Саракш: Кольцо ненависти - Владимир Контровский

— Вам нужна помощь? — спокойно осведомился Вепрь. — Время у нас еще есть — мы не начнем активных действий, пока солдаты не утратят боеспособность, нас слишком мало. Арифметика — наука точная: десять стволов больше одного. А в нашем с вами случае — ваша группа плюс моя в сумме будут сильнее, чем любая из них поодиночке.

Максим не стал вдаваться в подробности прикладной математики — он молча кивнул.

* * *

Черный дым над комплексом института они заметили издалека, а вскоре услышали и треск частой пальбы, прерываемый тяжелыми вздохами взрывов. У стен Департамента (и за ними) шел настоящий бой, не хватало только дальнобойной артиллерии и танков высокой радиационной защиты. Максим передал управление машиной одному из «молодогвардейцев» Странника, а сам перелез в орудийную башенку и приник к визиру прицела спаренной автоматической пушки, ощущая нарастающую бойцовскую злость. И откуда это у меня, подумал он, память воинственных предков? Что по этому поводу говорит наука? Но вскоре ему стало не до отвлеченных рассуждений о природе генной памяти — по броне защелкали первые пули. Перед машиной встала стена ревущего пламени, транспортер дернулся и взвыл ушибленной собакой. Термический заряд, промелькнуло в сознании Мака, вот ведь пакость какая…

Массивные ворота Департамента были выбиты — похоже, направленным взрывом, — у догоравших остатков проходной, на ступеньках, лежал лицом вниз один из защитников, так и не выпустивший из рук автомат; рядом валялись двое в черных комбинезонах легионеров. Такие же черные тела виднелись вдоль всего основания стены, оказавшегося в поле зрения, — непрошеным гостям действительно оказали очень теплый прием.

Максим не знал, что Умник не смог бросить на Департамент всю охранную бригаду — личного авторитета господина бригадира Чачу хватило только на то, чтобы снять две роты с патрулирования улиц и послать их на штурм института. Остальные ротмистры продолжали выполнять никем не отмененный приказ командования, к тому же господам офицерам очень не хотелось связываться со Странником — с личностью загадочной, таинственной и даже, как поговаривали, всемогущей. Возможно, Чачу удалось бы их убедить, но на это требовалось время, которого у господина государственного прокурора уже не было. А двух рот Легиона и личных охранников Умника, как выяснилось уже в ходе атаки, оказалось недостаточно для осуществления авантюрного замысла загнанного в угол Прокурора.

Ничего этого Максим Каммерер не знал, зато он знал, что идет бой, в котором гибнут его товарищи и единомышленники, и что под угрозой дело, ради которого пролито столько крови и ради которого он, Максим, взорвал проклятье страны — Центр. И еще он знал, что в институте — Рада.

Прорваться во двор Департамента специальных исследований на броне не получилось — проем ворот загораживал сгоревший транспортер с едва различимым знаком Департамента юстиции на облизанном огнем борту. Тяжелая машина наполовину утонула в растопленном асфальте, как в трясине, и чем ее так приласкали, Мак не знал — похоже, его знания о саракшианской военной технике были далеко не полными.

Не дожидаясь команды и не спрашивая разрешения Максима, Вепрь с удивительной для однорукого ловкостью выскочил из заднего люка; за ним последовали его люди. И Мак понимал этих людей: они столько лет ждали возможности встретиться с врагами лицом к лицу, на равных, с оружием в руках, а не сидя на скамье подсудимых и не корчась от боли под лучевыми ударами, и теперь наконец-то получили такую возможность. Легионеров вне стен Департамента видно не было, но внутри каменной ограды стреляли, стреляли часто и безостановочно, и Максим махнул своим — вперед.

Бой уже затухал — Странник не ошибся, сказав Маку «думаю, мы с ними справимся». Яростные рукопашные схватки еще вспыхивали тут и там — в проходах между корпусами, на аллеях парка, у гаражей, — однако итог был уже ясен: легионеры проигрывали. Мак старался держать в фокусе всю картину боя, стараясь определить, где его появление будет нужнее всего, и мимоходом отметил, что «молодая гвардия» Странника не уступает по своей боевой подготовке — как стрелковой, так и рукопашной — лучшим солдатам Легиона. Сикорски знал что делал: отобранные им юноши и девушки не только были освобождены от отупляющего пресса государственной пропаганды, но и развивались физически — примерно по тем же комплексным методикам, что и молодежь Земли. Рудольф не планировал решить дело одним ударом — он готовился, и готовился очень тщательно. И его «молодогвардейцам» помощь в бою не требовалась — они справлялись сами.

Максим бежал-скользил между деревьями, направляясь к главному корпусу института. Его вело туда труднообъяснимое чутье — спроси его кто-нибудь в этот момент, почему он бежит именно туда, он не смог бы ответить. По стволам изредка щелкали пули, но Максим о них не думал — он бежал, потому что знал: ему непременно нужно быть в холле главного корпуса, и чем скорее, тем лучше. И когда он добежал и влетел в холл, то столкнулся там нос к носу с темнолицым коренастым офицером с пистолетом в руке.

Они узнали друг друга мгновенно. В следующую секунду господин бригадир с очень похвальной быстротой выстрелил, но время уже замедлилось. Пуля ушла в потолок, расколов плафон, осыпавшийся вниз стеклянным дождем, а пистолет господина бригадира волчком завертелся на полу, по замысловатой траектории направляясь в дальний угол холла.

— Массаракш, — хрипло каркнул Чачу. — Проклятый выродок… Жаль, что тогда мне не хватило патрона…

Он болезненно морщился, прижимая к груди правую руку, вывихнутую Маком, он был уже не опасен и даже, как показалось Маку, жалок; и ненависть Мака уходила водой в песок, и тут вдруг в левой руке господина бригадира появилась граната.

Но господин бригадир не успел отщелкнуть кольцо — Максим выстрелил раньше.

А потом все кончилось. В холле появились люди, они уносили раненых и собирали оружие, и убитых они уносили тоже, и своих, и чужих, а Максим словно бы отключился: он наблюдал за собой со стороны и недоумевал, почему это Мак Сим стоит столбом, когда все вокруг заняты делом.

Из оцепенения его вывел Странник. Он появился непонятно откуда — вынырнул как из-под земли — и довольно ощутимо ткнул Максима в бок.

— Психика у вас, молодой человек, конечно, здоровая, однако запас ее прочности не безграничен. Я приказываю вам отдохнуть — немедленно. Вас проводят.

С этим словами он качнул своим лысым черепом в сторону лестницы, ведущей на второй этаж; Максим машинально проследил направление его взгляда, и…

На лестничной площадке стояла Рада — тоненькая, легкая, в темном платье, — стояла, прижав к груди руки и упершись кулачками в подбородок. Она стояла и смотрела на Мака, и в серых глазах ее тонула в слезах робкая улыбка.

Максим покачнулся и пошел к ней. Мир свернулся в кокон, и в коконе этом не было больше ни крови на полу, ни копоти на потолке, ни пулевых выбоин на стенах, ни стонущих раненых, ни мертвых тел, ни оружия, еще вонявшего смертью. И не было ни столицы страны еще не добитых Неизвестных Отцов, ни даже полумертвой планеты Саракаш — была только Рада и ее серые глаза, смеющиеся и плачущие одновременно…