Общество любителей Агаты Кристи. Живой дневник - Глеб Шульпяков

То, что Пномпень крупный город, ясно, когда попадаешь в аэропорт. По сравнению с лаосским во Вьентьяне он вдвое больше, современнее. Визу дают на прилете, но, чтобы не стоять в очереди, можно оформить e-visa по Интернету, дома. Заполняешь на сайте их МИДа анкету, прикрепляешь фото, счет карты – и получаешь файл в течение трех суток.

«Килинфил?» – предлагает шофер.

На дворе ночь, я смотрю из такси на улицу. Тротуар завален мусором, нищие и калеки спят вповалку. «Килинфил» – это killing fields, места массовых казней и могильники недалеко от Пномпеня. Видимо, первая позиция среди достопримечательностей.

– Нет, не хочу.

В узком, как пенал, лобби пахнет благовониями, полумрак. Я прохожу между скульптурами Будды. Пусто, никого. Неожиданно меня окликают, над столом голова, из-под кепки торчат уши. Консьерж серьезен, несмотря на юный возраст.

– В девять утра будет шум, много шума. – Он берет чемодан, лицо становится скорбным. – Ремонт в соседнем здании, мы ничего не можем поделать.

Мой номер на самом верху, в мансарде. За окном в темноте угадывается стройка, за стройкой чернеет Меконг, по которому плавают иллюминированные кораблики. Конфигурация жилья хитрая: между комнатой и туалетом уместился внутренний дворик, private garden. Два кресла, сверху крыша из циновки.

– Интернет? – спрашиваю.

– Пять долларов в сутки. – Консьерж как фокусник достает из кармана провод. Подключаемся – не работает. Он смотрит так, словно это я сломал связь. Качает кепкой, молчит. Наконец, вздохнув, достает новый кабель. Все в порядке, страница загружается.

Ночь душная и влажная, пот ручьями. Сна нет. Из кондиционера хлещет влажный теплый воздух. Я перебираюсь с компьютером в «садик». Тут вентилятор и прохладно – хотя все больше мошек, невидимого гнуса. Левая стена в «садике» завешена бамбуком. Машинально отодвигаю пару плашек. Там еще одна стена, прозрачная – из пластика. И точно такой же «садик». Когда глаза привыкают к полумраку, я вижу низкий топчан в углу. На нем лежит голый мужик, белый. Рядом с ним девушка, крошечная, как десятилетний ребенок. Она встает, быстро одевается. Тот вяло протягивает руку. Я тихо смыкаю бамбуковые плашки.

«Дорога из тюрьмы в свободный мир очень длинная и очень прямая и кончается в общественном саду, где цветут гибискусы и орхидеи. Как медитирующему человеку не заметить в этом некую замену оси сознания?»

Джон Бердетт

День третий. Пномпень

Утром выясняется, что мой номер угловой, смотрит на площадь, собирая городской шум со всех улиц. Машины и моторикши бегут через площадь как тараканы. Треск моторов сливается в одно равномерное клокотание. Гудки учащаются к вечеру, когда город погружается в пепельные сумерки, не испорченные электричеством, поскольку его – уличного освещения – в городе мало, и надо прокладывать дорогу звуком.

Среди машин медленно катится повозка, запряженная двумя быками.

Глядя в окно, я понимаю, что целый день можно провести, наблюдая только за тем, как хаотично, бессмысленно – и филигранно, небеспричинно – движение транспорта.

Буддизм в чистом виде.

Город большой, мало общего с Вьентьяном в Лаосе, где я был осенью, – по-сельски сонным и безмятежным. Днем улицы забиты базарными тентами, в этой части города кругом уличный базар. Под ногами вертятся мелкие детки, я хожу как цапля. Грязь – такой немыслимой грязи я не видел даже на мусульманских рынках. К тому же на мусульманских рынках товар показывают лицом. А здесь эту рыбу (мясо, овощи, кузнечиков) невозможно даже в руках представить.

В Лаосе люди застенчивы, умиротворены. Черты их лиц спокойны и разглажены. Прозрачны. Камбоджийцы, наоборот, тихи и напряжены – как скомканная бумага. Мне кажется, они скрывают внутри, как все запуганные, затравленные люди, немотивированную печаль, ярость. Детскую какую-то обидчивость, недоверие.

На центральном променаде, вдоль реки (которая оказалась не Меконг вовсе, а Тонле Сап, приток), полно народу, в основном туристы. Прилипчивость городской среды невероятна. Стоит притормозить, тут же ниоткуда возникает сутенер или извозчик, нищий. Торговец марихуаной или зазывала со змеиной фермы.

...Змея – центральный автохтонный символ Камбоджи. Олицетворяет воду, подземный проточный мир. Жизнь. По легенде, династию первых королей-индуистов в этих краях основал индийский брахман-путешественник. Он женился на дочери змеиного владыки, который прославился тем, что выпил (читай, осушил) болота в дельте Меконга. То есть первым сделал водоотвод, дренаж. Научил людей, живших в режиме «полгода дождь – полгода засуха» главному ремеслу – распределению водных ресурсов для выращивания риса.

В Москве. Лаос все время приходит на ум, пока путешествуешь по Камбодже. Как полная противоположность – по духу, по атмосфере. Лаос по большей части горная, поднебесная страна, причем буквально поднебесная, поскольку в горах «небо становится ближе», и все время хочется пригнуть голову, настолько рядом ползут облака, особенно в сезон дождей. Что вообще сказать о людях, у которых есть специальное приспособление для разгона облаков? Как к ним относиться? Я обнаружил эту штуку в одной из горных деревень, вверх по Меконгу. Это была очень длинная, из нескольких палок бамбука, слега с гигантской метелкой из листьев на самой верхушке. Этой слегой они подталкивали облако, если оно зацепилось за кряж, застряло над деревней и чрезмерно заливает огороды дождями. В общем, ангелы, чистые ангелы, эти лаосцы. Небесные существа... Что касается легенды о змеином короле, о свадьбе с брахманом, она фиксирует начало экономической экспансии индийского купечества, приход индуизма в мир местных кхмерских культов. Которые до конца так и не были вытеснены ни индуизмом, ни буддизмом, ни коммунизмом. Вот эта пропорция, смесь: 1) индийская мифология и космогония, кастовость, почитание Шивы, Вишну и Брахмы, а также их аватар и тотемов, одним из которых является король; 2) учение Будды, пришедшее на смену индуизму, особенно в области того, что касается общины и власти как высшего проявления кармы; 3) древние кхмерские традиции анимизма и в особенности культ предков, прекрасно вписавшийся в мифологию индийского бога смерти Ямы. Все это составляет душу камбоджийского народа. В национальном характере, я хочу сказать, многое этим объясняется.

Вечером я наконец подбираю транспортное средство. Это нужно сделать обязательно, найти водителя – чтобы он возил тебя по городу и за город, на все время. Как? Никаких рецептов. Просто почувствуйте, что его духи не противоречат вашим. Что вы ему доверяете с первой секунды.

Мой провожатый был улыбчивым мужичком без возраста, идеальный Максим Максимыч. После трубочки-другой я попросил его повозить меня по ночному городу, желательно на скорости. На мой вкус, таково самое большое удовольствие в краях вроде Камбоджи. И мы помчались. Сованн (это было его имя) оказался не без чувства юмора, и многие государственные памятники комментировал довольно весело:

– Смотри, это стела Независимости, ее подарили французы! Еще один подарочек от французов – ха-хаха! хо-хо-хо!!!