Побег в пустоту - Дарья Кожевникова

* * *

Через пару недель необходимая сумма была собрана, все было подготовлено. Надо было приступать к реализации своего плана, тянуть больше было нельзя. По многим причинам, в том числе и потому, что срок аренды убогой квартирки подходил к концу и местные «ночные бабочки» начали коситься на Агафью, заподозрив в ней конкурентку. Они! В ней! Ну уж нет, она им не чета! Агафья брезгливо поджала губы. Наверное, прямо как Анжелка в те минуты, когда писала в Интернете о предполагаемой детдомовской сестре. Не разжимая губ, Агафья подошла к зеркалу, представляя себя ею. Если фотографии не обманывали, они с Анжелкой были очень похожи. Очень. Особенно после того, как Агафья сделала все возможное для усиления этого сходства. Копировала манеру речи и привычки сестры, тщательно изучая ее переписку. Дотошно разглядывая фотографии, сделала такую же прическу, принялась похоже одеваться и краситься. А то, что Анжелка была старше ее на три с лишним года, и вовсе невозможно было заметить, потому что Агафья, в силу выпавших на ее долю испытаний, выглядела взрослее своих лет. И горечь в душе не способствовала омоложению. А с этим чувством Агафья практически не расставалась. Ведь что еще можно было испытывать, слушая, как одноклассники болтают о своих родителях? О том, что «предки отмочили», «родаки выдали» и так далее? И все со смехом, в деталях. С нарочитой грубоватостью, в которой все равно угадывалась любовь. Или что можно было чувствовать, глядя на Анжелкино детское фото, выложенное в сетях? Где она, такая вся ухоженная, с завитушками и хвостиком, стоит в белом платьице. В белом-белом, ослепительно красивом. И на лице такая же ослепительная улыбка, совершенно беззаботная, не омраченная ни единой тяжкой мыслью. Она была окружена вниманием и заботой, знала, что ее всегда защитят от любых обидчиков, будут ее жалеть и капризам потакать. В общем, она любимой была! Только горечь можно было испытывать, зная, что у тебя этого в жизни точно не будет. Но Агафья нашла для себя возможность все изменить хотя бы в будущем. И она собиралась воспользоваться этой возможностью, отбросив все сомнения и угрызения совести! Ибо испытывал ли что-нибудь подобное хоть кто-нибудь из тех, кто заставлял ее страдать в этой жизни? Нет! Ни мать, ни воспитатели в детдоме, ни родная сестра, ни Ванька, ни прочие граждане, от которых она успела натерпеться. И Агафья внушала себе, что тоже этого испытывать не должна. Никому ничем не обязана и свое будущее будет выгрызать у судьбы зубами.

— Гашка, ты чудовище! — сказала она, пристально глядя на себя в зеркало. Она ли это вообще? Зеркало показывало: да! Оставалось утешиться лишь тем, что в человеческой массе встречались индивидуумы и похуже, всякие там маньяки и террористы, вершившие свои дела не ради того, чтобы спастись от садиста-любовника и угрожающих расправой коллекторов, а просто так, ради собственно уничтожения. Она же просто боролась за жизнь. Ведь если собаку бьют, она огрызается; если загнать в угол крысу, она кинется на обидчика; если кошку мучают, то она пускает в ход все свои когти. Вот так и она, тоже припертая к стенке, будет бороться, пытаясь все изменить.

Агафья отошла от зеркала. Спать бы пора, но сердце билось, и на него словно камень давил. Так что, не имея рядом ни единой живой души, с которой можно было бы попытаться разделить эту тяжесть или перед которой стоило хотя бы сделать попытку оправдаться за все задуманное, пришлось справляться с этим самой. Как всегда!

Как всегда, как птица Феникс из пепла. То, кажется, умереть готова и стала безучастна к своей судьбе — да пусть уже убьют, наконец, чтобы дальше не мучиться! — а то снова прорастает в душе какой-то жизнестойкий колючий росток и заставляет подняться, встряхнуться, действовать. Так и Агафья с утра воспрянула, начала собираться. Выйдя из детдома, из-под какой-никакой, а все же опеки воспитателей, она первое время привыкала к тому, что больше никто не будет ею руководить. Никто не скажет, что нужно сделать, во сколько, не подтолкнет, если ленишься или опаздываешь. Теперь все сама. Хочешь — приберись без посторонней подсказки, хочешь — нет, но тогда живи в грязи. Хочешь — ищи себе работу, хочешь — откладывай ее поиски день за днем и сиди дома, но тогда без средств к существованию. Хочешь — преодолей сон и встань пораньше, хочешь — проспи и упусти в жизни что-то важное. И так во всем. В какой-то мере Агафье не хватало побуждений со стороны, потому что самой себя, имея свободу выбора, заставлять оказалось гораздо труднее, чем действовать по чьей-то указке. С Ванькиным появлением эта проблема решилась, хотя и совсем не так, как хотелось бы. Но теперь Агафья снова была свободна, одинока. И теперь снова надо было на все решаться или не решаться самой. Хочешь — приступай к выполнению своего плана, а хочешь — тяни резину и жди, пока Ванька с дружками тебя не отыщет, или пока за тебя снова, уже всерьез, не возьмутся коллекторы. Пару дней назад в поле зрения Агафьи уже попадались смутно знакомые типы, ошивающиеся в соседнем районе, после чего она долго не могла унять свое сердце, при виде их пустившееся в сумасшедший галоп. Если это было не случайно, то как же близко они к ней подобрались! Еще немного — и… Нет! Агафье хватило и первой встречи с ними! Вторая же была обещана гораздо хуже! Помня свою любимую присказку: «Главное — начать!», она тщательно прибралась в убогой квартирке, чтобы там оставалось поменьше ее следов. Потом вздохнула, взявшись за дверную ручку, и отворила старую скрипучую дверь, чтобы навсегда покинуть и эту лачугу, и всю свою прошлую жизнь.

На вокзале, прежде чем брать билет в облюбованный ею южный приморский городок, Агафья со своего планшета написала Анжелке письмо. Уже второе. Первое было написано накануне. С самого начала представившись в сетях модным дизайнером, Агафья пожаловалась в нем Анжелке, что не успевает выполнить крупный заказ одной взбаламошной, но богатой фифы. И если бы «дорогая Анжелочка» взялась за него… Анжелка обещала подумать, что было вполне разумно — ведь для выполнения работы ей пришлось бы ехать в другой город, как того требовали обстоятельства и заказчица. А она теперь была уже специалистом такого уровня, что могла позволить себе капризничать и выбирать. Потому что снова повезло, с ожесточением подумала Агафья. И тут тоже! Выучившись на дизайнера, Анжелка вполне могла бы пополнить собой массу молодых специалистов, которые после выпуска пускаются плыть по течению на рынке труда, не зная, где бы им и за что зацепиться со своим долгожданным дипломом о высшем образовании. Но совершенно случайно ей в руки попал заказ от семейной пары, едва ли не в сотый раз пытающейся переделать столовую, гордо именуемую «обеденный зал», в своем немаленьком особняке. И тут выяснилось, что Анжелка была еще «зеленым» дизайнером, но зато очень хорошим психологом. Она не стала слушать щебет жены заказчика про хрусталь, статуи и цветы. Нет, сразу сообразив, кто ей денежку платит, она повнимательнее взглянула на молчаливого хозяина, хмуро выслушивающего фантазии своей половины. И… пользуясь отсутствием куда-то уехавших хозяев, не стала работать по первоначальному эскизу, а соорудила из обеденного зала рыцарский! Лазерная система зрительно поднимала потолок на недосягаемую высоту, делая его визуально сводчатым. С потолка свешивалась люстра на железных цепях. На стенах, декорированных под крупную каменную кладку, висели лампы, стилизованные под факелы в железных держателях, и оружие. На грубо сработанном камине был выложен герб, придуманный Анжелкой специально для этого человека, каким она смогла его распознать. Еще интерьер дополнил каменный пол со шкурами. Шкуры же, только подбитые подушками для комфорта, лежали и на резных дубовых скамьях, таких же тяжелых, как обеденный стол. Дополняли интерьер стрельчатые окна, а еще — медные и оловянные блюда, и стойки с цепями, и искусственно закопченные картины в мрачных золотых рамах, на тему феодальной охоты. Анжелка очень рисковала, решившись на такой эксперимент. Очень! Ведь если бы ее работа не пришлась по нраву заказчикам, она не то что не заработала бы, а еще и в глубокий минус бы вышла со всеми материалами и их последующим демонтажем. И действительно хозяйка, едва увидев, во что превратилась столовая, тут же сорвалась на визг. Но Анжелка не для нее старалась, а для хозяина, вдруг оживившегося настолько, что на губах заиграла улыбка. И пока его жена истерично требовала немедленно убрать «всю эту дрянь» без следа, он протянул Анжелке пачку купюр, даже навскидку больше того, о чем они договаривались. А в ответ на ее удивленный взгляд коротко кивнул: