Чужой ребенок - Маша Трауб

Даня не шел.

– Ну подожди, я тебе дома такое устрою!..

– Я не пойду домой, – крикнул он.

– Придешь, никуда не денешься. Иди сюда…

– Ты меня не поймаешь! – крикнул с надрывом Даня.

Лариса его догнала. Было нечестно – Даня зацепился ботинком и упал. Она била сына с остервенением. Он лежал и пытался укрыться ладошками. А потом вдруг развернулся и ударил ее ногой в живот. В тот момент Лариса подумала, что сейчас забьет его до смерти. Так отлупит, чтобы вообще забыл, как его зовут.

– Женщина, что ж вы делаете? – услышала она голос.

К ней шла бабушка с внуком.

– Разве ж так можно? Нашла с кем связываться. Дите же. Вон он уже дрожит от страха. Сорваться больше не на кого? – говорила бабушка.

– Не ваше дело. Не вмешивайтесь. Я мать, – сказала Лариса, но появление этой бабушки вернуло ее к действительности. – Вставай и пойдем, – велела она Дане. Тот поднялся и поплелся следом.

Дома они не разговаривали. Лариса ждала, что он подойдет. А Даня занимался своими делами, как будто вообще ничего не случилось.

– Ты хоть понимаешь, что натворил? – зашла к нему в комнату Лариса.

Данька закрыл уши руками. Он всегда так делал, когда она начинала кричать. Затыкал уши. Лариса знала, что он все равно ее слышит, но этот жест ее раздражал до такой степени, что хотелось… Кончалось тем, что она подходила, хватала сына за руки и кричала:

– Не смей затыкать уши, когда я с тобой разговариваю! Не смей! Понял?

Данька вырывал руки и пытался заткнуть уши снова. А в последнее время вообще взял моду – ложился в кровать, укрывался с головой и тихонько плакал.

– Вставай! – кричала Лариса, которую трясло уже от одного вида сына. Она срывала одеяло и пыталась его поднять. Данька хватался за пододеяльник, простыню, чтобы укрыться с головой.

Она буквально отволокла его на следующую тренировку. Но признаваться было некому – Тане наложили швы, и она не ходила в бассейн. Старый тренер уволился, пришла новенькая девочка, которая явно боялась детей и не знала, что с ними делать.

Ритуля на горке, Таня в бассейне…

Лариса с самого начала знала, что будет непросто. Наследственность. Но ни один врач не сказал бы Ларисе, когда именно и в чем эта наследственность скажется. Можно только корректировать.

Сын рос. Лариса его корректировала. Под себя. Но Даня был другой, совсем другой.

– Детишек, их видно, – говорила Дашка, глядя на дочку. – Уже в пять лет видно, какие они будут.

– Это точно, – соглашалась Лариса. Ритулю уж точно видно. Будет копия Даша. Такая же туповатая и добрая. Со своим маленьким мирком и маленькими проблемками.

А Данька… Лариса никогда не умела считать, гуманитарий, а у сына – явные математические способности, хотя и на технаря не тянет. Она любила играть в слова, придумывать рифмы. Но Даня заходился в крике, когда она сажала его за занятия по русскому – гласные, согласные, твердые, мягкие, ударные, безударные. По десять раз одно и то же, как горох об стену. Позже Лариса заметила, что сын «выключается». Сидит, кивает, но не слышит. Лариса объясняла, как могла. Даня отвечал наугад. Лариса злилась и кричала:

– Ты гадаешь, а не думаешь. Думай, а потом говори.

Однажды она не выдержала.

– Господи, почему ты такой тупой? – сказала она и хлопнула книгой.

– Я не тупой! Не говори так. Не тупой, – закричал он в истерике, – уходи, уходи отсюда!

Лариса вышла из его комнаты, оторопев от неожиданной вспышки гнева сына. Так она поняла, что он тщеславен. Но не амбициозен. Хочет, чтобы его хвалили, но так, чтобы палец о палец не ударить. Получается – хорошо, не получается – хрен бы с ним. Получалось с математикой. Он легко считал в уме, прибавлял, отнимал. Но если в слова Лариса могла и поиграть, и сочинить стишок, то с цифрами не знала, что делать. Ну, примеры написать. А его надо было увлечь. Увлечь она не могла, потому что не знала как, да и не хотела. И интерес к математике у сына угас.

Лариса прилично рисовала – всем, что под руку попадется. Краски, карандаши, мелки… А Данька рисовал из-под палки, хуже Ритули. Корявые птички, перекошенные деревья.

Даня с Ритулей рисовали «у кого лучше». Судьей выступала Даша.

– Ритуля – умничка, – восхищалась Даша, – Данюсик – настоящий художник.

– Ужас какой! – выносила вердикт Лариса.

– У кого лучше? – спрашивал Даня.

– У тебя, конечно, – говорила Даша.

– Зачем ты ему врешь? – не сдерживалась Лариса.

– Надо хвалить, а то отобьешь все желание. Я в журнале прочитала, – отвечала серьезно Даша.

– Надо указывать на ошибки. И если плохо, говорить, что плохо.

– Я так не могу, мне правда нравится, как детки рисуют. Смешно же. Данюсик старался…

Лариса решила, что попробует делать так, как Даша. Но смотрела на художества сына и непроизвольно морщилась. Даня это чувствовал.

Однажды она нашла его рисунки. Видимо, он рисовал, когда она не видела. Рисунки были спрятаны в книгу. Лариса испугалась, хотя скептически относилась к психологическому утверждению, что по картинке можно сказать, что у ребенка на душе.

Внизу листа две маленькие фигурки – одна побольше, другая поменьше. Мама и ребенок. И та, которая поменьше, перечеркнута черным фломастером. А в той, которая побольше, прямо на лице – дыра. Получалось, что себя он вычеркнул из жизни, а Ларису проткнул.

Был и другой рисунок – стол, на котором стоят две чашки. Но ни стульев, ни людей нет.

Лариса отвела его в детскую студию в местном Доме культуры. Даня хорошо себя вел, слушал, рисовал. Но под конец разбрызгал грязную воду из стакана на рисунок другого мальчика. Мальчик, готовивший «подарок» для мамы в течение нескольких занятий, горько расплакался. Картина была испорчена. Даня сказал учительнице, что случайно опрокинул стаканчик. И даже извинился перед мальчиком. Но Лариса, которой рассказали о ЧП, не верила в такие случайности.

Дома он закрылся в комнате. Сказал, что будет рисовать. Лариса не заходила – боялась спугнуть. Сидела на кухне и надеялась, что Даню «пробило». Она купила ему краски – акварельные, гуашь – в красивых коробках, банках. Разные кисточки – толстые, тоненькие. Рассказывала, из чего делают кисточки – из белки, куницы… Данька слушал, как ей показалось, с интересом. Только потом она поняла, что ему было страшно – вот эта кисточка когда-то была живой белкой.

Данька открыл дверь в комнату.

– Можно посмотреть? – спросила она.

– Можно, – ответил он.

На полу лежали открытые краски. Он их все перемешал. Испортил. Брал кисточку, макал в желтый цвет и сразу же в черный, из черного – в красный. Он очень тщательно уродовал цвета. Во всех баночках был грязный серый мутный цвет. Кисточки тоже не пожалел. Срезал ножницами и сломал.