Вкус Евы - Джас Риччи

— А то, плюс красивая и еще куча позитивных качеств.

— А что же ты, красивая, баньки таращила на чужого мужика?

— Запрещено?

— Губу закатала и на выход, тощая курица.

Вот зря эта ненормальная меня в плечо ткнула. Делаю захват и выворачиваю руку, эта тупая овца визжит. Пришлось ослабить хватку и елейным голосом пропеть:

— Не попадайся мне на глаза, не то хуже будет.

— Идиотка, пошла вон!

— Иду, иду, волосы по ветру.

Фу, руки марать об таких дур. Впрочем, она напросилась. Нервно жму на кнопку лифта, ноготком тарабаню по стенке, пока скрипучий засранец поднимается ко мне. Вваливаюсь в неприятно пахнущий прямоугольник пыток и опускаюсь на первый этаж, стараясь больше ник чему не прикасаться. И так грязи нахваталась вдоволь: и в прямом, и в переносном смысле.

— Ты так и не ответила на мой вопрос: возбуждает?

Я не сразу поняла, что вслед за мной со второго этажа спускается тот же объект. Понимаю, что во рту мгновенно пересохло, а волосы на затылке зашевелились. Он намеренно меня ждал? Или я слишком размечталась?

Никогда не была зажатой, да и скромность — это точно не про меня. Но сейчас, услышав голос мужчины, застыла на краю ступени и попыталась вдохнуть как можно больше воздуха. Нехватка кислорода уже второй раз за последние пятнадцать минут делали из меня подобие овоща.

— Нет, — слово вылетело из горла, но больше было похоже на карканье вороны.

Низкий приятный смех лился мне в правое ухо, а по венам ударило током. Чувствую спиной, что он в опасной близости от моей спины. И вновь его горячее дыхание касается волосков на моей шее.

— Я же видел твои глаза.

Я зажмуриваюсь, когда чувствую, как едва уловимое касание мужских пальцев к моему обнаженному плечу рождают во мне томление где-то внизу. Я ненормальная, если так реагирую на незнакомца, который десять минут назад драл вульгарную девку. Я не ханжа, но быть в очереди — увольте, я — пас. Просто слишком себя люблю, чтобы распыляться налево и направо.

Веду плечом, пытаясь сбросить непозволительно дерзкие пальцы.

— Орхидея?

Кусаю губу, когда мужчина ладонью проезжается по моей лопатке, где набита моя гордость — орхидея. Это мой первый протест против матери. Она долго была против каких либо моих девчоночьих заскоков. Пресекала любые попытки что-то сотворить экстравагантное. Когда меня конкретно достали ее нравоучения, я сбежала из дому и вернулась только тогда, когда на моей лопатке красовалась тату.

— Не похожа?

Глупо поворачиваю голову к мужчине, не сразу поняв, что оказываюсь нос к носу с ним.

— Чшшш, осторожно, — хватает ловко меня за талию, когда я едва не поскользнулась на краю ступени. — Голову легко скрутить. А такую девочку будет жаль увидеть с проломленным черепом.

Он что-то говорит, а я просто наблюдаю, как шевелятся его неприлично пухлые губы. Вновь слышу хриплый смех, который выводит меня из нирваны:

— Я не против массажа, но не в таких условиях.

О чем это он? Хмурюсь, пытаясь понять смысл его намеков. Видимо мое лицо подобно открытой книге, ведь мужчина опускает собственный взгляд на свою грудь. Святая Матрона! Я, подобно кошечке, поглаживаю его грудь, изредка ноготками задевая сосок, прикрытый футболкой.

Опять хитро скалится. Вижу, как темнеют его глаза, а зрачки становятся шире. Жарко! Здесь очень жарко. Всему виной последние дни лета? Я же права?!

— Девочка соскучилась по мужскому плечу?

Бздынь! На мелкие кусочки разлетелся сексуальный образ самца, который меня сбивал с толку. На что он намекает?

— Даже если это так, вам какая разница, мужчина?

Он заметил, да, да мгновенно заметил перемену на моем лице и иронично приподнял опять таки неприлично идеальную для мужчины бровь. Разительная перемена. На красивом лице мгновенно нарисовалось серьезное выражение. Словно какую-то кнопку нажали, и программа ушла в режим ожидания.

— Я бы мог извиниться за представление в квартире, но не буду. Случайным свидетелем стал не я.

Неожиданно стало легче дышать, ведь от меня оторвался накачанный торс. Максим сделал шаг назад и провел рукой по влажным волосам.

— Да и я не собиралась стать наблюдателем, — хмыкаю насмешливо, поправляя очки на макушке.

— Почему же тогда не ушла?

Мужчина делает несколько шагов вниз и вновь прожигает мое лицо взглядом. Я нервно сглатываю комок. Перед глазами вновь его обнаженная фигура, напряженные мышцы и какое-то звериное наслаждение на лице. Я вновь чувствую себя дурой. Достало! Фыркаю и тоже делаю несколько шагов вниз. Нас разделяет одна ступень, несколько сантиметров. Никогда ничего подобного не чувствовала, что чувствую именно сейчас. Я буду злостной лгуньей, если буду отрицать одно: он меня не привлекает.

— Если ты думаешь, что я намеренно там стояла и кайфовала…

Он делает единственное резкое движение, которое заставляет мои ноги стать ватными. Голодный поцелуй, с которым Макс набросился на мои губы, был сродни грома в ясный день.

Это неправильно! Кричит кто-то в голове, но я не хочу слышать эти слова. Напротив, я пробираюсь руками под его футболку и мой протяжный стон растворяется на его губах. Красивое ухоженное тело всегда привлекало мой эстетический взгляд. В спортзале отца столько красавчиков качалось, что уму непостижимо. Но одно дело смотреть, а другое — иметь возможность исследовать и получать эстетический оргазм.

— Вы еще здесь сексом займитесь, стыдоба!

Дверь одной из квартир распахнулась. На пороге появилась всклоченная старушка с клюкой. А говорят — старость не радость. Да здесь у бабулек эхолокаторы настроены на сверхтонкий улов посторонних звуков.

— Нам здесь не рады, — смеется хрипло, прижав меня спиной к прохладной поверхности, рукой зафиксировав себя поверх моей головы.

— Мне кажется, ты куда-то шел.

Стараюсь не смотреть мужчине в глаза, потому что до сих пор стыдно за те чувства, что вызвал в моем теле незнакомец. Месяц без секса, а меня рвет на части. Я не верила подругам, что так бывает. Но, увы, сейчас была похожа на похотливую сучку, ничем не лучше той, что была в квартире под этим Раевским.

— Мы можем пойти вместе, одно твое слово.

— Ну, уж нет! С меня достаточно!

— Девочка боится своих желаний? — Смеется, чем выбешивает меня.

— Девочка не готова давать каждому, кто её в уголку зажал, — распахиваю дверь подъезда и вываливаюсь на воздух.

Горячий воздух, смешанный с едва уловимой вечерней прохладой, не дают должного облегчения. Кожа пылает, губы зудят, не в состоянии забыть напор поцелуя. Спина чувствует прожигающий взгляд. Не хочу поворачиваться, не могу, не буду!