Выиграю твою жизнь - Елена Рахманина

Меня так быстро упаковали в салон, что я даже пискнуть не успела. Заломили руку за спину, вызывая острую боль, и, согнув буквой «Г», закинули внутрь.

Тело обдало жаром, и я только сейчас ощутила, как сильно замерзла, проведя ночь не под тёплым одеялом, а в отделении полиции. В нос ударил запах кожи, обтягивающей сиденья, лёгкий, едва уловимый мужской парфюм и аромат чистой рубашки. Как можно ощущать запах рубашки?

Как зверёк, привыкший к опасности, я тут же вжалась в угол, интуитивно понимая, где сидит человек. Взгляд привык к царившему полумраку, и я уставилась на колени, медленно поднимаясь взглядом выше.

– Здравствуй, Лисёнок, – густой мужской голос разрезал тишину, словно заточенная сталь ножа, тут же вызывая во мне потребность по-девчачьи завизжать.

Сжимаю со всей силы кулаки, слыша в ушах шум крови.

– Не пугайся так, я не причиню тебе вреда, – мягко обращается ко мне, как к приблудной кошке, которую не хочет спугнуть. Только чего тогда хочет? Накормить или открутить хвост – непонятно.

Я вглядываюсь в знакомое лицо, серые, как бетонная стена, глаза, плотно сжатые губы, нос с горбинкой и светлые, пшеничные волосы. Конечно, этот человек мне знаком. Иначе с чего бы я забилась в угол, забывая дышать. Вдох. Выдох. Очень медленно, не сводя с него глаз, я залезла на пассажирское сиденье.

– Здрасьте, дядя Соломон, – несмотря на дрожь в руках, которую я пыталась скрыть, вцепляясь пальцами в кожаную обивку сиденья, мои губы скривила наглая улыбка.

Я помнила почти всех «коллег» своего отца. Это было несложно. Они частенько собирались в нашем загородном доме. Жуткое зрелище для непосвященных. Но я знала, кто мой папа. Сила, огромная и тёмная, за которую я могу спрятаться. Она окутывала меня с головы до ног, делая неприкосновенной. Перетекала в меня, зажигая изнутри, и я знала – меня никто не обидит. Таким был мой отец, пока на нашу семью не совершили покушение.

Я сидела на гангстерских встречах вместе с ними ещё маленькой, на его коленках, и слушала их разговоры. Не знаю даже, почему папа мне это позволял. Мой брат-близнец пугался подобного общества, предпочитал спрятаться, смыться куда-нибудь с друзьями и не показываться злым дядям на глаза.

А меня туда тянуло. Мне нравилось, что со мной разговаривают как со взрослой. Папа даже шутливо задавал мне вопросы, будто советуясь, а когда я отвечала, мужчины покатывались со смеху.

Я стала свидетелем криминальных схем, планов зачистки и выбора рынков сбыта нелегальной продукции. Моей безвольной, но невозможно красивой матери было всё равно, чем занимается её дочь. А для отца вся жизнь – игра.

Папа любил демонстрировать своим друзьям мои навыки в фехтовании и шахматах. Включал записи с моим участием на чемпионатах. Пение, которым я тоже с детства занималась, его почему-то не так воодушевляло.

– Ты очень выросла с нашей последней встречи, – мужчина медленно, сантиметр за сантиметром, опускает взгляд с моего лица ниже, по телу. По тонкой шее, выступающим ключицам, груди, виднеющейся из-за расстёгнутой куртки.

Я буквально ощущаю, как в нём загорается интерес ко мне. Будто он сам не ожидал, что я когда-нибудь вырасту.

Не знаю, зачем ему эта встреча, но он смотрит на меня не как на дочь своего друга. Как на женщину. И мне до смерти захотелось спрятаться от этих глаз. Натянуть шапку пониже, скрывая под ней чёрные кудри. Поднять до самого горла молнию на куртке и сжаться до точки, лишь бы не смотрел так. Не пялился, не раздевал в своих фантазиях.

А ведь девчонкой я была отчаянно влюблена в него. Друг отца тогда казался мне загадочным и красивым. Его украшала власть и пистолет под курткой. Он замечал мои взгляды и поддерживал этот интерес.

Общался как со взрослой, дарил подарки на каждый день рождения, не пропуская ни одного. Только не такие подарки, что обычно получают девочки. Куклы, платья или украшения. Нет, мне дарили наборы ножей. Боевых. Странный подарок. Не понимала его, но гордилась, что ко мне не относятся как к девчонке. А в этом мире мне хотелось бы родиться мужчиной.

А ещё я видела, как он поглядывал на мою мать. Я не стала её копией, но выросла чертовски похожей. А моя мама была чудо как хороша. Она и сейчас очень красивая… Если бы не наркотики, стирающие её личность с каждым днём всё больше и больше. А я… нет. Нет, я не считала себя красавицей, а потому его интерес меня так удивил.

Но очевидно, что скатившаяся на дно жизни мама его давно не волнует. И слава богу, от такого ухажёра я не смогла бы её защитить. А сама с ним я как-нибудь справлюсь.

– Вы тоже повзрослели, – язвлю, рассматривая седину на висках и морщины, исходящие лучами из уголков глаз. Мужчина прищуривается недобро, серый взгляд пронзает морозом, и я невольно ёжусь.

– До меня дошли слухи, что ты пыталась связаться с нами, –прохладнее, чем прежде, продолжает мужчина.

Ох, простите, задела за живое. Любопытно, сколько ему сейчас? Лет сорок пять? На что он надеялся, глядя на меня своими хищными орлиными глазами? Не удивлюсь, если его любовницы – мои ровесницы.

С нами… Да. Я пыталась выйти на связь с партнёрами отца. С каждым из них. С теми, кто делил с ним стол, жизнь и криминальный мир. Но не разделил смерть и забвение. Люди, державшие весь город в своих кулаках. Возможно, кто-то из них покушался на него. Я хотела знать кто.

Среди них политики, именитые бизнесмены и меценаты. Так раньше выглядело и реноме моего родителя. Красивая обёртка и смертельная отрава внутри.

После того утра всё изменилось. И я желала знать, кто в этом повинен. Ненависть за отнятые в тот день жизни росла вместе со мной. Она почти заполнила каждую клеточку моего организма, приняла форму моего тела, скульптуру моего лица, цвет моих волос. Пока в итоге от меня кроме чёрной ненависти уже ничего не осталось. И только у этой оболочки была цель – найти виновного.

Я жила с этой ненавистью. Питалась ей, когда есть было больше нечего. Когда мать, полностью слетевшая с катушек, потерявшая самое дорогое и любимое, нашла утешение в нелегальных химических формулах. А мне, тринадцатилетней девчонке, приходилось бегать по самым жутким уголкам этого города, чтобы найти родительницу. А ведь наркотики – это дорогое удовольствие. И платила она за него своим телом. И лучше не вспоминать моменты, когда в её глазах рождалось желание продать за это удовольствие и свою подрастающую дочку.

– Вы знаете, дядя Соломон, чего я хочу, – сердце уже перестало плясать от страха. – Знать, кто заказал мою семью.

Это не первая наша встреча после трагедии, я и раньше кидалась с этим вопросом к нему. Он был самым близким другом отца. Ему я доверяла больше всех.

Я мысленно вернулась к той встрече четыре года назад. Похороны. Чёрный день. Мать, которая полностью погрязла в горе, забыв о том, что у неё есть о ком заботиться. И я сразу ощутила себя всеми брошенной и потерянной. Лишённой защиты. Опоры. Вкушая новый плод – страх и беззащитность. Чувства, с которыми я боролась всеми силами. И не всегда успешно.