Обвиняются в шпионаже - Владимир Томаровский

Однако и для Пеньковского все это не прошло даром. Коллеги, возмущенные его склочным характером, карьеристскими замашками, нечистоплотным поведением, просят начальство избавить их от него. Его поведение в Анкаре вызвало массу вопросов и у нашей контрразведки. В 1956 году Пеньковского отзывают из командировки и отчисляют из ГРУ. В течение года он находился в распоряжении управления кадров Министерства обороны. А затем о нем в очередной раз порадел добряк Варенцов. В 1957 году Пеньковского назначили начальником курса в Военную академию имени Дзержинского. Год он служит в этой должности, а затем его по протекции того же Варенцова зачисляют на высшие инженерные курсы, где обучали обслуживанию ракетных установок, которые находились на вооружении Советской Армии в тот период. В отличие от персонажа армейского анекдота, который, попав к врагу в плен, не смог, несмотря на все изощренные пытки, ответить ни на один вопрос, и в отчаянии воскликнувший: „Говорил же мне, дураку, старшина: „Учи матчасть — пригодится“, Пеньковский учился старательно. Однако практическое обслуживание ракетных установок его мало заботило. Он мечтал вернуться в ГРУ.

Снова Варенцов помог, обратился с ходатайством к Серову. Серов пошел навстречу. Правда, когда он затребовал характеристику и представление на Пеньковского, то испытал не очень приятные чувства. В служебной характеристике за период его работы в Турции было указано: „Мстительный, злобный человек, беспримерный карьерист, способен на любую подлость“.

„С такой характеристикой я не могу восстановить!“, — написал Серов на заключении. Кадровики поняли своего начальника. Они переписали представление, и генерал армии уже со спокойной совестью начертал на нем: „Утверждаю“.

Но в „поле“ Пеньковский не попал. Хотя предложение послать его военным атташе в Индию было. Однако чья-то осторожная рука его от этой поездки отвела. Место же ему нашли в Государственном комитете при Совете Министров СССР по координации научно-исследовательских работ (ГК по КНИР) и определили туда в качестве офицера „действующего резерва“. Одной из главных задач комитета было налаживание международных контактов в научно-технической и экономической сферах. Говоря другими словами, это учреждение организовывало визиты многочисленных советских делегаций на Запад, а также иностранных ученых, инженеров и бизнесменов в Советский Союз. На новом месте Пеньковский якобы должен был добывать информацию о последних достижениях в области западных ракетных вооружений.

Но мы уже знаем, что в то время действительным намерением „обиженного“ Пеньковского было не добывать секретную информацию, а „сливать“ ее. Попытка подхода к американцам не удалась. Пеньковский предпринял еще одну: письмо с предложением о сотрудничестве он передал канадскому дипломату, а тот, в свою очередь, сотрудникам английской разведки.

И тут на сцене появляется персонаж, на долю которого выпало сыграть одну из ведущих ролей в этой шпионской истории. Это — Гревил Винн, подданный Великобритании, коммерсант, а на самом деле человек СИС. Материалы следственного дела, в которых содержатся и „чистосердечные“ показания Винна, казалось бы, с исчерпывающей полнотой отражают участие этого „коммерсанта“ в деле Пеньковского. Однако, выйдя на свободу, Винн решил вспомнить кое-что еще, прояснить, так сказать, „истинную“ картину и написал книгу под названием „Человек из Москвы“. Говорят, что английские спецслужбы пытались воспрепятствовать появлению этой книги на свет из-за содержащихся якобы в ней излишних откровений. Если это и так, то беспокоились они зря. Без улыбки читать этот опус нельзя.

Те, кто смотрит фильмы о Джеймсе Бонде, наверняка обратили внимание на то, в каком гротескном виде представляются зрителю там русские, особенно солдаты и офицеры бывшей Советской Армии. Как правило, это бомжеватого вида увальни, в несуразных мундирах и шинелях, карикатурных шапках-ушанках, бестолково лопочущие что-то на тарабарском языке. То же и в описании Винна. Сам он, естественно, суперагент 007. Ну и в какой-то мере Пеньковский тоже „супер“, поскольку друг Винна и борец с тоталитаризмом. Что же касается тех, кого автор не жалует, а это, как вы догадываетесь, прежде всего, советские контрразведчики, то это — настоящие монстры.

Невольно задаешься вопросом: то ли голливудское клише оказало воздействие на сочинителя, то ли он мелко мстит советским спецслужбам за то, что они его „поимели“, причем, как прежде никого другого, по полной программе? Но субъективизм и эмоциональный окрас — только одна сторона повествования. Для нас гораздо важнее другая — содержательная. Так вот, Винн свидетельствует, что сигнал, посланный Пеньковским через канадского посланника, был услышан. Он пишет: „Я не знал, какую операцию разрабатывают в Лондоне, но твердо выполнял свою задачу: наладить легальные коммерческие связи с Востоком… Конец пятьдесят восьмого и весь пятьдесят девятый год я сновал между Москвой, столицами восточноевропейских стран и Лондоном, стараясь найти в СССР рынок для сбыта британских товаров…

В начале ноября 1960 года Джеймс впервые дал мне точное задание: "В Москве есть организация, которая называется Комитет по науке и технике. Она находится на улице Горького. Мы заинтересованы в том, чтобы вы установили с ней контакт". Когда контакт был установлен и состоялись первые знакомства с сотрудниками комитета, Винн прибыл в Лондон для доклада.

"Меня подробнейшим образом расспросили о моих визитах в комитет, — вспоминает он.

— Кто присутствовал на этих встречах? Их имена? Наружность? — Передо мной разложили множество фотографий. Кое-кого я опознал.

— А это кто? А вот этот? А этот?

— Это полковник Пеньковский.

— Кто, вы говорите?

— Олег Пеньковский.

В фотографию уперся палец:

— Вот ваш человек, Гревил!

Внутренний радар Пеньковского, постоянно находившийся в рабочем режиме, чутко уловил импульсы, исходящие от английского коммерсанта, зачастившего в Москву. Винн, правда, уверяет, что ему было дано указание не предпринимать никаких попыток сделать первый шаг, ни малейших намеков Пеньковскому на то, что Винн чего-то ждет от него.

Некоторое время оба проявляли осторожность, подобно карасям, которые, подплыв к наживке, не спешат ее заглатывать, а вначале трогают губами, подталкивают, сосут потихонечку.

Наконец Пеньковский решает, что пора переходить к делу.

— Гревил, я думаю, нам уже пора называть друг друга по имени, — предлагает он Винну.

— Конечно, так лучше, Олег.

— Да. А еще лучше: Алекс. Олег по-английски звучит не так хорошо.

— Да здравствует "Алекс"! — восклицает Винн.

Спустя некоторое время, придя в номер гостиницы, где проживал Винн, Пеньковский передал англичанину объемистый пакет:

— Открой его, Гревил, посмотри, что там!

В пакете было подробное досье на самого Пеньковского, а также фотопленки с заснятыми секретными документами.

20 апреля в Англию направляется советская делегация, — сообщил далее Пеньковский, — возглавлять ее буду я. Было бы хорошо, если бы с содержимым пакета к этому времени уже внимательно ознакомились те, с кем бы я хотел встретиться в Лондоне…