Проклятие демона - Роберт Энтони Сальваторе

Пони подчинилась. Да, ей действительно нравился брат Браумин и его сподвижники. Они рисковали всем, пытаясь отстоять правду, после того как Эвелин Десбрис унес из монастыря магические самоцветы. Чувствуя, с какой заботой Браумин относится к ней, Пони осознала, что испытывает не просто симпатию. Ей нравилось его доброе, красивое лицо, нравилась сильная, энергичная походка. Пони завидовала брату Браумину. Будучи старше ее по возрасту, казалось, душой он был намного моложе, чем она.

Она понимала: брат Браумин обладает тем, чего у нее теперь не было.

Надеждой.

— Бреннили! Ты опять не накормила цыплят, ленивая девчонка? — распекала дочку Мери Каузенфед, стоя на пороге дома. — Бреннили! Еще и спряталась. Где ты?

Мери недовольно покачала головой. Семилетняя Бреннили была самой младшей из ее детей — сорванец, каких мало. Дома ей не сиделось. Девочка всюду искала приключений и любила спускаться по скалам вниз — туда, где за дюнами начинались воды Фалидского залива. А с приливом шутки плохи. Не успеешь глазом моргнуть, как накроет шестифутовой волной и отшвырнет на берег.

Оказываясь за воротами, Бреннили начисто забывала об обязанностях по дому. Каждое утро Мери Каузенфед слышала жалобный писк голодных цыплят, и каждое утро ей приходилось выходить за порог и звать свою непутевую дочь.

— Я здесь, мамочка, — донесся рядом тихий голосок.

Ну и ну! Обычно непоседливая Бреннили говорила звонким, веселым голосом.

— Ты опять забыла про завтрак, — сказала, оборачиваясь к ней, Мери. — А вот цыплята, между прочим, не забыли.

— Я их покормлю, — пообещала Бреннили все таким же едва слышным голоском.

Мери быстро наклонилась к непривычно тихой дочери и, приложив руку к ее лбу, почувствовала жар.

— Ты никак заболела, доченька? — спросила Мери и не на шутку испугалась: у Бреннили пылало все тело.

— Мне что-то не так, мамочка, — призналась девочка.

— Пойдем-ка скорее в дом. Я уложу тебя в постельку и дам супчику, чтобы ты согрелась.

— А цыплята?

— Подождут. Сначала надо тебя согреть. Потом и их покормим, — ласково улыбаясь дочке, сказала Мери.

Улыбка тут же пропала, когда женщина увидела на худенькой ручке Бреннили розовое пятнышко, окруженное белой каймой.

Мери быстро совладала с собой, боясь испугать дочь, и стала тщательно разглядывать ее руку.

— Ты что, поранилась? — спросила она, отчаянно надеясь услышать положительный ответ.

— Нет, — ответила Бреннили, также разглядывая руку, чтобы понять, что так заинтересовало маму.

Мери быстро отвела глаза от розового пятнышка.

— Ложись в постельку, — велела она. — Я накрою тебя простынкой, чтобы тебе не было очень жарко.

— А я что, буду болеть? — невинным тоном спросила Бреннили.

Мери через силу улыбнулась.

— Что ты, девочка моя! Все скоро пройдет, — прошептала она, прекрасно сознавая, насколько велика ее ложь. — А теперь ложись в постельку, и я принесу тебе суп.

Бреннили улыбнулась.

Мери Каузенфед вышла из комнаты. Она тряслась от страха. Ее охватили рыдания.

Надо поскорее бежать за городским лекарем — пусть осмотрит ребенка. Мери без конца твердила себе, что здесь нужен более опытный и мудрый человек, что розовое пятно может быть вызвано совсем другой причиной. Скажем, укусом паука или ссадиной — Бреннили постоянно лазает по камням. Не нужно терять голову. Так говорила себе Мери Каузенфед.

Розовое пятнышко, белый ободочек.

Эту старую песню знали в Фалиде и в большинстве городов Хонсе-Бира.

То была песня про чуму.

Стоила ли победа принесенных жертв?

Мне мучительно больно даже произносить эти слова вслух. Подобный вопрос оскорбляет память тех, кто отдал свою жизнь, сражаясь с тьмой, пришедшей на нашу землю. Скорбя о том, что нет в живых Элбрайна, Эвелина и многих других, не подвергаю ли я сомнению принесенную ими жертву? Ведь я сражалась рядом с Элбрайном. Мы были едины, мы стояли плечом к плечу в борьбе против демона-дракона, который вселился в отца-настоятеля Маркворта. Я видела и ощущала, как душа Элбрайна уменьшается и уходит в ничто, равно как я видела и другое — разрушение тьмы и сокрушение Бестесбулзибара.

Помимо этого, я чувствовала готовность Элбрайна пожертвовать собой, желание довести битву до конца, даже если победа будет стоить ему жизни. Он был готов к этому. Он был воином, воспитанным и обученным народом тол’алфар; он был служителем и защитником человечества, и это требовало от него ответственности и самопожертвования.

Он умер, сознавая, что сумел победить тьму.

С тех самых пор, как я вернулась в Дундалис и вновь встретилась с Элбрайном, вся наша совместная жизнь была полна постоянного риска. Сколько сражений выпало на нашу долю, а ведь многих из них мы могли бы избежать! Мы совершили поход в Барбакан, к Аиде, в самое логово дракона, хотя и считали подобную затею безнадежной и думали, что погибнем понапрасну, пытаясь одолеть зло, безмерно превосходившее нас. И все же мы туда отправились. Добровольно. С надеждой и сознанием необходимости своей миссии ради блага всего мира, какую бы цену нам ни пришлось за это заплатить.

Круг замкнулся в тот самый день, когда в Чейзвинд Мэнор мы наконец… наконец настигли не телесное воплощение Бестесбулзибара, но дух демона, самую суть зла. В тот день мы победили, уничтожив зло.

Но стоила ли победа принесенных жертв?

Оглядываясь на несколько последних лет своей жизни, я не могу не задать такой вопрос. Я вспоминаю замечательных и благородных людей, с которыми начинала это путешествие и которые не дожили до сего дня, и временами мне кажется, что их великая жертва была напрасной.

Я понимаю, что, испытывая подобные чувства, я оскорбляю память Эвелина и, быть может, гневлю его дух, однако именно это я чувствую.

Мы бились и сражались, отдавая все, что могли, и даже сверх того. Иногда мне думается, мы только и делали, что хоронили погибших друзей. И все же, надеялась я, неимоверная цена заплачена не напрасно. Я помню короткие светлые мгновения, когда я возвращалась к жизни, пробудившись после битвы с демоном-драконом. Я слышала, как брат Браумин, брат Фрэнсис и сам король Дануб заявляли, что Элбрайн погиб не напрасно и мир благодаря нашей победе станет лучше. Тогда я отваживалась надеяться, что принесенная нами жертва и гибель моего любимого позволят изменить человеческую природу и сделают жизнь всех людей светлее.

Но принесла ли смерть Маркворта облегчение всем живущим в Хонсе-Бире?

Тогда ответ казался очевидным… Да, в те блистательные мгновения надежды и триумфа он казался очевидным.