Магия успеха - Феликс Разумовский

На улице заметно посвежело, ветер порывисто шелестел кронами деревьев, и, глядя на далекие сполохи молний, Снегирев задумчиво пропел:

— А ведь вихри враждебные веют над нами…

— Да, пожалуй, грянет буря. — Прохоров улыбнулся и сменил тему: — Дернешь меня? Бендикс накрылся, женским органом. — Он махнул рукой в сторону «лохматой» «трешки» с «черным» номером. — Вон она, ласточка моя, дает просраться.

— А «галстук» есть? — Поймав утвердительный кивок, Снегирев залез в серую, цвета испуганной мыши, «Ниву», запустил двигатель и скоро уже цеплял к своему фаркопу «галстук» — буксировочную веревку.

Завелась «треха» с пол-оборота, и, распрощавшись, владельцы транспортных средств разъехались по своим делам. Снегирев направился домой — тетя Фира весь день возилась с гусем и обещала к вечеру вкуснейших, тающих во рту шкварок, — а вот Сереге действительно предстояло заняться делом, хоть и не очень прибыльным, но не терпящим отлагательств.

Как же все меняется в этой жизни! Думал ли он года четыре назад, что придется на «лохматой» родительской тачке «бомбить» клиента по ночам? Шутить изволите! В те времена он быстро пер в гору, взял бронзу на России, вплотную готовился к Европе, и все было бы хорошо, если бы не черномазый «шкаф» на ринге в Ванкувере. Достал, сука невоспитанная. Жутко осерчал тогда Серега — не сдержавшись, пнул наглеца в пах и тут же локтем едва не вышиб ему челюсть заодно с мозгами. Негра — в реанимацию, Прохорову — дисквалификацию и с волчьим билетом в Федерацию. Российскую. Однако он тогда не растерялся и, пустив большой спорт побоку, пристроился в ресторации «Эльдорадо», вышибалой. Не очень чтобы очень, но на жизнь хватало. Только, увы, всему приходит конец. Совместными заботами ментов, бандитов и налоговой политики заведение благополучно зачахло, и Серега, вновь оказавшись не при делах, понял, что нужны нынче не бойцы, а стрелки, причем с лицензией на охранную деятельность.

А вот с этой самой лицензией было напряженно. Он, в общем-то, никогда особо законопослушным членом общества не был, и все в округе знали, что, если Тормоз въедет в нюх, затормозишь надолго. Однажды его даже чуть не посадили; спасибо, вмешалась спортивная общественность, и олимпийской надежде пропасть не дали. Это уже потом, после армии, Прохоров остепенился и пускал в ход кулаки лишь в случае крайней на то необходимости.

Так или иначе, на двадцать седьмом году жизнь дала трещину. Денег не стало, любимая «тойота», не вписавшись в поворот, превратилась в груду металлолома, а за время, пока он состоял при кабаке, нишу его в большом спорте заняли молодые и способные. Итог печален — крепче за баранку держись, шофер! Да смотри, чтоб пассажиры не «устроили сквозняк», не опустили на бабки гаишники, достойные потомки Соловья-разбойника, — тот также свистел и грабил на дорогах.

Гроза между тем стремительно надвигалась. Расколов небо надвое, совсем уже близко полыхнул огненный зигзаг, на мгновение все замерло, и тут же, распугивая котов, пушечной канонадой прогрохотал громовой раскат. Тучи, казалось, опустились на самые крыши, хотя и без того было темно — уличные фонари в целях экономии не горели, — и, глядя на обезлюдевшие тротуары, Серега сделался мрачен, — какая, на хрен, «бомбежка», этак, пожалуй, и бензин не отобьешь. Заметив впереди на светофоре «помидор», он потихоньку двинулся накатом и, не отрывая глаз от дороги, крутанул ручку приемника — нам песня строить и жить помогает.

Я экспедитор был по резаной курятине,

Менял я курочек на золото и платину.

На волнах «Русского шансона» солировал казак Вилли Токарев, по «Ретро» Эдита Станиславовна мечтала вернуться в детство, а эфир «Радио Модерн» заполнял доморощенный секс-символ Нагиев.

«И тут облом». Скривившись, Серега выключил приемник и, слегка притормозив на светофоре, сорвался с места по желтому. Главное — уйти с перекрестка первым и, держась поближе к тротуару, зорко смотреть по сторонам, тогда клиент точно твой. А зазеваешься, его тут же подберут конкуренты — кто не успел, тот опоздал.

«Так, есть контакт. — Заметив в полумраке голосующую женскую фигурку, Прохоров включил поворотник и, приняв вправо, плавно затормозил. — Ну, дай Бог, чтоб не последняя». Дверь «трешки» открылась, в нос шибануло резким запахом дешевого парфюма, и раздался юный прокуренный голосок:

— Расслабиться не желаете?

Лет пятнадцать, не старше, пэтэушница кривоногая, такой и низкая облачность не помеха. По идее надо было бы согласиться — презер мой, мол, кончу быстро — или уломать на минет за полцены, все равно погода нелетная. Еще лучше трахнуть на халяву на заднем сиденье, на прощанье хлопнув по попке — заходите к нам еще. Однако не стал Прохоров делать этого — несолидно, да и работать надо, — буркнул только:

— Гуляй, подруга, — и с ревом прогоревшего глушителя покатил прочь.

Едва он выехал на Пискаревку, наконец-таки хлынул ливень, сплошной косой стеной, будто что-то лопнуло на небе. На асфальте запузырились лужи, крупные капли дробно застучали по крыше, и, почувствовав, что дворники не справляются, Прохоров остановился — поближе к тротуару, подальше от греха. И тут же убедился, что в этой жизни не угадать, где найдешь, где потеряешь. Из-за пелены дождя возник насквозь промокший пьяненький мужичок и, узнав, что его согласны везти в Автово за стошечку, бодро полез в машину, — хороший костюм, часы от японцев, деньги с такого можно вперед не брать. Строго говоря, переть через весь город за четыре доллара под проливным дождем, в потемках, не ахти что, но, как говорится, на безрыбье и сам раком встанешь, и, включив ближний свет, Серега потащился со скоростью катафалка, — тише едешь, дальше будешь. Медленно и печально выехали на набережную, миновали мрачное краснокирпичье «Крестов», и, пока тянулись через Неву, огибали медного коня и катились по ухабам Нарвской заставы, дождь кончился, будто отрезало. На мокрых тротуарах появились прохожие, застучали по асфальту женские каблучки, и в июльской ночи разнесся ликующий лай справивших нужду барбосов.

— Смотри-ка, приплыли уже. — Прокемаривший всю дорогу мужичок расплатился и вышел у ресторана «Нарва», а Сереге тут же улыбнулась удача в лице спешившей в Ломоносов влюбленной парочки. Обратный путь он проделал в обществе двух пьяных, но платежеспособных дам бальзаковского возраста, а когда выгрузил их в Лигово, метро уже закрылось и клиент пошел косяком. Правда, и желающих поправить бюджет путем извоза было хоть отбавляй, так что зевать не следовало.

К трем часам, почувствовав усталость, зверский голод и глубокое отвращение к презренному металлу, Прохоров с наслаждением отлил за киоском, потребил «Сникерс» и твердо решил завязывать, — плевать, всех денег не заработаешь. Нелегкая занесла его в район Сенной, и, выбравшись на Московский, он полетел в крайнем левом ряду, только изношенный задний мост загудел.

Вскоре оказалось, что не он один уважает быструю езду: не доезжая «Фрунзенской», в хвост ему пристроилась «девятка» с тонированными стеклами и принялась сигналить дальним светом, ежесекундно напоминая о своем присутствии пронзительным ревом музыкального клаксона — «Я кукарача, я ку-карача». Соседние полосы были свободны, движения практически никакого, и Серега сразу понял, что ребятки ищут на жопу большое дорожное приключение. Есть, однако, хотелось до тошноты, решив не связываться, а действовать по принципу «не трожь дерьмо», он уступил дорогу, перестроившись правее, — катитесь с песнями. Ничего подобного. «Девятка» на обгон не пошла, по-прежнему держась у Тормоза в кильватере, она пронзительно завывала: