Вероятно, Алекс - Дженн Беннет

Я не говорю, что этот план хороший или легкий. Но все же лучше нелепой встречи с человеком, который прекрасно выглядит на бумаге, но в реальной жизни способен разбить все мои мечты. Поэтому я буду заниматься этим, как и подобает Ловкачу-Пройдохе: с безопасного расстояния, чтобы в случае чего не причинить боль ни себе, ни ему. Поверьте мне, так действительно лучше.

– Это он? – спрашивает папа.

Я быстро сую телефон в карман:

– Кто?

– Твой дружок-киноман. Как там его?

Вряд ли я говорила папе что-то об Алексе. Нет, он конечно же знает, что тот живет в этих краях, и даже, шутя, упомянул об этом факте в качестве наживки, когда я решила, что не могу больше жить с мамой и Нейтом.

– В данный момент он замышляет убийство, – говорю я отцу, – поэтому назначит мне встречу на какой-нибудь темной аллее и приедет туда на своем неприметном фургоне. Здорово, правда?

На какую-то долю секунду между нами проскакивает искра высокого напряжения. Папа прекрасно понимает, что я его лишь поддразниваю и никогда не пойду на подобный риск, особенно после того, что случилось в нашей семье четыре года назад. Но это было в прошлом, в то время как сейчас мы с ним смотрим только в будущее. А впереди нас ждут лишь пальмы да солнечный свет.

– Ха, если у него фургон, даже не надейся, что его можно будет отследить.

Вот черт! Неужели он знает, что я намереваюсь отыскать Алекса?

– Там, куда мы направляемся, фургоны есть у всех.

– Скучные и передвигающиеся со скоростью черепахи?

– На таких больше пристало ездить хиппи. Скоро ты сама все увидишь. В Коронадо Ков все по-другому.

Когда мы съезжаем с федеральной автострады – пардон, с «бесплатной дороги», как называет ее папа, – он объясняет почему. Городок Коронадо Ков, в котором когда-то располагалась одна из исторических для Калифорнии миссий, сейчас превратился в суетный туристический центр на полдороге между Сан-Франциско и Биг-Суром. Двадцать тысяч жителей и вдвое больше туристов. Их сюда манят три вещи: секвойные леса, частный нудистский пляж и сёрфинг.

Да-да, все, как я сказала: секвойные леса.

Их сюда манит и кое-что еще, с чем я уже в самом скором будущем смогу познакомиться лично, от одной мысли об этом меня охватывает волнение, поэтому я стараюсь ни о чем таком не думать. Не сейчас. Потому что город еще симпатичнее, чем на фотографиях, которые присылал папа. Холмистые улицы с выстроившимися вдоль них кипарисами. Затянутые дымкой пурпурные горы вдали. Потом мы выезжаем на Голд-авеню, извилистую двухрядную дорогу, повторяющую изгибы побережья, и я наконец вижу его, Тихий океан.

Алекс был прав. Пляжи Восточного побережья действительно полный отстой. А здесь… просто поразительно.

– Какая она синяя! – говорю я, понимая, что мои слова звучат глупо, но не зная, как еще описать яркого аквамаринового цвета воду, набрасывающуюся на песчаный берег.

Мне, сидя в машине, даже удается вдохнуть ее запах, соленый и чистый – в отличие от пляжей у нас дома, пропахших йодом и раскаленным металлом, он настолько приятный, что у меня не возникает ни малейшего желания закрыть окно.

– Ну что, прав я был или нет? Здесь настоящий рай! – говорит отец. – Теперь у тебя все будет гораздо лучше, Минк, обещаю.

Я поворачиваюсь к нему и улыбаюсь, отчаянно желая верить, что так оно и будет. В этот момент он чуть ли не тыкается головой в ветровое стекло, слышится визг тормозов, и машина замирает на месте.

Меня швыряет вперед, я упираюсь руками в приборную доску, ремень безопасности вгрызается в грудь не хуже железного бруса. Во рту вспыхивает боль и сразу ощущается медный привкус. Я издаю пронзительный визг, тут же сознавая, что он звучит слишком уж громко и драматично – если не считать прикушенного мной языка, никто не пострадал, даже машина.

– Ты в порядке? – спрашивает отец.

Скорее озадаченная, нежели что-то еще, я киваю и перевожу взгляд на причину происшествия, чуть не обернувшегося бедой: посреди улицы стоят двое ребят. По виду, ни дать ни взять, ходячая реклама кокосового масла для загара – взъерошенные, выгоревшие на солнце волосы, бермуды и худосочные мышцы. Один блондин, второй брюнет. При этом светловолосый, злой как черт, вовсю молотит кулаками по крыше машины.

– Смотри куда едешь, придурок, – орет он, тыча пальцем в цветастый, нарисованный от руки знак, живописующий вереницу сёрферов, шагающих со своими досками через Эбби-роуд по некоему подобию пешеходного перехода. Вверху на нем красуется надпись: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КОРОНАДО КОВ. Внизу другая: БУДЬТЕ ДОБРЫ, УСТУПИТЕ ДОРОГУ СЁРФЕРАМ.

М-да, то есть нет. Знак не имеет никакого отношения к официальным дорожным указателям, но если бы даже и имел, пешеходного перехода здесь нет и в помине, к тому же этот белобрысый пижон без рубашки разгуливает без доски. Но я ничего такого не говорю, причем сразу по двум причинам: во-первых, я только что завизжала, как домохозяйка 1950-х годов, а во-вторых, любая конфронтация не для меня. И уж тем более конфронтация с парнем, который выглядит так, будто курнул какой-нибудь дури, наспех приготовленной в ближайшем грязном трейлере.

Его темноволосый приятель учтиво напялил на себя рубашку перед тем, как нарушать правила дорожного движения. Более того, он выглядит до нелепости хорошо (десять баллов) и пытается оттащить своего идиота-дружка к обочине дороги (двадцать баллов). Пока он упорствует в этом деле, я мельком оглядываю цепочку рваных, темно-розовых шрамов, которые змейкой тянутся от рукава его линялой футболки к ярко-красным часам на запястье, будто его руку давным-давно изуродовал Франкенштейн. Да, ему явно не впервые приходится оттаскивать товарища с дороги. По виду он озадачен ничуть не меньше меня – девушки, которой приходится сидеть в машине и слушать громогласные гудки тех, кто выстроился позади нас. Сражаясь с другом, он поднимает руку, обращается к моему отцу и говорит:

– Извините.

Отец вежливо машет ему в ответ, ждет, когда они оба уберутся с дороги, и только после этого осторожно нажимает на газ. Езжай быстрее из любви к улиткам. Я прижимаю свой саднящий язык к внутренней поверхности зубов, щупая место, где я его прикусила. Белокурый франт продолжает на нас орать, а парень с обезображенной шрамами рукой смотрит на меня; ветер треплет его буйную шевелюру с выгоревшими на солнце прожилками, собирая ее на одну сторону. На какое-то мгновение я затаиваю дыхание и поднимаю на него глаза, но уже в следующее он исчезает с поля зрения.

На встречной полосе коротко мигают красно-синие огни. Ну дела! Неужели подобные вещи считаются здесь происшествием? Похоже, что нет, потому что полицейская машина медленно проезжает мимо. Повернувшись на сиденье, я вижу, как женщина-коп с темно-пурпурными тенями на веках высовывает в окно руку и грозно машет двум возмутителям спокойствия.

– Сёрферы, – едва слышно говорит отец с таким видом, будто это самое грязное ругательство на всем белом свете.