Средь звёзд и миров - Ричард Мак Борн

звёзды. Там в вышине плыли быстрые растянутые тёмно – сизые покрывала закрывая светящуюся мозаику далёких сфер. Мелкий невесомый пух начинал всё сильнее сыпать с неба и обжигающими холодными крупинками ложиться на его лицо.

Он…

Он вспоминал себя и… её.

Со временем Земля стала пугать бередя его память, возвращая вновь и вновь всё то, что когда- то взяла с лихвой. Ведь там, в индивидуальном рейде, где- нибудь в секторе Крайних звёзд, осматривая и картографируя затерянную планетку, он погружался в свою истинную свободу, в своё одиночество. Именно там он чувствовал себя, как когда- то в своём истаявшем детстве – единственным и полновластным хозяином огромного мира. Каждый его шаг был девственен, вся планета приветствовала человечество в его лице. И никого вокруг… А она вспоминалась лишь тут, на поверхности, среди ограниченности неба и пространства.

Это был её мир. Она была молодым специалистом по биологии морских млекопитающих, занималась ихтиологией и до безумия любила море. Покидать Землю в ближайших перспективах не входило в её планы. Вспоминая начало их сентиментального романа он отчасти поражался тому, что же могло связать двоих настолько разных людей. Ведь для него даже минимальная отдалённость берега или колебания под ногами водной бездны вызывал настоящую панику. А её это только забавляло и подталкивало к некоему наставничеству, определённому покровительству, сродни материнской помощи. Попытки обучаться плавать, частые занятия акванавтикой, не единожды погружения на исследовательские комплексы и хождения под парусом развлекали его, но совершенно не избавляли от назойливого страха воды. Её частый смех и совершенно юные глуповатые шутки умиляли, а сменяющие их грусть и уныние объяснялись простой усталостью.

Они много и интересно проводили время вдвоём, всё чаще стараясь быть наедине с друг другом. Время, казалось, исчезало вовсе и переставая властвовать над ними, когда они были вместе. Хотя именно его всегда так и не хватало. Он проводил с ней на Земле все свои резервные недели, отпущенные ему, как новобранцу администрацией Десантного корпуса, прилетая на пока ещё малорентабельных ТПК – ССД (сверх скоростной транспозитационный корабль). Эти первенцы гиперпространственных просторов довольно уверенно бороздившие Экстерр всей Системы, уже полноценно освоившись с большей половиной промежуточного пути к Альфе Центавра.

«Вот только получалось у нас как- то всё всплесками, спонтанно, слишком быстро затухая, приедаясь и превращаясь в скуку», – сожалел он. Первые впечатления приугасли, она перестал радоваться его прилётам привыкнув к их размеренной периодичности. И последний год его учебной практики в Корпусе базировавшемся на Хароне оказался последним годом и любовной идиллии с ней. Далее становилась необходимость отправляться в разведывательные рейды комплексных экспедиций в дальние сектора Галактики на новых и перспективных гиперсветовиках.

Она просто… не захотела становиться для него пунктом, предметом выбора между чувством и долгом. Земля и собственная судьба уже без него ей была важнее того, что он все три года ощущал к ней.

Какая непонятная странность вдруг открылась ему, что человечество перешагнув уже более полувековую данность в освоении глубоких просторов космоса всё ещё не желало отказываться от так называемого Стандарта времени. Жизнь вне Земли продолжала до сих пор привязывать новые поколения соляриев рождавшихся уже даже вне Солнечной системы мерить старыми и отживающими своё мерками. А те кто работал в Пространстве и вовсе начинали теряться в исчислении собственной жизни, преодолевая множество световых лет за весьма короткие сроки. Иногда даже хватало всего одной декады, чтоб покинув родную планету и вернуться через несколько земных месяцев назад к своим близким без всяких парадоксов.

Он улетел к новооткрытой планете лелея слабую надежду, что любовь между ними сможет сохранится, пусть и теперь уже небольшим, но всё ещё таким тёплым и уютным огоньком. И после его возвращения они встретятся как прежде, радуясь, крепко обнимаясь и прижимаясь к друг дружке так сильно, что можешь ощущать стук её сердечка. Но где- то там, наверху, далее самой далёкой звезды, силы управляющие судьбами человеческими решили всё по- иному…

Яркие карие глаза, улыбка мягких губ, тонкие брови и запах её волос потом ещё часто надоедал в его снах. И этот образ ушедшей юности долго преследовал слишком медленно источаясь в памяти. Особенно во время подлёта к планете со странным женским именем. Глупая, как на его взгляд, привычка называть чужой мир мифологическими именами земных богинь. Красоты в этом совершенно не было, скорее в подобном преобладал пафос и особый прагматичный цинизм. Что- то кощунственное слышалось ему в этих названиях, нагло навязанное земной администрацией Высшего Совета совершенно иной биосфере с учётом ограниченных субъективных взглядов и исходя из сырьевых потребностей земного социума.

Рутинные недели нахождения на орбите и редкие десантные операции и без того утомляли его, полностью погрузившегося в сентиментальные переживания. Он обвинял себя во всём: в том, что не столь сильно любил её, в том, что не был внимателен и особо податлив, в том, что был беспечен и поверхностен в отношении между ними, да и ещё бог его знает каких вещах. И только лишь более менее пришёл в себя, когда корабль взял обратный курс на Систему.

… Их поднял из гибернации по тревоге, в спешном порядке выводя из искусственного сна. Было совсем непонятно зачем понадобилось будить представителей десантного Корпуса специфика работы которых сводилось к операциям по разведке определённых локальных участков на поверхности планет и мониторинг малоизведанных объектов, от астероидов до циклопических искусственных баз. Но что случилось в данный момент никто из них толком ответить не мог, лишь строили вычурные предположения для хохмы и бравад.

Корабль пересекающий курс гиперсветовика оказался земным тихоходом первых Звёздных экспедиций. Со своей субсветовой скоростью он забрался в такие дали, в которых по расчётам спецов из навигационного мостика гиперсветовика, он никак не мог бы проникнуть и за несколько сот лет, а тут…

Старфлай представлял собой многокилометровую стреловидную сигару с дополнительными обвесами топливных баков, двигательных соленойдов и энергетических преобразователей. На конце носовой части идеально ровно по вектору кильваторной оси корпуса словно парус возвеличивался шестигранный ледяной щит корпускулярной защиты радиусом не менее полсотни километров. Скорость корабля составляла в половину световой, но по непонятной иронии он слишком явно напоминал неуправляемый камень запущенный невиданной катапультой в бездну пространства совершенно неясно куда. Ведь подобные экспедиции не отличались особо расчётливой целесообразностью, а лишь нацеленностью на достижение цели находящейся в перспективе. Во многих первых Звёздных преобладал лишь один единственный фактор – это случайность. Отчётливое понимание того, что ты уже никогда не вернёшься и вряд ли сможешь достичь конечной цели превращали подобные экспедиции в отчаянный