Дамский гамбит - Ольга Троицкая

Это как ветрянка душевная. Пройдет с возрастом.

А что у тебя останется? Надо устраивать свою жизнь, пока ты молод, силы не растрачены, а рядом еще есть люди, за которых можно спрятаться, переложить на них часть своих проблем… Почему ты так улыбаешься?

Светлана ничего не ответила. Только приподняла брови. Какой у нее осуждающий, тяжелый взгляд!

— Я забочусь о твоем благе.

— Да не расстраивайся ты так из-за этого института. Я ничего не потеряла оттого, что ушла оттуда. Все это — такая грязь! За экзамены надо платить, за зачеты тоже. Это помимо того, что каждый месяц в деканат вносишь. Знаешь ты, не знаешь — никому не интересно. Препод по истории студенток для отработки на дачу приглашает… Меня, кстати, тоже звал.

— Ах он старый козел!

— Да не то чтобы старый. Некоторым с ним даже понравилось. Но… Однажды я поняла: все это мне не нужно.

— Но почему ты не посоветовалась?

— Я посоветовалась.

«Но не со мной!» — чуть не завопила Полина, однако лишь до боли прикусила губу. Словно расслышав ее немой крик, племянница опять усмехнулась.

— Тебя рядом не было. Как всегда. Ты не беспокойся, я работаю.

— Где?

— У отца, — уклончиво ответила девушка и сделала каменно-непроницаемое лицо. — Я всем довольна. И, пожалуйста, тетя, давай оставим эту тему! Если ты переживаешь из-за денег, что высылала мне на учебу… Я верну их, когда заработаю.

— Да что ты, девочка! Какие деньги! Просто…

Просто все это так неожиданно.

Полина остро чувствовала свою вину перед умершей сестрой из-за того, что упустила племянницу. Позволила той совершить сумасбродный поступок. А как теперь исправить положение дел?

— Я дойду до Веры Гончаровой, — быстро сказала женщина и стремительно вышла из квартиры.

Бывшая одноклассница Полины жила на соседней улице. Приезжая в Старый Бор, женщина обязательно навещала Веру. Однако сейчас Полина не собиралась наносить визит Гончаровой. Она просто-напросто сбегала с поля боя. Тоненькая девочка с гладко зачесанными волосами и холодными осуждающими глазами заставила ее капитулировать. Надо собраться, хорошенько обдумать план и предпринять новую атаку. Работает! У отца! Он, кстати, так и не назвал ей свое последнее место службы. Мямлил что-то невразумительное. На, верное, такая дыра, что и похвастаться стыдно.

Ух! Как она зла на него!

Полина бесцельно кружила по улицам. Присаживалась на скамеечки и снова плелась дальше.

Мысли ее так же бестолково мельтешили, и никак не находились веские аргументы — помощники в новом неизбежном споре с племянницей. В конце концов Полина почувствовала, что бесконечно устала и хочет есть..

Войдя в квартиру, женщина услышала тихие голоса. Быстро прошла в зал. На диване рядом со Светланой сидел высокий костлявый юноша. При появлении Полины он встал. Его глаза смотрели из-за толстых стекол больших очков очень внимательно, неотрывно. «Как под микроскопом изучает», — усмехнулась женщина. Подавив вспыхнувшую неприязнь, протянула:

— О-о-о! У нас гости! Пойдемте чай пить. Я купила медовик. Пахнет изумительно!

— Мы уже пили, — ответил юноша неприятным блеющим голосом. — А вы проходите, угощайтесь.

Полина потеряла дар речи. Распоряжается, как у себя дома! Можно подумать, что гость тут не нескладный юнец, а Полина. Осуждающе качая головой, женщина отправилась на кухню. Быстро поджарила яичницу, заварила чай и с жадностью принялась за еду. Вскоре она поймала себя на том, что чутко прислушивается к вкрадчивому блеющему голосу в соседней комнате. Еда перестала приносить удовольствие. Полина убрала в холодильник нетронутый медовик, торопливо помыла посуду и направилась в зал.

Сиреневые сумерки уже проникли в комнату.

Однако молодые люди сидели, не зажигая света.

Это не понравилось женщине. Хотя у Полины и мысли не возникло, что парень, воспользовавшись полумраком, гладит колено Светланы или мнет ее пальцы в своей некрасивой широкой ладони. Молодые люди сидели на пионерском расстоянии друг от друга. Просто в госте, в его склизком облике, таился какой-то изъян. Полина попыталась и не смогла оформить беспокойное чувство в конкретные слова. Ну просто не такой он, каким должен быть здоровый современный парень, спешащий за «Клинским»!

— Чего в темноте сидите? — Полина зажгла свет и устроилась в кресле. — Надеюсь, не сильно помешаю вашей компании. Давайте знакомиться!

Полина Александровна. Тетя Светы.

— Родион, — кивнул парень. — Мне Света много рассказывала о вас, какая вы энергичная, успешная женщина…

Его вкрадчивый голос лился как ручеек. Вроде говорил парень хорошее, но что-то мешало Полине воспринять добрые слова как комплименты. —Женщина напряглась, пытаясь отыскать в ровной речи остренький выступ. И точно. Тот не замедлил появиться. Полины он, правда, не касался, потому что Родя вернулся к прерванному ее появлением разговору.

— Русский народ отличается редкостным бессердечием. Не то что какие-нибудь добродушные финны или голландцы. Там не пройдут мимо чужого горя. А у нас любимая поговорка — моя хата с краю.

Полина поморщилась.

— Ничем мы не хуже этих варягов. Просто привыкли по-достоевскому каяться на площади, публично. Мне, например, люди часто помогали.

И вы таких не раз встретите.

Впрочем, она не собиралась устраивать дискуссии с этим юным философом. Да и задевать парня при Светлане целью не ставила. Но тот явно стремился поспорить. Блеял, пристально глядя на Полину из-за толстых стекол:

— Сколько у нас женщин, в открытую наплевавших на близких. Счастье, что встречаются люди, которые своими детьми делают чужих по крови.

— Это вы о семейных детских домах, что ли? — лениво поинтересовалась Полина и открыла пачку «LD». — Будете, Родион?

Тот покачал большой головой и укоризненно уставился на сигарету.

— Вот вы сделали Светлане выговор за то, что она бросила институт.

.Полина удивленно посмотрела на племянницу.

Та не спускала глаз с Родиона, вещавшего с видом знающего себе цену мудреца.

— Я не делала ей выговора. Мы просто обсудили ситуацию. Событие-то не рядовое произошло.

Впрочем, это дело семейное, не думаю, что вам интересно.

— Почему же?

— Я всегда считала, что лезть в чужую жизнь, мягко говоря, некрасиво.

— Вот мы и пришли к тому, о чем я говорил вначале. Вот они — черствость и равнодушие!

Глаза Светланы загорелись восхищением, словно очкарик только что не подленько уколол ее тетку, а сказал новое слово в философии, достойное Нобелевской премии.