Битвы Ренессанса - Владислав Добрый

Филиппо, кстати, отрабатывал мзду на совесть — когда убийцы устали кромсать Асторе, он вырвал из трупа сердце через рану в груди и впился в него (сердце) зубами.

Невеста Асторре, урожденная Орсини, наблюдала за всем этим из первого ряда, как вы понимаете. В какой-то момент ей стало невыносимо и она попыталась остановить происходящее — её рубанули несколько раз и отшвырнули прочь. Раны окажутся смертельными.

Я, конечно, снова погрешу необоснованными допущениями, но как по мне, так в этом эпизоде с сердцем просматривается что-то личное.

Так, или примерно так, происходило по всему городу — штурмовые отряды врывались в дома семьи Бальони и их близких друзей и убивали мужчин. Или как получится. А потом вышвыривали тела на улицу.

Однако, не зря заговорщики ждали возвращение Джанпаоло (https://it.wikipedia.org/wiki/Giampaolo_Baglioni), видимо опасаясь его больше остальных — именно с ним у них и случились самые большие сложности.

Как я говорил, Джанпаоло уже был человеком тертым — он успел поводить роту и в семейных разборках с Одди и на службе по кондотти. И тут оказалось, что тонкости этикета усвоенные в банде разбойников, очень помогают и в семейных скандалах. Короче, когда заговорщики ворвались к нему в дом и зарубили спящего в его постели человека, Джанпаоло тихонько прокрался из каморки слуги, в которой спал он сам, и напал на заговорщиков с оружием в руках. К нему присоединился его оруженосец, но быстро стало ясно, что им не удержаться — Джанпаоло выбрался на крышу и побежал прочь, пока его друг менял время на кровь.

Сначала Джанпаоло кинулся к Грифонетто, которого считал своим другом. Он хотел предупредить именно его о нападении первым, переживая за Грифонетто больше, чем за других. Но что-то остановило его у дома Грифонетто. Он почувствовал засаду — и его предчувствия его не обманули, она там была. Тогда, видимо решив, что Грифонетто уже не спасти, Джанпаоло кинулся прочь по ночным улицам. Он стучался в двери, но ему никто не открывал.

Отчаявшись, Джанпаоло перебрался через стену университета Перуджи, чтобы спрятаться и сбить со следа преследователей. И быстро выяснил — молчаливые и темные дома в такие ночи, как эта, лишь пытаются казаться пустыми. На самом деле в них сидят напуганные люди. Но, студиозы средневекового института, это нечто особенное. Колдуны, еретики и просто сластолюбцы — по уверениям горожан. Философы и ученые — по их собственному мнению. Бандиты и смутьяны — по мнению власть предержащих. Джанпаоло изловили, обезоружили, и привели к руководству института. Вполне в духе столь почитаемой в ренессансе античности, было организованно собрание достойнейших, на котором было выработано решение — Джанпаоло, до тех пор, пока он остается на территории университета, будет под защитой студентами и учителями. И защищаться будет ими вплоть до открытого боя.

Любопытна формулировка, которая объясняла такое решение — поскольку Джанпаоло оказался на территории университета, ему надлежит предоставить убежище и оборонять от врагов, поскольку, если его преследователи получат его в свои руки, то впредь все, чьи интересы пересекутся с интересами университета, будут думать, что университет пойдет им на уступки.

Студенты и преподаватели вооружились, разбились на отряды и приготовились к нападению.

На самом деле, это редкий момент в истории, из которого можно извлечь урок, актуальный на все времена. Университетское руководство не считало себя обязанным защищать кого-либо из Бальони или лезть в их разборки. При этом они открыто декларировали готовность к вооруженной схватке. То есть, не важен повод, сама готовность к конфликту создавала университету субъектность.

До тех пор, пока ты соглашаешься со всем, в политическом смысле ты невидим. И только отстаивая свои границы и добиваясь привилегий — ты становишься частью политического ландшафта. Возможно, в Италии того времени это было особенно хорошо видно. Или, возможно, в их университетах были действительно мудрые люди — в любом случае, именно такая политика университетов позволила им просуществовать до сегодняшних дней.

Впрочем, Джанпаоло не стал излишне надоедать ученым людям своим присутствием и улизнул при первой же возможности. Он смог перебраться через стены — вполне возможно потайным подземным ходом. Подвалы древних домов Перуджи заполнены скрытыми входами в древние катакомбы, как статьи в википедии перекрестными ссылками.

Через два дня Джанпаоло вернулся. Разумеется, далеко не один. Сворой преданных псов рядом с ним скакали всадники его роты, позади шла пехота. Кто-то открыл ворота — горожане не желали осады.

Нельзя сказать, что Карло Барчилья (Цыпленок) сидел все это время сложа руки — он пытался склонить горожан на свою сторону. Произнес перед магистратом речь о поверженных тиранах. Обещал послабление налогов, выплаты обиженным и возвращение земель в коммуну. Речь была, похоже неплоха. Даже пламенна. Ответом на неё была гробовая тишина.

В конце концов Карло и несколько других зачинщиков бежали. Но далеко не все. Остальные заговорщики, узнав про то, что Джанпаоло вернулся и уже в городе, собирались на центральной площади.

Внезапно кондотьеры остановились. Из своего дома к ним вышел Грифонетто. Найдя среди людей в доспехах Джанпаоло, он начал просить кузена о милости. Джанпаоло не смог убить бывшего друга. Якобы ответив: «Ступай с Богом, предатель Гриффонетто. Я не замараюсь в крови своего рода, как замарался в ней ты». Джанпаоло бросил меч в ножны, развернулся и поехал мимо.

Увы, насилие похоже на дым — раз выпустив, его нельзя поймать и запереть обратно, остается только ждать, когда он развеется.

Среди свиты Джанпаоло были те, кто потерял друзей и родственников на Красной Свадьбе, как стали называть эти события. И они набросились на беззащитного и безоружного Грифонетто. Жена Грифонетто Дзанобия, урожденная Сфорца, наблюдала за всем этим с порога дома. Увидев, что её мужа убивают, она с криком бросилась к нему и попыталась закрыть его своим телом. Но было уже поздно, ведь Грифонетто был без доспехов, и все раны в тело были смертельны.

Оставшиеся в городе заговорщики, дали людям Джанпаоло бой у Великого Фонтана. Схватка была упорной, очень жестокой и безнадежной. Одни не просили пощады, а другие не давали её.

Те, кто сбежал вместе с Карло Барчилья не нашли убежища ни у врагов семьи Бальони, ни у своих друзей — их гнали отовсюду, даже папа выпустил специальный эдикт, порицающий их. Все они были со временем истреблены. И даже не столько благодаря намеренному преследованию родственниками убитых, сколько став случайной добычей тех, кто встретился им по пути их бегства.

Так, всего за одну ночь, клан Бальони уничтожил сам себя. Эти события остались в памяти людей как «Красная Свадьба». Джанпаоло не сможет удержать за собой Перуджу. Впереди его ждут долгие годы войн, предательств и мрачная слава. В трудах таких людей как Николло Макиавелли он станет воплощением кондотьера — эталоном алчности, коварства и жестокости.

И только годы спустя, распутывая липкие от крови золотые нити интересов великих семейств ренессанса, можно увидеть, что Джанпаоло, возможно, не так уж и плох на фоне тех, о ком в то время было принято писать только хорошее. Вот его лицо, портрет написан многие годы спустя:

Говорят также, что Джанпаоло, последний из Бальони, был «человечным и добрым, когда речь шла не об интересах Перуджи или о серьезных ошибках, которые нужно отомстить».

На этом можно бы было закончить, но, рассказывая о Италии самого начала шестнадцатого века, нельзя не упомянуть Возрождение. Ведь это очень особое время. До нас дошли записи современников и в них есть нечто такое, чего еще не было никогда. Так, например, рассказывая о том, какой ужас пережили жители Перуджи, когда вышли утром из домов и увидели обнаженные трупы убитых ночью, источники упоминают восхищение, охватывающее людей, при взгляде на совершенные тела Асторре и Симонетто.

Упоминают источники и о том, что Грифонетто, столь любимый в народе, был прекрасен при жизни и почти так же красив в смерти.

Эти мотивы пронизывают нашу культуру больше, чем нам может показаться — спустя годы Оскар Уайльд напишет в своем романе Портрет Дориана Грея:

«Грифонетто Бальони в нарядном камзоле и усаженной алмазами шляпе на акантоподобных кудрях, убийца Асторре и его невесты, а также Симонетто и его пажа, столь прекрасный, что, когда он умирал на желтой пьяцце Перуджии, даже ненавидевшие его не могли удержаться от слёз, а проклявшая его Аталанта благословила его.»

Безутешная мать Грифонетто