Три с половиной любви - Мила Серебрякова

– Да! Да! Да! – завопила Зинаида. – Девочки, у меня сногсшибательная новость! Вернее, целых две. Первая касается опять-таки Алевтины, а вот вторая – это взрыв бомбы! Фурор! Сенсация!

Ката хихикнула:

– Ну, про Алевтину нам на сегодня новостей достаточно, а вторая новость такая же нелепая?

– Напрасно смеешься, Катка, когда узнаешь, у тебя волосы на спине встанут дыбом.

– Слава богу, у меня нет волос на спине.

– Узнаешь новость, вырастут.

– Ладно, Зина, не тяни, говори. – Свекровь жаждала сведений.

Копейкина приготовилась услышать очередную раздутую сплетню, но Махова повела себя в несвойственной ей манере. Зинаида Андреевна отхлебнула из чашки горячий чай и загадочнопогрозила присутствующим пальцем:

– Всему свое время.

– Зина, что это значит, ты собираешься говорить или нет?

– Нет, – пролепетала сплетница.

– Как?

– Ничего себе, – Катка не верила своим ушам.

– Терпение, девочки мои, терпение.

– Зинок, не выводи меня из себя. К чему такая таинственность? – вопросила Розалия.

– Понимаешь, Розочка, то, о чем я узнала, очень серьезно, и, прежде чем предать новость гласности, я должна кое-что выяснить. Проверить. Разузнать.

– Ерунда!

– Не злись.

– Зачем тогда ты пришла, неужели специально, чтобы нас заинтриговать?

– Мне необходимо было с кем-нибудь поделиться.

– Но ты ничего не сказала!

– Потерпи.

Розалия надула губы, ей явно не нравилась Махова-партизанка.

– Неужели это касается Костика Уварова? – допытывалась Розалия. – Он наркоман?

– Что ты, нет, конечно, Костик здесь ни при чем.

– Тогда кто?

– Не настаивай.

– Зина!

– Розик, не проси, обещаю, первой, к кому я примчусь, закончив расследование, будешь ты.

– Я не выдержу.

– Выдержишь, дорогая, поверь, ради такой сенсации стоит потерпеть.

Минут через пятнадцать Махова встала.

– А!.. Я же не рассказала про Альку. – И тут черная папка, прижимаемая Зинаидой Андреевной к груди, упала. Несколько фотографий вперемешку с чистыми тетрадными листами оказались на полу.

– Господи, сегодня у меня все из рук валится. Кат, не суетись, я сама подниму, – встрепенулась Зинаида.

Катка нагнулась, подняла фотографии, заметив, как лицо Зинаиды Андреевны заливается краской. Пожалуй, впервые Ката видела Махову смущенной.

Схватив снимки, пенсионерка заверещала:

– Мне пора бежать, дел невпроворот. До скорого.

Когда она ушла, Катарина повела плечом:

– Уверена на сто десять процентов – никакая это не сенсация, Зинаида Андреевна вочередной раз подогревает к себе интерес.

– Я ее прекрасно знаю, у Зинки секреты не задерживаются, как вода в решете, она никогда не может вытерпеть.

– Сегодня смогла.

– Это меня и бесит.

– Успокойтесь, пройдет пара дней, и мы все узнаем.

– Что там валяется у дивана?

– Где?

– Раскрой глаза.

Ката обернулась.

– Зинаида Андреевна фотографию забыла.

– Ну-ка, ну-ка, дай посмотреть.

Копейкина протянула свекрови снимок.

– Какая-то баба с мужиком. Мне не нравятся их взгляды. Сожги фотку в камине.

– Здрасте приехали, нужно будет вернуть снимок Маховой.

Розалия махнула рукой и прошествовала в столовую. Зинка Махова здорово подпортила ейнастроение. Расхотелось даже идти к Нинели Викторовне играть в карты.

Сев на подлокотник кресла, Катка с интересом разглядывала снимок. Средних лет мужчина и женщина, скорее всего семейная пара, были запечатлены в обнимку в парке на фоне фонтана.

Пожав плечами, Ката положила фото на полку камина, пребывая в твердой уверенности, что уже завтра утром она окажется у владелицы.

//-- * * * --//

От Копейкиных Зинаида Андреевна едва ли не вприпрыжку помчалась в очередной пункт назначения – поделиться новостью о таинственной, пока засекреченной ею же самой сплетне. Она находилась на таком пике нервного возбуждения, что была готова кричать и плакать одновременно. Никогда прежде она не ощущала себя столь счастливой. Полученнаяинформация туманила разум, Махова предвкушала вселенский скандал со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Заметив вышагивающего навстречу Генку Самойлова, Зинаида помахала ему рукой. Кивнув, Геннадий бросил на землю окурок, обнажив в улыбке пожелтевшие зубы. Самойлов, какобычно, был навеселе. Впрочем, особенно удивляться нечему: те редкие денечки, когда Генка пребывал в трезвом состоянии, можно было пересчитать на пальцах одной руки.

А ведь бывали времена, когда Геннадий с отвращением смотрел на алкогольные напитки и позволял себе пропустить рюмочку-другую лишь по большим праздникам. Но жизнь – штука коварная, она способна любого в одночасье изменить до неузнаваемости. Изменила она и Самойлова.

Геннадий проживал в небольшой деревушке, раскинувшейся в пяти минутах ходьбы от коттеджного поселка.

Несмотря на пагубную привычку вечно находиться под мухой, мужика в округе ценили – в первую очередь благодаря его поистине золотым рукам. Самойлов мог починить абсолютно все, начиная от неисправного утюга и кончая сломанной газонокосилкой. Как только уобитателей поселка выходил из строя какой-нибудь агрегат, устранить неполадку просили Самойлова. Тот никогда никому не отказывал, при условии что на момент просьбы был всостоянии внятно говорить и двигаться. Расплачивались с ним в основном деньгами, но нередко за оказанные услуги давали спиртные напитки, кои он принимал с благодарностью.

В деревне Генка поселился много лет назад вместе с супругой Светланой и двумя сыновьями. Имея высшее медицинское образование, Самойлов работал врачом в местной больнице. Профессию медика он боготворил и являлся, что называется, врачом от бога. Когда младшему сыну Андрею исполнилось десять, мальчуган с друзьями отправился на речку поплавать. Во время купания у паренька свело ногу судорогой. Домой он не вернулся.

За одну ночь Геннадий постарел лет на десять, а Светлана, борясь с многочисленными депрессиями, чередующимися с приступами истерики, пристрастилась к спиртному. Смерть Андрея поселила в душе Самойлова страх потерять старшего сына Илью. Геннадий стал опекать тринадцатилетнего Илюшу с маниакальной одержимостью. По окончании школы сын поступил в военное училище. Генка с женой, превратившейся к тому времени в законченную алкоголичку, не могли нарадоваться на успехи единственного чада.