Командовать парадом буду я! - Михаил Барщевский

Не выходя из кабинета Руденко, Анна просмотрела дело. Ей, бывшему прокурору, ничего не стоило моментально найти два важнейших документа (руки-то помнят!): донос одного из писателей, которого и самого расстреляли в тридцать седьмом, так что теперь его показаниям доверия не было никакого, и показания мужа, где он признавался во всех грехах и, главное, перечислял фамилии вовлеченных им заговорщиков.

Вадимова бабушка, ни слова не говоря, подошла к телефонному столику Руденко, взяла трубку вертушки и попросила оператора соединить ее с Александром Фадеевым, председателем Союза Писателей СССР, членом ЦК КПСС, лауреатом Ленинской и нескольких Государственных премий.

Ей повезло. Фадеев не только был на рабочем месте, но и трезв.

– Здравствуй, Саша! Это Искра. Звоню тебе из кабинета Руденко.

– Кто, простите?

– Искра. Забыл? Ты дневал и ночевал у нас в доме. Я вдова твоего учителя Леонида…

– Да, конечно! Здравствуйте, Анна Яковлевна.

– Так вот, Саша. У меня в руках дело Леонида. Тут есть его показания, что он тебя в числе других вовлек в антисоветский заговор. По этим показаниям его и осудили. Руденко меня спрашивает, это – правда, или Леонида, может, били? Что мне ответить?

– Анна Яковлевна, спасибо, что предупредили. Не уходите от Руденко минут пять. Я перезвоню.

Бабушка Аня положила трубку и посмотрела на Генерального прокурора. Тот улыбался, причмокивал от удовольствия. Видимо, представлял состояние Фадеева в этот момент.

Через пять минут Руденко позвонил Хрущев. А еще через десять дней мужа бабушки Ани полностью реабилитировали…

– Ай, Миша, ты – дурак! Хрущев все сделал правильно! Зачем нужна эта чересполосица в единой социалистической державе?! – вскинулась бабушка Аня на сына.

Почувствовав во вражеском стане замешательство, бабушка Эльза, благодарно посмотрев на зятя, усилила наступательный порыв.

– Кстати, на самом деле украинский борщ я училась готовить не в Крыму, там у меня не было необходимости подходить к плите, а в Харькове, в восемнадцатом году.

– Подождите, подождите, Эльза Георгиевна! – встрепенулась бабушка Аня. – Но в 1918 году в Харькове были белые!!!

Убийственность этого аргумента не вызывала у бабушки-старобольшевички сомнений.

Бабушка Эльза не успела ответить. Ее зять встрял с очередной репликой:

– Еще бы! Будучи любовницей генерала Врангеля, стоять У плиты было бы совсем непристойно!

– Во-первых, Миша, я была не любовницей, а любимой женщиной. Вам этого не понять, в советские времена о таких красивых и благородных отношениях не слышали. А во-вторых, Анна Яковлевна, где же еще можно было научиться варить настоящий украинский борщ, если не при белых?

Бабушка Аня набрала в рот воздух, чтобы что-то ответить, но, задержав дыхание на несколько секунд, выдохнула, ничего не сказав. Потом набрала воздух еще раз и опять, не найдя подходящих моменту выражений, выдохнула вхолостую.

– Как же я мог… Мой отец – один из первых советских писателей, строитель, можно сказать, метода соцреализма в литературе, моя мать – замначальника ЧК Украины, как же я мог жениться на дочери любимой женщины Врангеля! – подлил масла в огонь отец Вадима.

Умиротворение, как и всегда, внесла мать Вадима:

– Слава богу, что они в те годы не встретились. А то либо Миша, либо я на свет точно не появились бы. И Вадюши не было бы!

Тут все ласково посмотрели на Вадима. Именно внуки примиряют мировоззрения старших поколений.

– А мой отец был попом, – вдруг сообщила Елена Осиповна. – Я об этом никому не рассказывала. Кроме Тиши.

Она умолкла и поджала губы. То ли вспоминала отца, застреленного большевиками, то ли мужа, ими обласканного.

– Ну, теперь, как понимаешь, позорить мою фамилию ты не вправе. – Отец говорил без злости, так – воспитательный момент.

– А раньше был вправе? – откликнулся Вадим.

Он еще пребывал в возбужденно-удивленно-счастливом состоянии. Еще бы, пять минут назад Вадим и родители узнали, что его фамилия в списке студентов, принятых на первый курс вечернего факультета Всесоюзного юридического заочного института.

– И раньше был не вправе. Но делал! – назидательно продолжал отец.

– Миша, оставь! Не сейчас! Не в праздник же! Ты подумай, Вадюшка – студент! – С этими словами мать ласково прижалась щекой к плечу мужа, с умилением глядя на Вадима.

«В общем-то это действительно их праздник», – подумал Вадим.

– Знаешь что, – в Вадиме проснулся игрок, – давай сделаем так: если я за экзамен получаю пятерку, ты мне платишь десять рублей, если тройку – я тебе. Сданный зачет – с тебя трешка, несданный – с меня. Я все равно работать пойду, так что платить будет из чего.

– Вот! Об этом я и говорю: ты уже сейчас думаешь о том, как будешь платить, ты уже рассчитываешь получать тройки и заваливать зачеты!

– Воспитательный момент закрываем. Предлагаю договор. Да или нет?

– Как вы можете так говорить?! Оба! – вмешалась мама. – Ощущение, будто не отец с сыном разговаривают, а два торгаша на рынке торгуются!

– «Два торгаша на рынке» – это, мусь, ты имеешь в виду, когда продавщица овощного магазина покупает на рынке помидоры у грузина? – засмеялся Вадим.

– Да ну тебя! Я серьезно! Что за разговоры в интеллигентной семье? – Сердитые нотки в голосе не мешали маме смотреть на сына со счастливой улыбкой.

– А интеллигентность не подразумевает бескорыстие! И вообще, партия и правительство не исключают методы материального стимулирования при воспитании подрастающего поколения, хоть нам и предстоит в восьмидесятом году жить при коммунизме! – Вадим опять рассмеялся.

– Каком коммунизме? Почему в восьмидесятом? – перестала улыбаться мама. – Смотри где-нибудь в школе, то есть в институте, не ляпни! – Мама всегда боялась неприятностей для сына из-за его политических высказываний и анекдотов.

– Мусь, не дрейфь! Это из программы партии! Там прямо записано, что к 1980 году в стране будет построен коммунизм. – Вадим повернулся к отцу. – Так что, батя, институт за это время я окончить успею, и деньги мне на пороге коммунизма не помешают! По рукам?

Деваться отцу было, прямо скажем, некуда. Впрочем, с учетом того, как Вадим учился в школе, он особо и не рисковал. Плюс совсем не хотелось, чтобы свою будущую зарплату Вадим тратил неразумно. А в том, что так оно и будет, отец не сомневался. Пусть лучше выплачивает из нее долги за плохие отметки, а он будет выдавать сыну деньги на необходимое.

– Хорошо. За «неуд» будешь платить двадцать пять! – решил додавить отец.