Лелек и Болек в Испании - Эдуард Павлович Петрушко

в телегу. Последовательность отсутствовала – от егермейстера до пива. Вино бралось ящиками. Николай пошел за второй тележкой, которая тут же наполнилась звенящими разноцветными бутылками.

От количества сыров разбегались глаза, колбасы лежали, как маленькие бревнышки на большом лесоповале, рыбный отдел похож на рыбный рынок. Набив под края тележки, побрели к кассе. На концовке Лесик умудрился схватить ляжку хамона, невзирая на возражения Николая о том, что ее трудно резать. Сафрон, невозмутимый как памятник Карлу Марксу, неся ногу, отвечал:

– Ну собачек тогда покормим или соседей угостим.

Кассир, увидев паровоз из продуктов и алкоголя, громко вздохнула и почему-то сразу спросила:

– Рашен? – и аккуратно, будто стесняясь, поправила очки.

– Рашен-рашен, счеты доставай! – ответил наглый Лесик, неся ляжку хамона на плече, мы же с Николаем разгружали на ленту две телеги.

Считались мы минут 10. Я, глядя на непомерно длинные ногти кассирши, окрашенные в цвет зеленки, не понимаю, как она вообще попадает по кнопкам. В оконцовке цифра вылетела такая, что можно было бы вдвоем отдохнуть в Турции в приличном отеле, где все включено. После того как мы отошли, кассирши начали между собой громко, как сороки, переговариваться, явно обсуждая нас и нашу промышленную закупку.

– Зато в магазин ездить не надо! – успокаивал Лесик, рассматривая большущего осьминога в пакете. – Страшный какой, поехали его съедим, – дыша промилле, предложил земляк.

С трудом нашли дом, зимой все как-то поменялось, все стало похожим, да и коньяк не способствовал ориентированию на местности. За предложенные дополнительно 10 евро Николай заносил в дом продукты и расставлял их по углам и холодильнику.

Дико орала сигнализация. Коньячный туман не позволял ввести правильно год рождения моей мамы. Год рождения помнил, цифры видел, а снять сигнализацию не мог. Для справки – сирена орала у нас три дня…

Бросив чемодан на входе, который там и лежал около недели, достал первую попавшуюся бутылку и плюхнулся на диван. Было холодно. Постоянного отопления у испанцев нет, ровно так же, как газа и нефти. Электричество дорогое, поэтому согреваются испанцы зимой от случая к случаю. И полы у них постоянно ледяные, ходишь, как пингвин в Арктике.

Включить кондиционеры было практически не возможно – система «Умный дом» предполагала как минимум трезвого человека, который мог бы на вынесенном дисплее включить кондиционер, причем в нужной комнате, выставить температуру и режим. Весь этот процесс происходил на английском, а мы уже русский забывали. Поэтому согревались традиционным способом.

Николай разбирался с кондиционером, мы же, не раздеваясь, хлебали шампанское из чайных кружек, как говорится, за приезд. Шампанское накладывалось на принятую ранее смертельную дозу Хеннесси и давало шаловливый эффект мертвой бабочки.

Темнота опустилась, как занавес, быстро, как будто солнце закатали вручную. Николай, включив кондиционер, но, не победив сигнализацию, сел с нами пить кофе. Сигнализация время от времени бодрила нас, срабатывая на движение.

– Может, по девкам? – ни к кому не обращаясь, спросил Сафрон и бросил бычок в открытую бутылку вина.

– Знаю я тут пару местечек – очень солидно и товар отменный! – отреагировал прибалт.

– Пробовал? – подключаюсь к незамысловатому диалогу я.

– Нет, туристы рассказывали, дорого мне 100 евро в час. Я по любви…

– И чего прям все официально? – начал углубляться в тему Сафрон, – ни ментов, ни бандитов – все по закону?

– Да, плати деньги и спокойно наслаждайся, хочешь один раз, а хочешь – всю ночь, насколько денег и здоровья хватит. Я тут одних питерских под публичным домом всю ночь прождал. До утра прогуляли все, что привезли на две недели, – ответил прибалт.

– Че ничего не пиз… не воруют девчонки? По карманам уставших людей не шарят? – изучал обстановку неугомонный Сафрон.

– Ни в коем случае, за это наказывают и могут посадить – официальная работа у девчонок. Как учитель или продавщица, только направление нижнее, – философствовал Николай, как будто подстрекая.

Сафрон, не раз попадавший в неприятные истории с мотыльками, успокоенный официальностью дома терпимости, резко встал, слегка качнулся и заявил:

– Погнали, чего тухнуть! Надо на чужбине отметиться, тем более условия тепличные, как у любовницы побывать.

Я практически не мяукал и пробовал разные сорта пива. Живот у меня разбух, как у дохлого бегемота, в глазах плескался алкоголь, в ногах – вата.

– Сказано – сделано, налито – выпито, пошли проветримся. Заводи, Николя, свой чермет! – уже не фамильярничая с водителем, командовал разошедшийся вовсю Сафрон.

Поехали. Фонари мелькали и создавали эффект вертолета. Зрение не фокусировалось, алкоголь парализовал весь организм, и, казалось, глумился над его беззащитностью и слабостью. Неожиданно возле дороги появилось святящееся здание, как НЛО в поле. Подъехали, клиентов немного – одна наша машина – не сезон.

– Пошли! – сказал выпавший из машины Лесик. Его огромное расплывчатое лицо заглядывало в открытое окно автомобиля и было похоже на физиономию маленького Шрека. Оно слегка пугало, и я отвернулся от окна.

Мне было настолько хорошо, что у меня перестали двигаться ноги, и я лишь смог прошептать Сафрону:

– Я посижу, иди! – и провалился во мрак… Проснулся от того, что накопившаяся жидкость начала выходить из моего перегруженного организма. Причем не с того места, неконтролируемо и быстро.

– Ай-ай-ай, – запищал Николай и выскочил из машины, открыл мне дверцу, – ты хоть на улицу.

Мне было дико стыдно, но я не мог шевелиться, мой организм находился в состоянии алкогольной стагнации, хотя мозгами кое-что понимал. Допустим то, что я «намусорил» в чужой машине, сильно намусорил кислым двухлитровым объемом браги.

Вытираясь предложенным Николаем полотенцем, я вспоминал, когда я напивался до состояния рвоты. Стало немного легче. Вдруг из темноты появился угрюмый Сафрон.

– Что не получилось? Не вылетел мертвый птенец из гнезда? – промурчал я, быстро сориентировавшись в ситуации, несмотря на полный раздрай в организме и голове.

– Не сложилось – пьяный, сотку жалко! – и, тут же садясь в машину, закричал, – ты что, Палыч, отрыгался? Эту фразу я запомнил на всю жизнь. Над ней мы позже не раз дико смеялись, вспоминая Испанию.

– Ну стало человеку плохо, бывает, – ответил видевший виды, ставший уже почти нашим другом Николай. Поспит завтра, как огурчик будет – морской воздух.

Говорить получалось плохо, но думать еще как-то я мог, представляя, каким «огурищем» буду завтра с утра. Николай провел, а практически затащил меня в дом, как поломанную куклу. Подняться на второй этаж я не мог, поэтому плюхнулся