Конский волос - Алексей Кротов

По дороге быстро шли два человека. Таисия Игнатьевна вовсе не желала их подслушивать, но невольно услышала обрывок фразы, принадлежавшей одному из проходивших мимо. Женский голос взволновано произнес:

– … если он не прекратит, то я его убью!

Таисия Игнатьевна была шокирована, но не настолько, чтобы со всей возможной поспешностью не высунуться из своего укрытия и не посмотреть, кто прошел мимо. Она узнала прошедших. Это были муж и жена Морозовы, недавно купившие дом Анны Петровны Дочкиной. Сапфирова взглянула им вслед и задумчиво покачала головой.

Глава 3

Семья Кречетовых

Павел Ильич Кречетов, полный лысеющий мужчина лет шестидесяти, оторвался от газеты и возмущенно взглянул на дочь, перебиравшую крупу.

– Нет, это ни в какие ворота не лезет, Наташа! – воскликнул он, потрясая газетой. – Ты только послушай, до чего обнаглели эти реформаторы!

– И до чего же? – лениво спросила эффектная высокая блондинка лет тридцати двух-тридцати трех, не прерывая своего занятия.

– Взяли за жабры некогда крупную шишку в ЦК, – и Кречетов назвал известную фамилию.

– Значит было за что, – невозмутимо сказала Наталья.

– Лет десять назад эти дерьмократы и пикнуть не смели, – продолжал кипятиться Кречетов. – А сейчас в 90 м вон что вытворяют! С этой перестройкой совсем распустились.

– Времена меняются, – глубокомысленно изрекла дочь.

– Так глядишь и до нашего обкома доберутся, проверку какую-нибудь устроят, – продолжал бушевать Кречетов.

– А что, у вас есть за что зацепиться? – поинтересовалась Наталья Павловна.

Отец с подозрением глянул на нее.

– Конечно нет, – сухо ответил он. И добавил, – хорошо, что я на пенсию в этом году ухожу, меньше хлопот и нервов.

– Персонального, небось, получишь?

– Да, рассчитываю на республиканского значения.

– Эк, ты куда метишь! – восхитилась дочь.

– По Сеньке и шапка, – гордо вскинул голову Павел Ильич.

В этот момент в комнату ворвалась маленькая, но удивительно живая девчушка лет восьми и закричала:

– Ну что, тут есть мне поесть?

– Манюня, – расплылась в улыбке мать.

– Внученька, – изобразил на лице счастливую улыбку дед.

Восьмилетняя Машенька была настоящим домашним тираном. Ей было позволено всё. Любые ее капризы и желания исполнялись моментально и беспрекословно, все шалости заранее прощались. Манюня была избалована донельзя. Мать и дед души не чаяли в ней. Девочка же прекрасно всё понимала и пользовалась своим положением, переходя всякие границы. Любому взрослому Машенька говорила «ты», исключением являлась лишь школьная учительница, которую добрая девочка именовала дома не иначе как «каргой» или «Бабой Ягой». В транспорте Маша немедленно требовала уступить ей место, еще она любила мучить животных. Но наибольшее удовольствие ей доставляло изводить мать и деда. На ее воспитании явно сказывалось отсутствие отца. Отец, Георгий Матвеевич Савицкий, летчик-испытатель, погиб при исполнение задания, когда Машеньке был всего один год. Ее мать, Наталья Павловна Савицкая, вот уже два года, благодаря связям отца, была директором модного ателье. Сам же Павел Ильич Кречетов был важной шишкой в обкоме партии. Зарабатывали оба неплохо, и потому им не составляло труда выполнять все прихоти девочки.

Вот и сейчас маленькая тиранка требовательно глядела на мать и деда. Мать начала перечислять вечернее меню:

– Гречневая каша с парным молоком, домашняя котлетка, сыр, шпроты.

– А на сладкое? – пискляво прервала ее Манюня.

– Клубничка, Машенька, – поспешил сказать дед, съедая любимую внучку глазами.

Девочка похоже была удовлетворена, но ей уж очень хотелось покапризничать. Ее глазки-буравчики забегали по комнате, ища к чему бы придраться.

В этот момент отворилась дверь и вошли двое брюнетов среднего роста, примерно одинакового возраста. Одного звали Антон Петрович Дубков, а другого Александр Иванович Сорокин.

Дубков был двоюродным братом Савицкой. Нельзя сказать, чтобы брат и сестра любили друг друга до безумия, но между ними существовало взаимопонимание. Дубков был ведущим инженером с окладом в 430 рублей плюс частые премии.

Александр Иванович Сорокин был профессиональным биатлонистом. Он обожал спорт: прекрасно плавал, стрелял по мишени, играл в волейбол, был великолепным рыболовом. Сорокин был лучшим другом Дубкова. Именно так всегда его называл Антон Петрович.

– Я думаю, вы не будете против, если Саша поживет у нас? – сказал он пару недель назад, когда семья приехала в Полянск.

Естественно никто не был против. Кречетов и его дочь уже давно знали Сорокина и прекрасно к нему относились. Александр Иванович обладал огромным личным обаянием, он просто привораживал людей. Общаться с ним было одно удовольствие. Лучезарная обаятельная улыбка не сходила с его молодого лица, невольно сообщая окружающим хорошее настроение. Даже сама Манюня переставала капризничать в его присутствии. Уже одно это говорило само за себя.

– Ну что, архаровцы, небось, аппетит нагуляли? – весело спросил их Кречетов.

– Нагуляли, – садясь, подтвердил Дубков.

Павел Ильич не замедлил прочитать им так возмутившую его газетную заметку.

– Ну, что вы об этом думаете? – вопросил он с надеждой глядя на друзей.

– Возмутительно, – с неприкрытой иронией сказал Дубков.

– И все бы тебе шутить, – посетовал Кречетов. – Ну ты-то хоть, Санек, со мной согласен?

Сорокин взглянул на хозяина и мягко проговорил:

– Вопрос тонкий, Пал Ильич, политический.

– Ну вот, – окончательно расстроился Кречетов, – и этот уклонистом заделался!

В этот момент Манюня, решившая, что о ней забыли, громко попросила есть.

Савицкая поспешно заверила свое солнышко, что все будет готово через пять минут.

– Иди пока побегай, – ласково сказала она дочке.

– Точно, поиграй, – поддержал Савицкую Сорокин, ласково улыбаясь Машеньке.

Но несмотря на их призывы, девочка предпочла остаться.

Дубков, между тем, удобно устроился в кресле и стал просматривать газету. Через несколько минут он сложил ее и произнес:

– Ничего интересного. То ли дело здесь.

– А что здесь, Тончик? – с интересом спросил друга Сорокин.

– Ну, – вскинул руки Дубков, – я тут такой экземпляр повстречал. Расскажу – не поверите!

И Антон Петрович в красках пересказал свою встречу с Цепкиной.

– Очень странная тетя, – прокомментировала Манюня, едва он закончил, – и дядя тоже.

– Манюня права, – сказала мать, гладя девочку по головке.

– Надеюсь, что мне с ней не придется общаться, – хмуро проговорил Кречетов.

– Не забивайте себе голову, Пал Ильич, – успокоительным тоном посоветовал ему Сорокин. – Лучше скажите, когда дом-то построят?

– А леший их знает… – начал было Павел Ильич, но дочь прервала его.

– Не выражайся при детях, – строго сделала она замечание.

– А я знаю, кто такой леший, – радостно крикнула Манюня, подбегая к деду. – Это такой старик, он с Бабой Ягой и Водяным в лесу живет.

– Какая умная девочка! – восхитился дед.

– Между прочим, дедуля, он на тебя похож, – сообщила Манюня, пристально разглядывая деда.

– И наблюдательная, – добавил дед, не слишком обрадованно.

– Ну к августу-то будет готово? – продолжал расспрос Сорокин.

– Говорю ж тебе, не