Идеальная для колдуна - Лика Семенова

Все время чудилось, что в толпе вот-вот покажутся синие глаза. Ох, и глаза — внутри все перевернули. Даже при одной только мысли кровь расходилась, а тело наполнялось какой-то приятной ломотой. Вот бы такого мужа — задохнуться от счастья можно. Тут с одного только взгляда так полюбишь, что сердце остановится. Ведь можно помечтать? Узнать бы кто такой, где остановился. Хотя бы просто имя. У него должно быть прекрасное звучное имя, которое перекатывается на языке, как леденец. И хранить, как детский секрет. Девчонкой Амели часто делала секретики. Подбирала всякую ерунду, накрывала битым стеклышком и присыпала землей. Оставалось лишь протереть пальцем круглое окошечко и заглянуть.

А вдруг он женат? От этой мысли все радужные грезы померкли — грех мечтать о женатом мужчине. Но как не мечтать о таком? Никогда, никогда такого не было. Эн влюблялась чуть ли не каждый день, едва завидев смазливое лицо. Каждый день новая любовь и новые мечты. Амели лишь смеялась. А теперь сама себя не узнавала — впервые в жизни. Хотелось прыгать, смеяться, кружиться, но одновременно реветь. А он ведь даже слова не сказал. Да и, наверняка, даже не вспоминает о ней.

Глупые мысли вытеснили даже страх перед отцом. На залитой странице были все расчеты за последний месяц. Отец каждый раз что-то скрупулезно высчитывал, чтобы семья имела самое необходимое, собирал по крину, по мелкому медному луру. Подгонял так, чтобы и жене и дочерям выделить, пусть небольшую, но собственную сумму. Если и выпорет — поделом. Где заслужила — там заслужила.

Когда город стали накрывать теплые синие сумерки, оставаться на улице было попросту не безопасно. Добропорядочные горожане спешили разойтись по домам и закрыть ставни, оставляя Шалон бродягам из Веселого квартала. Тени удлинялись и чернели настолько быстро, что когда Амели добралась до Седьмой площади, над головой раскинулся усыпанный звездами синий полог ночи. Она помедлила у двери: лишь бы оказалось не заперто. Тогда, может, удастся проскочить в комнату незамеченной и соврать, что вернулась значительно раньше.

Амели толкнула тяжелую окованную дверь, та бесшумно поддалась на хорошо смазанных петлях, и проскользнула в прихожую. На крючке висел тусклый запаленный фонарь — увы, ее ждали. Но надежда проскочить незамеченной все еще оставалась. Амели заглянула в коридор, ведущий в кухню — темно, даже кухарка не скребется со своими котлами. Она подобрала суконную юбку, аккуратно ступая по предательской деревянной лестнице — та скрипела от самого легкого касания. Поднялась на второй этаж и замерла — в гостиной ярко горели свечи. Отец никогда не позволяет жечь свечи так расточительно. Что ж… здесь не проскочить. Попадет за все: и за расходную книгу, и за позднее возвращение, и еще за какие попутные грешки.

Амели вздохнула, собираясь с духом: за свои поступки надо отвечать. Она шагнула в гостиную и виновато опустила голову. Мать с отцом сидели рядом на обтянутой истертым гобеленом кушетке. Прямые, с бледными вытянутыми лицами. Все это было ненормально — они всегда демонстративно рассаживались по разным углам: мать неизменно считала, что отец ее не ценит, а отец исправно повторял, что мать его изводит. Идеальные семейные отношения. Теперь они будто перестали быть сами собой. Может, кто-то умер? Не приведи Создатель…

Амели опустила голову, не решаясь говорить первой, посмотрела в угол у камина. Отвела взгляд и тут же вновь вскинула голову: в кресле, под портретом деда Гаспара в тяжелой золоченой раме, сидел тот самый безобразный горбун. Пламя свечей плясало бликами на его длинном, как у цапли, увесистом носу. Амели попятилась, но взяла себя в руки: здесь и отец, и матушка — худого не будет.

Горбун разглядывал ее с явным удовольствием. Подался вперед, улыбнулся, отчего лицо перекосило в уродливую маску, будто исполосованную черной тушью:

— А вот и наша девица.

Глава 3

Амели вновь посмотрела на родителей — те по-прежнему сидели недвижимо, с вытянутыми лицами. Хотелось кинуться, взять матушку за руку, но это казалось неуместным. Что происходит?

Горбун посмотрел на отца:

— Ну, что же вы, господин Брикар, осчастливьте вашу драгоценную дочь.

Голос вполне соответствовал уродливый внешности. Низкий, сиплый, будто горбун хватил в жару ледяной воды и простыл. Этот голос вгонял в онемение, скреб по ребрам, как наждак по камню. Вжих-вжих.

Амели похолодела, видя, сколько муки отражается в глазах отца. Открыто посмотрела на горбуна, стараясь не показывать страх:

— Что здесь происходит? Что вам здесь нужно?

Горбун повел блеклыми кустистыми бровями:

— Какая невоспитанная девица. М… Господин Брикар, что же это происходит? Ваша невоспитанная дочь позволяет себе заговаривать первой в присутствии старших. Может, она еще имеет привычку перечить вам? Разве позволительно такое девице?

Вжих-вжих, вжих-вжих. С таким звуком камнетес шлифовал белый камень, когда возводили ограду у собора святого Пикары. Тогда вся улица с утра до ночи звучала этим ширканьем, словно повсюду мыши скреблись.

Отец, наконец, шевельнулся, опустил голову:

— Дочь моя, мое решение может показаться тебе неожиданным. Но я все обдумал. Досточтимый хозяин господина Гасту пожелал видеть тебя в своем замке. Это большая честь для нас.

— Колдун?

Амели не сдержалась, но взгляд отца просто умолял замолчать.

Это не может быть правдой. Если все это из-за испорченной расходной книги… да разве мыслимо такое?

— Отец, да, я виновата. Я заходила в ваш кабинет и испортила расходную книгу. Я не стану отпираться. Виновата — отвечу. Я все перепишу. Но зачем мне куда-то идти?

Отец поднял голову:

— Книга тут не причем. Пропади она пропадом, эта книга.

Казалось, живые эмоции отца бессильно бьются под непроницаемой броней, надежно запертые, заключенные, как преступники, в каменный мешок тюрьмы.

— Тогда почему вы гоните меня?

Отец молчал. Горбун сверлил его маленькими черными глазками, похожими на двух тараканов, перевел взгляд на Амели:

— Придется мне объяснять. Милая девица, мой досточтимый хозяин оказал вам неслыханную милость. А я и так отсиживаю здесь зад уже несколько часов. А это чревато. Досточтимый хозяин будет недоволен, — теперь звучало назидательно и гнусаво.

Хотелось взять что-то тяжелое, кочергу, огреть урода по голове, чтобы замолчал. Но Амели лишь спросила:

— Зачем мне идти туда?

Горбун выдохнул со скучающим видом:

— Досточтимый хозяин вам сам все разъяснит.

Амели перевела взгляд на отца — тот лишь обреченно кивал. Она порывисто шагнула вперед:

— Да, неужто, вы меня вот так отпустите? Куда? Зачем? С ним?

Отец не знал, куда себя деть:

— Прости, моя девочка. Но сейчас так нужно. Ты должна пойти.

Горбун нетерпеливо поднялся, выпрямился, насколько мог. В