Музыка и Тишина - Роуз Тремейн

Остается лишь один путь. Я должна устроить так, чтобы мало-помалу, день за днем, жестокость за жестокостью, но Король Кристиан постепенно проникся бы ко мне Безразличием. Надо сделать так, чтобы через год или даже меньше мой муж утратил малейшую надежду, право или склонность предаваться со мной «мышиным» забавам до конца нашей совместной жизни.

Закрытое окно

Дания — водное королевство. Люди думают, что землю сковывают не что иное, как корабли огромного военно-морского флота. Они полагают, будто тросы длиной в десять миль удерживают на плаву поля и леса.

И в соленом воздухе на крыльях морского бриза все еще витает старая история, связанная с рождением Короля Кристиана IV, появившегося на свет на острове посреди озера близ замка Фредриксборг{13}.

Рассказывают, что Король Фредрик{14} в ту пору уехал в Эльсинор{15}. Рассказывают, что, когда Королева София была молода и у нее еще не вошло в привычку постоянно ругаться, сыпать проклятиями и копить деньги, она любила в маленькой лодке переправляться на этот остров и там, сидя на солнце и в тайне ото всех, предаваться своей страсти к вязанию. Это занятие было запрещено по всей стране как отвлекающее женщин от добродетельных мыслей и способствующее вредным фантазиям. Мужчины называли это состояние «собиранием шерсти». Тот факт, что шерсть в процессе вязания превращалась в полезные вещи вроде чулок и ночных колпаков, отнюдь не уменьшал их суеверные страхи перед увлечением вязанием. Они твердо верили, что любой вязаный ночной колпак в миллионе своих петель хранит тайные желания их жен, которые они не смогут удовлетворить, что чревато самыми жуткими кошмарами. Еще больше они опасались вязаных чулок, поскольку усматривали в них возможный инструмент утраты своей силы. Они воображали, будто в таких чулках их ноги распухнут, а мышцы ослабеют.

Королева София{16} с самого начала нарушила эдикт, направленный против вязания. Пряжу ей привозили по морю из Англии в ящиках с надписью «гусиный пух». В глубине ее шкафа черного дерева все росло количество мягких предметов всех мыслимых расцветок, и она не сомневалась, что однажды найдет им применение. В эту тайну была посвящена только камеристка Королевы Елизавета, которая обещала хранить ее даже под страхом смерти.

Двенадцатого апреля 1577 года выдалась ясная, солнечная погода, и Королева София, вот уже восемь с половиной месяцев как беременная третьим ребенком, вместе с Елизаветой в девять часов утра отправилась через озеро и провела все утро за вязанием. Ее любимым местом была лужайка в лесу, окруженная розовыми кустами и орешником, где она усаживалась на разбросанные по траве подушки. Здесь она вязала, заканчивая пару подштанников, в то время как Елизавета трудилась над носком, когда вдруг почувствовала сильную жажду. Провизии они с собой не привезли, поэтому Королева попросила Елизавету переправиться на лодке через озеро и вернуться с кувшином пива.

Именно в то время, пока камеристка отсутствовала, у Королевы начались первые схватки — она уже родила двух дочерей, и эта боль была ей хорошо знакома. Она не придала ей особого значения, поскольку знала, что роды будут долгими. Она продолжала вязать. Подняла подштанники к солнечному свету, чтобы проверить, нет ли спущенных петель. Боль вернулась, на этот раз более острая, и Софии пришлось отложить вязанье и лечь на подушки. Она по-прежнему думала, что родовые муки продлятся еще много часов. Вот что дошло до нас об этой истории: Кристиан еще до своего появления на свет знал, что он нужен Дании, что королевство брошено на милость полярных ветров и ненавидящих его шведов по ту сторону пролива Каттегат{17} и что только он сможет построить достаточно кораблей, чтобы защитить ее. Вот он и старался изо всех сил родиться как можно скорее. Он бился и брыкался в водах своей матери; он устремился к узкому каналу, который выведет его на яркий свет и который имеет вкус моря.

Когда Елизавета вернулась с кувшином пива, Кристиан уже родился. Королева перерезала пуповину шипом и завернула младенца в свое вязанье.

История имеет продолжение. Люди уже не знают, что в ней подлинно, что добавлено, что убавлено. Вдовствующая Королева София помнит, но молчит, держит при себе. Она из тех женщин, кто не станет делиться тем, что принадлежит им.

Говорят, что датским детям, рожденным в то время, угрожали козни дьявола. Говорят, что дьявол, изгнанный из церквей непримиримыми лютеранами, начал разыскивать некрещеные души, чтобы в них вселиться, и что он по ночам летал над густонаселенными городами, принюхиваясь к запаху человеческого молока. И когда чуял его, то незаметно влетал в окно комнаты и в темноте прятался под колыбелью младенца, пока нянька не засыпала, затем протягивал длинную тонкую руку с паучьими пальцами, чтобы через крохотные ноздри пробраться в мозг, в глубине которого лежит душа, как орех в своей скорлупе, и брал ее двумя пальцами — указательным и большим. Очень осторожно он вытаскивал руку, липкую после манипуляций живым органом, и, когда душа была извлечена, клал ее в рот и сосал до тех пор, пока не начинал содрогаться от экстаза и радости, которые на несколько минут лишали его сил.

Иногда его прерывали. Иногда нянька просыпалась, нюхала воздух, зажигала лампу и подходила к колыбели; тогда дьяволу приходилось бросать душу и убегать. И где бы душа ни приземлилась, она поглощалась окружавшей ее материей и навсегда оставалась в этом месте. Если она падала в складки одеяла, где и терялась, то тогда появлялось множество детей, которые вырастали вовсе без души. Если она попадала в желудок младенца, то в нем и пребывала, и этого младенца всегда преследовала одна и та же мысль — как накормить свою голодную душу, и все растущая полнота постепенно становилась фатальной для его сердца. Но хуже всего, говорили женщины, если душа попадает в гениталии младенца-мальчика. Тогда ребенок вырастет в дьявольского развратника, который в свое время предаст жену, детей и всех, кто ему дорог, с тем, чтобы утолить страсть своей души к совокуплению, и за свою жизнь совершит позорное соитие более чем с тысячью женщин и мальчиков и даже со своими дочерьми, а также с бедными созданиями лесов и полей.

Королева София знала, что не должна допустить, чтобы дьявол украл маленькую душу ее сына. Рассказывают, что, когда ее вместе с младенцем перевезли через озеро, вымыли ребенка и положили в ясли (залитые кровью вязаные подштанники были преданы огню), София, несмотря на то, что было яркое апрельское утро, приказала закрыть окно, запереть ставни и не открывать их ни днем, ни ночью. Нянька возражала, мол, маленький Принц-де задохнется от недостатка воздуха, но Королева была непреклонна, и это окно замка оставалось закрытым в течение шести недель, пока ребенка второго июня не окрестили в Фруе Кирке{18}.

И вот теперь Король время от времени приходит в комнату, где он лежал в свою бытность младенцем, смотрит на окно, на черное ночное небо и, зная, что его душа сохранена, благодарит Бога за то, что дьявол так и не пришел, чтобы ее украсть.