два или три оренбургских платка, словно неприглядная куколка бабочки, нещадно кашляя от бронхита, бабуля недовольно взглянула на посетительниц, моментально разгадав цель визита. Видимо, эту картину она видела часто. Икнув, она молча указала рукой, приглашая войти. Лена вошла первая, девочки последовали за ней.

Аделине, успокоенной обычным, хоть и больным видом женщины, подумалось вот что: откуда у Лены такая самоуверенность, почему ей не страшны все эти ужасные собаки, готовые вырваться и растерзать их, эти странные дома с огромными заборами, где прячут ворованное золото ужасные цыгане, откуда она знает чего хочет, где берет веру в себя и свою правоту? И почему она, Аделина, не знает чего хочет, кроме того, чтобы сбежать из этого проклятого места? Почему ей всегда страшно и больно, стыдно и неуютно за себя? И даже порой, глядя в зеркало, она не уверена, видит ли именно свое отражение?

Когда они увидели старый дряхлый дом, стало понятно откуда радикулит и бронхит: дом трещал по швам, отовсюду дул жуткий сквозняк, занавески развевались в разные стороны, будто ловя морской бриз, а полы ходили ходуном, словно бегущие по волнам.

Ведьма уселась на продавленный старый диван, видимо, свое коронное место. Напротив стоял круглый столик с павлопосадским платком вместо скатерти, на котором лежали старые, как этот мир, карты: длинные, с откусанными краями, потертые, почти потерявшие цвет и картинки. Леночка сразу же уселась поближе к столу, будто зная, что и как надо делать, и стала постукивать пухлыми белыми пальчиками по столу, формулируя в голове вопрос, пока бедная женщина с большим трудом и болью усаживалась поудобнее, бранясь и чертыхаясь.

И перед началом сеанса уже удобно усевшись на куче подушек, подложенных и под проклятую ноющую спину, и под мягкое место, она сердито спросила:

— Деньги-то принесли?

— Да, — деловито ответила Лена и выложила пятнадцать копеек на цветастый платок. Женщина собрала монеты длинными красивыми пальцами молодых женских рук, никак не сочетавшимися с образом ведьмы или старой колдуньи, а тем более бабули, и убрала быстро в жилет, видавший лучшие виды.

После этого она сухо плюнула себе в руки и, добросовестно растирая, наконец, приступила к раскладу.

Аделина внимательно посмотрела на ведьму, поначалу показавшуюся довольно старой и уродливой, и, несмотря на небольшой житейский опыт, а может быть как раз довольно приличный опыт общения с грубым миром взрослых, подумала, что эта женщина вовсе и не старая. Просто очень больная или уставшая от тяжелой жизни, особенно, учитывая условия проживания и этот сквозняк. При большем рассмотрении Аделине даже несколько жаль стало сгорбленную тетю. Высокая, сухая фигура женщины говорила, что была она в молодости статной и видной.

А лицо ее было настолько необыкновенным, что заслуживало особого внимания.

Крючковатый длинный нос вовсе и не был так ужасен, как показалось девушке в начале, наоборот, его можно было бы назвать орлиным носом, делающим ее лицо по-особенному привлекательным и необычным. Она могла бы сниматься в кино в роли коварной королевы или злой волшебницы из сказок, со смехом заметила про себя Аделина. Если присмотреться, ее нос даже шел этим большим глазам странного чайного цвета, от пронзительности взгляда которых, присутствующих пробирал холод и начинали бегать мурашки по коже. Вообще ее взор, казалось, жил своей отдельной жизнью. Глаза ненадолго задерживались на собеседнике, лишь мимолетно пробегали по лицам гостей, делая свои заметки и выводы, от чего морщился высокий лоб, и сдвигались вскинутые тонкие черные дуги бровей. А затем взгляд падал на карты. И с этого момента начиналось другое действо: карты полностью захватывали внимание глаз, от чего ведьме больше не было необходимости смотреть на живых людей, будто там, на столе, разворачивалось нечто захватывающее, волшебное, так сильно менялось выражение ее лица. И глаза ведьмы наливались особым светом, из чайного превращаясь в оранжевый янтарный. Что она слышала, что читала по старым рваным картонкам — неизвестно было никому. Но моментами она поднимала свой пронизывающий взгляд и уже совсем по-другому смотрела на своих собеседников, будто карты ей поведали их тайные секреты и в самом деле открыли будущее.