Безумие! Не тех лечим. Занимательная книга о психотерапии - Манфред Лютц

Был ли Гитлер сумасшедшим? Многие люди на этот вопрос находят быстрый ответ. Такой массовый убийца должен быть сумасшедшим! Ведь явно же ненормально развязать мировую войну и проводить геноцид. Но так ли уж сразу больной? Ни в коем случае! Если бы это было так, то необходимо было бы такого Гитлера объявить невиновным. Насколько известно, только один-единственный психиатр, впоследствии заведующий кафедрой Гейдельбергского университета, Карл Вилльманн видел Гитлера вблизи. Но даже и издали никакой серьезный психиатр не подтвердил бы невиновность Адольфа Гитлера. Он был определенно чудовищным явлением, не знавшим меры в своей ненависти, агрессии, желании уничтожения, но больным он не был. Утверждать, что Адольф Гитлер был болен, значит опошлить ужас исторической катастрофы, которая связана с этим именем. Тогда надо было бы Гитлера только прилежно полечить психиатрическими методами, и вся проблема разрешилась бы наилучшим образом. Небольшое количество лекарств, заботливое окружение и, прежде всего, трудотерапия психически больного мюнхенского живописца могли бы предотвратить смерть миллионов людей. Однако, все это вздор. Гитлер был нормален, ужасно нормален. Он был настолько нормален, что обладал даже особой способностью очень хорошо разбираться в нормальных людях, говорить именно то, что они хотели услышать, что доходило до них. Иоахим Фест в своей классической биографии Гитлера связал историческое величие с ответом на вопрос, может ли человек объединить свое мышление с ощущением времени, и пришел к страшному выводу, что в этом отношении отказать Адольфу Гитлеру в величии не так просто. Ведь, действительно требовалась незаурядная способность убеждать, позволившая с помощью популистской риторики зафиксировать на себе внимание людей, использовать в своих целях сначала их, а затем и целое государство, а после весь мир погнать на войну. Психическое заболевание сделало бы такой продолжавшийся в течение почти 30 лет процесс, требовавший значительных сил, невозможным с самого начала. Злу, которое совершил Гитлер и те, кто был с ним заодно, нет никакого прощения. Гитлер был не болен, а нормален. И это-то как раз и является самым страшным в этом человеке. Войны никогда не ведутся психически больными, для этого требуется слишком большая целеустремленность. Если бы Гитлер был болен психически, он не смог бы совершить своих преступлений.

Для кого-то бывший кандидат в священники Иосиф Сталин – также кандидат в психиатрию. Сторонники этого мнения вспоминают, прежде всего, «патологическое» недоверие старого диктатора, которое стоило жизни бесчисленному количеству людей. Но, если бы кто-то вел себя нерационально только под влиянием далекой от реальности мании преследования, ему скоро перестали бы повиноваться. Напротив, определенное недоверие прямо-таки жизненно необходимо для диктаторов. Среди миллионов мертвых, погибших в результате обычного бреда Сталина, несомненно, были также и такие, которые могли бы представлять опасность для его господства. И его живые противники после всех этих массовых убийств весьма основательно размышляли, хотят ли они рисковать своей жизнью. Нет указаний на то, что Иосиф Сталин мог быть болен психически. Совсем наоборот, именно мощная преступная эффективность Сталина гарантировала ему господство. Когда же самодержцы стареют и заболевают, то систематическое подавление ими противников ослабевает, и это нередко стоит им власти. Пример тому – шах Персии, а также Эрих Хонеккер и конголезский диктатор Мобуту.

Тот, кто в противоположность им действительно страдает манией величия, – встает на перекрестке в Ванне-Эйкеле[2] и заявляет, что он самый великий. После сравнительно короткого лечения в местной психиатрической лечебнице проблема разрешается, и мужчина может снова идти на свою работу в городском архиве. Но если некто, кого зовут Ким Ир Сен, занимает центральное место в северокорейской столице Пхеньян, утверждая то же самое, разумеется, окруженный многочисленными ликующими приверженцами, тогда эту проблему невозможно разрешить обращением к психиатру. Так как мужчина этот нормален, во всяком случае, не болен. То, что такое совершенно обычное безумие может быть наследственным, подтверждается сегодня его в высшей степени странным отпрыском, который с неослабной беспощадностью и непредсказуемостью в международных делах командует самым большим в мире лагерем заключенных. Мао Цзэдун не был, как известно, любимым дядей, как он охотно позволял представлять себя публично, а был эгоистичным садистом и сластолюбцем, на совести которого, пожалуй, больше убийств, чем у любого другого диктатора со времен существования человечества. Но перечисленные качества никогда не создавали у этих удивительных субъектов картины болезни, требующей лечения, а, следовательно, и возможности излечиться.

И в наши дни были примеры совершено обычного безумия: диктатор Саддам Хусейн, террорист Усама бен Ладен или людоед из Роттенбурга Армин Майвес, за которым охотился даже Голливуд. Тем не менее, Саддам Хусейн был в состоянии долгие годы держать под своим контролем большую страну, Усама бен Ладен очень долго и успешно прятался от американцев и поддерживал боеспособной свою террористическую сеть, а Армин Майвес с очевидным удовольствием выступал публично. Все это не болезнь, а отвратительное явление. Это нельзя лечить, можно только презирать и осуждать.

В последнее время исследователи мозга попытались отобрать у нас ответственность за эти постыдные теневые стороны нормального человечества. Исследователь мозга Герхард Рот жизнерадостно объявил, что мы вовсе не виноваты во всем этом. Он настаивает на отмене уголовного права и на отказе от преследования нарушителей закона о гуманной дрессировке животных. Шикарная идея! Это не мы виноваты, это наш мозг! И за него мы, как известно, не отвечаем. Виноват ли я, если нейротрансмиттеры безобразничают в моем переднем мозгу и искажают мою мораль? Идея господина Рота и его друзей-исследователей мозга не особенно нова. В наши дни мы празднуем ее 290-ый день рождения. Некий господин Толанд еще в 1720 году объявил мозг машиной, которая создает наши мысли согласно своим собственным законам. Еще в то время хватило образования, чтобы распознать ошибку. Естественно, нельзя играть сонату для рояля без рояля, и действительно нет звука без движения клавиш. Но без гениальных мыслей таких людей как Людвиг ван Бетховен и без пианисток, как мои дочери, не было бы в действительности сонат для рояля. Естественно, что всем нашим мыслям соответствуют какие-то материальные изменения в мозгу, и также, прежде чем мысли определенно и ясно проявятся, в ожидании мысли происходят некие действия нейротрансмиттеров, которые можно измерить. Но, тот, кто путает пианино с композитором или пианистом, совершает ту же ошибку, что и посетитель ресторана, который путает меню с настоящей едой и откусывает от картонки. Философия называет это сбоем категорий. Раньше можно было бы над таким посмеяться. Сегодня же эзотерически настроенные исследователи мозга едва ли осмеливаются громко говорить или смеяться, не говоря о том, чтобы противостоять совершенно откровенному вздору. Для этого нужны такие философы как Юрген Хабермас, которые разоблачают обман и предостерегают, что с такими необдуманными речами наше свободное общественное устройство полетит в тартарары.