Синее пламя - Дмитрий Воронин

Красноглазый видел слишком много смертей — а потому умел любить жизнь.

Атемплар… тот, кто знал иерархию Ордена, понял бы, что юноша только-только покинул стены одной из орденских твердынь, получив вожделенный алый плащ, символ закона и мира. Там, где служители были воинами, экзекуторы — палачами, а инквизиторы — судьями, темплары были воплощением справедливости и благородства. Помогать обиженным, защищать слабых — в этом было их призвание. Обычно темплары путешествовали в одиночку — в поисках достойных дел. И сами решали, какое счесть для себя достойным. Если на судилище присутствовал темплар — это считалось добрым знаком, и, бывало, к их слову прислушивались даже грозные инквизиторы. В общем, юноша только начал свой путь, оставив за плечами долгие годы обучения и тренировок, закаливших его тело. Теперь ему предстояло закалять душу, предстояло понять, что справедливость — понятие относительное и то, что будет правильно по отношению ко многим, может выглядеть настоящей жестокостью применительно к кому-то одному. Понять, что принцип «меньшего зла», столь рьяно отвергаемого молодостью, на самом деле вечен, как сама земля. Всегда приходится жертвовать чем-то во имя идеалов, во имя более важного, более нужного. Эта старая истина старательно вкладывалась в головы всех послушников Ордена, независимо от того, кем им предстояло стать — обычными служителями, закованными в сталь темпларами, вершащими суд инквизиторами, приводящими приговоры в исполнение экзекуторами или… впрочем, о существовании иных категорий исполнителей Ордена простолюдины и большая часть людей рангом повыше даже не догадывались. Но это будет потом — а пока молодой темплар наслаждался внезапно обретенной свободой, одновременно испытывая гордость от важности возложенной на него задачи. И отчаянно нуждался в слушателе.

— Жители отнюдь не кажутся огорченными… я думал, что приезд инквизитора вызовет страх…

— Не совсем так, — усмехнулся Род. — Сейчас каждый из них точно знает, что инквизитор приехал не по его душу. Это раз. И они не в восторге от того, что в этой деревеньке завелась ведьма. Это два.

— Но ведь она — одна из них.

— Была, до тех пор, пока не стало ясно, что она ведьма. Она вне закона, Шенк, она это знает… и они это знают. Как только эта женщина исчезнет, здесь все снова войдет в привычную колею. Болотные жители, друг мой, любят свое болото… и не любят тех, кто нарушает их покой.

— Уж кто его нарушает, так это мы, — рассмеялся темплар, тряхнув головой. Но Род не принял шутки.

— Мы чистим болото, убираем грязь, лишнюю тину… и то, что угрожает спокойствию лягушек. Поэтому сейчас они улыбаются нам и приветствуют нас. Но запомни, мой юный друг, простую истину, которую вам наверняка не говорили. Пока ты лягушек защищаешь, они готовы квакать для тебя… но если ты тронешь одну из них — они тебя растерзают.

— Лягушки?

— Они самые. — Род был сама серьезность. — Нет ничего страшнее таких вот лягушек, парень. Ты один, а их — тысячи.

— Ты хочешь сказать, что я обязан отдать голос за то, чтобы казнить ее?

Шенку Леграну и в самом деле требовался совет. Наверное, не стоило бы ввязываться в суд над ведьмой — но у него не было выбора. Инквизитору нужен был темплар, без него суд не может считаться объективным. Не то чтобы это было совершенно необходимо, в конце концов, темплары — птицы редкие, и если искать их для каждого суда, то «алым плащам» придется забросить все и только и делать, что участвовать в заседаниях, не таких уж и редких. Просто присутствие рыцаря в алом считалось добрым знаком. Он был горд, что его избрали… но, если подумать, прекрасно понимал, что «избрали» — не совсем подходящее в данном случае слово. Просто у Камингса Барта не оказалось под руками более подходящей… проклятие, у него вообще не оказалось другой кандидатуры.

Новые, еще не перенесшие ни одного удара доспехи, алый плащ, красиво струящийся за плечами, меч, заточенный собственноручно до немыслимой остроты, — все это здорово, и все годы обучения он искренне верил, что впереди у него — полная приключений жизнь. Но только сейчас, впервые за те пять дней, что они добирались до этой деревеньки, он вдруг понял, что скоро, совсем скоро, уже сегодня, ему придется решать судьбу человека.

Некоторое время Род молчал, затем тихо, так, чтобы не услышал никто посторонний, пробормотал:

— Я хочу, чтобы ты подумал, сынок. Вспомнил мои слова, прислушался к своему сердцу, поговорил бы с этой ведьмой… и принял решение. Никто, даже сам Великий Магистр, не упрекнет тебя, если ты потребуешь ее оправдания. В том — право темплара. Другое дело, прислушается ли он к твоим словам или поступит, как сочтет нужным. Никто не посмотрит в твою сторону косо, если приговор будет суров. Как бы ни окончился суд — помни, совесть темплара должна быть чиста.

— Скажи, Род… тебе приходилось казнить невинных?

— Человек, приговоренный к смерти по слову Инквизитора Ордена, невинным быть не может, — нравоучительно заметил Красноглазый, откупоривая флягу и жадно глотая уже порядком прогревшуюся воду. — Хочешь? Как хочешь… Так вот, вдумайся в сами слова: «Именем Ордена, признан виновным…» То есть человек виновен.

Юноша даже покраснел от возмущения — столь прямолинейное толкование каких-то там слов, с его точки зрения, было бесконечно далеко от такого понятия, как «справедливость». Чуть повысив тон, он резко заявил:

— «Виновен» и «признан виновным» — разные вещи. Бывает же, что суд ошибается. Или ты будешь спорить?

— Бывает, — легко согласился экзекутор. — Все бывает под этим небом, Шенк. Если ты хочешь спросить, исполнял ли я приговор в отношении тех, в чью вину не верил… да, исполнял.

— Но как же…

— Как же я могу жить с таким грузом на совести? — Род постарался имитировать голос молодого темплара. Получилось довольно посредственно, но интонации, а главное, пафос фразы, были переданы верно. — Живу вот. И по ночам не вскакиваю с криком. Знаешь, почему нас, экзекуторов, часто называют палачами, но никогда — убийцами? Мы не принимаем решений. Решения принимаете вы — темплары, инквизиторы… Мы — ваши руки, но не ваши головы. И не ваши сердца. Ладно, мы, похоже, приехали.

— Суд будет прямо сейчас?

— Барт не любит откладывать работу. Особенно не слишком приятную. Старик очень не любит ведьм, особенно тех, которые запятнали себя убийством.

Их встретили торжественно, как велела традиция, — жена местного смотрителя поднесла путникам кувшин вина и блюдо, наполненное крошечными, на один укус, булочками-гостинцами, сладкими, медовыми. Камингс Барт, кряхтя, выбрался из кареты, небрежным жестом стряхнул пыль с роскошной, хотя и порядком помятой мантии, и первым отведал гостевого угощения. Чуть скривился — видимо, вино было не из лучших… вернее, оно наверняка было лучшим из того, чем располагали подвалы смотрителя, но Барт, который всем судам на свете предпочел бы кресло, плед, камин и бутылочку шедлийского красного двадцатилетней выдержки, искренне считал, что любой уважающий себя чиновник обязан иметь в запасе хоть немного изысканных напитков. Хотя бы для особо значимых гостей. Несомненно, в этот самый момент местный смотритель в немалой степени упал в его глазах.