Песчаный дьявол - Джеймс Роллинс

Шар застыл над железным верблюдом. Осторожно отступив назад, Гарри поднес к губам рацию.

– Господи!

Мерцающий голубым светом шар опустился на верблюда. Сияние, моргнув, погасло, словно огонек догоревшей свечи. Внезапно наступившая темнота на мгновение ослепила Гарри. Он поспешно поднял фонарик. Железный верблюд как ни в чем не бывало покоился внутри стеклянного куба.

– Оно исчезло...

– С тобой все в порядке?

– Да. Черт побери, что это такое было?

В голосе Джонсона прозвучал благоговейный трепет.

– Думаю, треклятая шаровая молния! Я слышал рассказы экипажей боевых самолетов, которым приходилось пролетать через грозовые тучи. Должно быть, ее породила гроза. Но, черт возьми, красотища была знатная!

Что ж, все это закончилось, подумал Гарри, качая головой. Но что бы это ни было, по крайней мере, он будет избавлен от насмешек приятелей-охранников. Гарри опустил фонарик. Однако даже после того, как луч переместился, железный верблюд продолжал светиться в темноте. Сочным рыжевато-бурым светом.

– А это еще что за чертовщина? – пробормотал Гарри, хватая рацию.

Ему в пальцы ударил мощный статический разряд. Выругавшись, Гарри тряхнул рукой. Наконец ему все же удалось взять рацию.

– Тут что-то странное. Мне кажется...

Свечение вокруг железной скульптуры усилилось. Гарри отскочил назад. По поверхности верблюда потекло расплавленное железо, словно на него выплеснулся кислотный дождь. И Гарри не был единственным, кто это заметил.

У него в руке залаяла рация.

– Гарри, живо уходи оттуда!

Гарри не стал спорить. Он стремительно развернулся, но было уже слишком поздно. Стеклянный ящик взорвался. Длинные и тонкие осколки впились Гарри в левый бок. Один острый осколок распорол щеку. Но Гарри не успел ощутить боль от порезов – в тот же миг на него обрушилась волна раскаленного воздуха, опаляя, сжигая весь кислород. Его рот раскрылся в крике, которому так и не суждено было сорваться.

Следующий взрыв сбил Гарри с ног и швырнул через всю анфиладу залов. Однако до решетки долетели и с треском впечатались в ее стальные прутья лишь обугленные кости.

* * *

1 час 53 минуты

Сафия аль-Мааз проснулась, охваченная смертельным ужасом. Со всех сторон доносился вой сирен. На стенах спальни пульсировали красные отсветы проблесковых маячков машин чрезвычайных служб. Страх стиснул Сафию стальными клещами. Она не могла дышать, на лбу высыпали бисеринки холодного пота, пальцы судорожно натянули одеяло под подбородок. С широко раскрытыми глазами Сафия на мгновение застыла между настоящим и прошлым.

Завывание сирен, грохот разрывов вдалеке и совсем рядом, крики раненых, умирающих, ее собственный голос, вливающийся в хор боли и шока...

За окном гудели клаксоны пожарных машин.

– Освободите дорогу! Всем отойти назад!

Кричали по-английски. Не на арабском и не на иврите. Волна низкого гула, прокатившаяся через дом, в котором находилась Сафия, затихла вдали.

Голоса бойцов пожарных расчетов вернули Сафию в настоящее. Она в Лондоне, а не в Тель-Авиве. Из ее груди вырвался долгий сдавленный вздох. На глаза навернулись слезы. Сафия смахнула их дрожащей рукой.

Приступ паники.

Она сделала еще несколько вдохов и выдохов, закуталась в одеяло. Ей по-прежнему нестерпимо хотелось расплакаться. Сафия постаралась убедить себя, что всегда все заканчивается именно этим, но слова не помогали. Закрыв глаза, она попыталась расслабиться, чувствуя, как бешено колотится сердце. Чтобы успокоиться, Сафия еще поделала дыхательные упражнения, которым ее обучил врач: вдох на два счета, выдох – на четыре. С каждым выдохом отпускало напряжение, холодная кожа понемногу начинала теплеть.

Издав тихий звук, похожий одновременно на скрип и писк, на кровать плюхнулось что-то тяжелое. Протянув руку, Сафия нащупала мягкую теплую кошачью спину.

– Иди сюда, Билли, – прошептала она огромному черному персидскому коту.

Ткнувшись в ладонь, Билли потерся мордой о пальцы, затем перебрался на колени Сафии и растекся черной кляксой. Судя по всему, сирены спугнули кота, совершавшего обычный ночной обход квартиры.

Довольное урчание разнеслось по всей комнате. И именно оно, а не дыхательные упражнения помогли Сафии расслабить напряженные мышцы плеч. Она поймала себя на том, как, оказывается, боязливо согнулась ее спина в ожидании удара, который так и не последовал. Выпрямившись, Сафия вытянула затекшую шею.

Сирены продолжали завывать в соседнем квартале. Надо встать, выяснить, что происходит. Сделать все, что угодно, лишь бы не сидеть без движения. Паника преобразовалась в беспокойное возбуждение, которому надо было дать выход.

Сафия передвинула ноги, осторожно скидывая Билли на одеяло. Урчание на мгновение прервалось, затем возобновилось вновь, как только коту стало ясно, что его не прогоняют. Билли родился на улицах Лондона, в беспощадных трущобных переулках. Сафия обнаружила котенка – дикий комок шерсти и злобы – на пороге своей квартиры, окровавленного, со сломанной лапой, перепачканного машинным маслом, после того, как он побывал под колесами автомобиля. Она попыталась помочь котенку, но тот больно укусил ее за большой палец. Знакомые посоветовали Сафии отнести несчастного в питомник для бездомных животных, однако та знала, что это заведение ничуть не лучше приюта для сирот. Поэтому она завернула найденыша в льняную наволочку и отвезла в ближайшую ветеринарную лечебницу.

Было бы так легко в тот вечер просто перешагнуть через котенка, но и самой Сафии однажды тоже пришлось быть покинутой и одинокой. Ее в свое время тоже взял к себе один человек. И, подобно Билли, она тоже "одомашнилась". Но они оба так и не стали полностью ручными, сохранив любовь к диким местам и странствиям.

И все это одним ясным весенним днем завершилось страшным взрывом.

Во всем виновата я... В ушах Сафии снова зазвучали крики и вой сирен, смешиваясь с теми, что доносились с улицы.

Учащенно дыша, Сафия протянула руку к стоящей у изголовья кровати лампе – изящной вещичке от "Тиффани", со стрекозами из матового стекла. Она несколько раз щелкнула выключателем, но лампа не загоралась. Значит, электричества нет. Вероятно, гроза повредила линию электропередачи. Этим, очевидно, и вызвана суета на улице. Дай-то бог, чтобы объяснение было таким простым.

Сафия встала с кровати. Босиком, но в теплой фланелевой ночной рубашке до колен она подошла к окну, отодвинула шторы и выглянула на улицу. Ее квартира находилась на четвертом этаже.

Обычно тихая и пристойная улица с чугунными фонарными столбами и широкими тротуарами превратилась в место сюрреалистического столпотворения. Вся проезжая часть была сплошь заставлена пожарными и полицейскими автомобилями. Свирепый ливень утих до обычной лондонской мороси. Фонари не горели, и улица озарялась лишь мигалками на крышах машин аварийных служб. Однако в конце квартала сквозь дым и мрак пробивалось мерцающее багровое зарево.