Нить судьбы - Елена Вакуленко

находкой, даже не заметила того, что бабушка ей не ответила.

ГЛАВА 3

В тот же вечер Надийка дошила найденную ею в сундуке вышивку, и сделала это так искусно, что не различить было, где заканчивалась работа одной мастерицы и начиналась работа второй, до того все стежки были ровными и одинаковыми, аккуратными и неотличимыми друг от друга. И вот теперь Захариха лежала в постели без сна, ворочаясь с боку на бок, и думала, что же ей делать…

На могилку к матери Надийки они ходили вдвоём, убирались, приносили цветы, но Захариха молчала о том, кто там похоронен, а Надийка, поначалу спрашивающая о том у бабуси, постепенно привыкла, что бабушка отмалчивается, и перестала приставать к ней.

– Значит, так надо, – думала она.

И каждый раз, как только они приходили на могилку, благо она была сокрыта от людских глаз, тут же на поляне появлялись и волки. Они ложились в стороне и наблюдали за людьми. Место здесь было глухое, хоть и недалеко в лесу, а всё ж таки и не близко от человеческого жилья, да и на сокрытой тропке, отрезанной от остального леса глухой стеной старых разлапистых елей и густого колючего кустарника да сухостоя, словно в сказке про спящую красавицу, в которой замок её за какие-то считанные минуты опутали вдруг непроходимые кусты шиповника, высотой в человеческий рост. Через какой-то, одной Захарихе ведомый лаз, продирались они сквозь эту толщу и выходили на небольшую полянку, посреди которой росла, как лесная королева, одна единственная старая огромная ель. С древних лап её свешивались мхи, а весь ствол покрыт был глубокими трещинами, словно лицо старого человека – морщинами. Под этой-то елью и была могилка.

Чуть в стороне пробегал ручеёк, его не видно было среди кустарника, но чувствовалась влага, стоявшая в воздухе, и запах близкой воды. Здесь всегда было сумрачно, даже в самый жаркий и солнечный летний день, и очень-очень тихо, будто все звуки жизни оставались там, за стеной деревьев-исполинов, здесь же было царство тишины, покоя и древних мхов.

А в последний раз, когда Захариха с Надийкой сидели под широколапой елью возле холмика, девочка неожиданно снова задала свой вопрос:

– Бабуся, а кто здесь похоронен, в этой могилке? Когда я сюда прихожу, то мне так тепло становится вот тут, под сердцем, и плакать хочется…

Захариха вздохнула тяжело, обняла девочку и сказала:

– Я всё тебе расскажу, моя милая, всё, только немного попозже, хорошо?

– Ты всегда так говоришь, – надула губки Надийка.

– Погоди маненько, не время ещё, – погладила её по голове старуха.

– А когда же оно придёт, это время?

– Бог укажет, – только и ответила Захариха.

***

Захариха поднялась с постели и вышла во двор. Ночь была такая лунная и светлая, что кругом было видать всё, как днём. Яркий рожок полумесяца висел над избой, будто нарисованный на картине, а под ним раскинулся лес, тянущий к небу свои тонкие корявые руки-ветви с сухими пальцами-сучками. Всё было каким-то тревожным, беспокойным, таким же, как и мысли старухи. Ветер настороженно шелестел листвой яблонь в саду и ворошил солому на крыше, шепотки крались по траве, по стенам избы, по притаившимся в кустах невидимкам, тем, кому не положено показываться взору человеческому.

Захариха поёжилась от ночной прохлады, и, поплотнее запахнув тёплый платок на груди, присела на завалинку. Тут же за углом избы послышалось шуршание, и, повернув голову, старуха увидела тень. Та быстро шмыгнула к ней и встала рядом.

– А-а-а, это ты пришёл? – прошептала Захариха, – Ну, поди, поди сюда.

Из темноты вышел на лунный свет большой волк. Она протянула к нему руку, и положила ладонь на его лохматую голову, провела по шерсти, потрепала промеж ушей, и заплакала.

– Что же делать-то теперь? Рассказать, что не родная она мне?

Волк положил свою морду ей на колени и вздохнул глубоко. Захариха вытерла слёзы и сказала:

– Ну что ж, придётся, видать, рассказать. Знать, время пришло.

Волк поднял на старуху свои умные глаза, словно соглашаясь с ней. Они поглядели друг на друга, и Захарихе показалось, что волк поддерживает её, и говорит: «Правильно ты решила». Она поднялась с завалинки, и пошла в дом. Волк, дождавшись, пока старуха скроется за дверью, тут же бесшумно скрылся в тени дома, завернул за угол избы и побежал в сторону леса. Отбежав от двора на приличное расстояние, он остановился, оглянулся назад, поднял морду к луне и завыл, исполняя свою ночную песню. Этот вой и услышала Захариха, и почему-то он принёс ей успокоение.

Спала ли в эту ночь Захариха, она не поняла. Ей показалось, что она только сомкнула на миг глаза, как тут же и пропели петухи, а в окнах забрезжил рассвет. Нужно было подниматься и доить козу. Захариха вновь тяжело вздохнула, и, поднявшись на ноги, перекрестилась, сотворила молитву, и отправилась к рукомойнику умываться. Начинался трудный для неё день. Подоив козу, Захариха принялась за оладьи, чтобы позавтракать с внучкой оладушками с парным молочком. Дразнящий, душистый аромат поплыл по всей избе. Надийка не заставила себя долго ждать, шлёпая по полу босыми ногами, она прибежала из своей спаленки к бабусе.

– М-м-м, бабуся, как вкусно пахнет! Ты блинков испекла?

– Проснулась, моя ягодка? Испекла-испекла. Ну, беги, умывайся, да завтракать станем.

Надийка, тряхнув своими длинными косичками, побежала умываться. Они попили молока с оладьями, затем Захариха принесла из сенцев корзинку и сложила в неё крынку молока, огурчики, редиску, завернула в чистое полотенце оладушек, добавила несколько яблок и две больших картофелины, сваренных накануне.

– Собирайся, милая, пойдём в лес, – позвала она внучку.

С корзинкой в руках она вышла во двор. Надийка выбежала следом за бабушкой на крылечко, повязывая на ходу беленький платочек. Захариха взглянула на девочку, и поняла, что это та самая вышивка, которую Надийка вышивала накануне.

– Бабуся, – весело залепетала она, – А можно я повяжу на голову эту косыночку?

Захариха молча кивнула в ответ, и вновь тяжесть легла на её сердце. Они вышли за ворота, и пошли в сторону леса. Ох, как же тяжело давался старухе каждый шаг, её сердце трепетало, словно пташка в клетке. И чем ближе они подходили к лесу, тем сильнее оно стучало в груди.

ГЛАВА 4

По дороге к лесу Надийка нарвала целый букет полевых цветов, складывая их цветочек к цветочку. Она перебегала от одной травинки к другой, кружилась, пела и смеялась, а у старухи на сердце повис тяжёлый камень. Она молча наблюдала за тем, как Надийка склоняется к цветам, вдыхает их аромат, порой чихает от сладкой пыльцы, что остаётся на её носу жёлтыми пятнышками, как она аккуратно и бережно собирает яркие соцветия алых гвоздичек и синих колокольчиков, сиреневые шарики короставника и голубой цикорий, ярко-жёлтые воздушные облачка медовника и кувшинчики льнянки, белоснежные ромашки, головки дикого лука и розоватый тысячелистник. Букет получился большим и пёстрым.

И вот, спустя с четверть часа, они пришли к месту. Здесь, в царстве старой королевы ели, как обычно было тихо и сумрачно. Лишь слышалось журчание ручейка и пахло сырой землёй. Захариха присела передохнуть после пути, а Надийка принялась убирать старую траву, которой заросла могилка и сухие ветви, что нападали сверху. Девочка убрала пожухлый букет, что лежал у креста, и положила новый, разгладив каждый лепесточек и придирчиво оглядев со всех сторон – ладно ли получилось. Захариха тем временем расстелила в стороне старенькую скатёрку, что захватила она с собою из дома, и разложила нехитрую снедь из своей корзины.

– Пойдём-ка, милая, перекусим с тобой.

Но только они с внучкой принялись за трапезу, как тут же в кустах послышалось потявкивание.

– О, пришли! – воскликнула Надийка, – А мы вам гостинец принесли.

Она разложила вяленое мясо на траве перед кустами и отошла обратно к бабушке. Из-за ветвей можжевельника показались волчьи морды. Звери, осторожно ступая, вышли из укрытия, обнюхали угощение и аккуратно принялись за еду. Покончив с трапезой, волки прилегли тут же, возле людей, положив морды на широкие свои лапы и вздыхая, как будто понимая, что