Попытка не пытка - Марина Серова

— Нет уж, спасибо, — сказала я. — Я привыкла к бутикам. Там уж если купил трусы, то при случае и раздеться не стыдно.

Бедная тетя Роза кротко на меня взглянула и вздохнула. Понятное дело, почему: по дороге я намекнула, что неплохо бы ей в «Сосновой роще» закрутить курортный роман с каким-нибудь «настоящим полковником», и она прямо-таки задохнулась от возмущения, которое, впрочем, показалось мне несколько притворным.

Услышал бы, мол, меня сейчас дядя Слава! И как я могу… И вообще… Караул! Спасите!

Хотя по моим личным агентурным данным, имелись точные сведения о том, что дядя Слава, или, как я его зову, дядя Славик, неравнодушен к своим секретаршам и вообще имеет пылкий интерес к пышным крашеным блондинкам любого возраста. И я его не осуждаю: ну что поделаешь, если эти дамочки позволяют ему поддерживать жизненный тонус на нужном уровне? Самое интересное, что тетя Роза и сама про эти пристрастия мужа прекрасно знает, но все же упорно предпочитает делать вид, что находится в полном неведении, и изображает образцовую супругу образцовой супружеской пары.

Нравится ей жить иллюзиями, хоть ты тресни! И вряд ли их сможет развеять какой-нибудь полковник или даже маршал бывшего Советского Союза. Лучше моя тетушка будет тихо лить слезы в подушку и годами ждать, когда супруг оторвется от своих блондинок и вспомнит, что его жена тоже женщина, вместо того чтобы закрутить назло ему ответный роман.

В этом вопросе наш с тетей «конфликт поколений» был особенно непримиримым. Бедняжка, она даже перестала спрашивать, когда же я наконец выйду замуж, поняв, что идея свободной любви мне как-то ближе.

— Вот, я тут написала адрес Томы, — протянула тетя Роза мне записку. — От вокзала всего пять минут ходьбы. Но можешь и в предварительную кассу заглянуть, как тебе будет удобнее. Только умоляю — не забудь!

— Я никогда ничего не забываю, — ответила я и подумала, что мои слова напоминают фразу из какого-то фильма про секретного агента ЦРУ.

Слава богу, по коридору уже бодро бежала проводница, сообщая, что провожающим настало время покинуть вагон.

— Счастливо, если что — звони, — чмокнула я тетушку в щеку. — Желаю тебе там здоровья и счастья в личной жизни…

В тамбуре я столкнулась с одним из пареньков — тетиным попутчиком, — который взасос целовался возле вагона с подружкой.

— Слушай, парень, я подброшу тебе денег: уговори свою соседку по купе выпить с вами пива. А то она в поезде плохо спит. Пусть хоть немного расслабится.

— Без проблем, — широко улыбнулся парень, вертя в руке пятидесятирублевую бумажку. — А ты сама разве не едешь?

— Тетку провожаю.

— Жалко, — сказал юноша, у которого губы еще были влажными после поцелуев на перроне, но он уже откровенно осматривал меня с ног до головы, всем своим видом показывая, что остался доволен «досмотром» и очень даже не прочь познакомиться поближе.

* * *

Я решила прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик, пока действительно не позабыла про тетину просьбу, заскочить на минутку к своим дальним родственничкам. Про идеальную память я, конечно же, загнула. Память моя была натренированной, но сильно избирательной: я отлично помнила только важные для себя вещи, а всякие мелочи, типа чужих бытовых поручений, могла моментально позабыть.

Отыскивая нужный дом на улице Аткарской, я пыталась вспомнить хоть что-то вразумительное про свою родню, о которой не вспоминала уже без малого лет десять, но ничего примечательного в воспоминаниях не обнаружила.

Детские впечатления сохранили длинное, вечно унылое лицо тети Томы, в гордом одиночестве растившей дочку — вредное рыжее прыщавое существо по имени Ксюша, которая училась исключительно на тройки и страдала хроническим насморком. Поэтому, помнится, меня несколько удивил услышанный мельком разговор между тетей Розой и дядей Славиком, из которого я поняла, что сразу же после школы, в возрасте неполных семнадцати лет, эта Ксюша вышла замуж за какого-то типа кавказской национальности, а уже в августе, когда ее подружки сдавали вступительные экзамены в те или иные учебные заведения, родила чернявого мальчонку.

Я еще подумала: вот это темпы! Стахановские! Еще до тридцати лет можно стать матерью-героиней и получить медаль, а также инвалидность по части гинекологии.

Но на первом же ребенке дело вроде бы и остановилось: с кавказцем Ксюша быстро разошлась, снова вернулась жить с сыном к тете Томе и с этих пор работала проводницей на железной дороге.

Вот, собственно, и все, что можно было вспомнить. Да, еще тетя Тома все время любила повторять слова, которые в детстве меня выводили из себя: «Я человек маленький, ничего не знаю — какой с меня спрос?» И все время ныла про нехватку денег, жаловалась на дороговизну продуктов и на свою злую одинокую судьбу.

Дядя Славик по этому поводу шутил: «Наша Тома все время из себя рыжую строит». Хотя тетя Тома и правда была рыжей — даже ее карие глаза и то отливали каким-то оранжевым оттенком, не говоря уж о волосах и веснушках на руках. А я, глядя на ее физиономию, была полностью на стороне Ксюшиного папани, который в один прекрасный день собрал нехитрые пожитки и срулил от семьи в сибирский город нефтяников якобы на большие заработки, откуда назад не вернулся. Да я на его месте вообще бы повесилась, приведись мне находиться в обществе такой тети Томы больше часа. Лучше головой в петлю!

— А матери дома нет! — высунулась в дверь бледная, помятая физиономия женщины, возраст которой на глаз сложно было определить даже частному детективу. Лишь по рыжим косматым волосам можно было догадаться, что это была Ксюша.

— Ничего, я только передам деньги. Вот, здесь сорок с чем-то рублей. Скажи, что от двоюродной сестры, за билет, — сунула я в дверную щель деньги, собравшись тут же уходить.

— Тю, это, Танька, ты, что ли? — пристально вгляделась в меня родственница и вдруг совершенно по-детски обрадованно всплеснула руками. — Е-мое! И правда — Танька! А я тебя не узнала! Думала, какая-то школьница или вообще не знаю кто. Артистка. А ты меня как, признала?

— Ну да, — замялась я несколько.

Не говорить же прямым текстом: да тебя, мать, вообще узнать невозможно! Казалось, что с тех пор, когда Ксюша как-то заходила к нам еще в школьной форме, прошло не десять лет, а черт знает сколько.

— Ой, заходи же скорее! — воскликнула Ксюша, широко распахивая дверь. — А я тут дрыхну, отсыпаюсь после смены. Не обращай внимания на мою опухшую рожу.

Теперь она предстала передо мной во всей красе — в длинной ночной рубахе с аляповатым рисунком и шлепанцах на босу ногу.

— Ты спи, я все равно тороплюсь, — сказала я, но неожиданно Ксюша совершенно бесцеремонно, проявив недюжинную силу, схватила меня за плечо и втянула в квартиру, словно в свое купе. Наверное, за годы работы в поезде у нее выработался определенный навык впихивать или запросто выталкивать пассажиров, не вдаваясь в излишние рассуждения.