Первый. Бывший. Единственный - Татия Суботина

– Нам бы лучше в больницу, – сказала мне Рита, как только мужчина вновь оставил нас наедине. – Проверить, все ли нормально. А не к тебе. Все же я тебя сбила.

Я не поняла, это был завуалированный отказ или действительно тревога о моем самочувствии, но ей удалось меня удивить.

– У тебя изменилось отношение к здоровью и врачам?

После того как из-за врачебной ошибки умер отец Ритки, она не терпела больниц и всего, что было хоть немного связано с медициной. Даже травму позвоночника отказалась нормально лечить!

Я всячески старалась ей помочь, но Селезнева закрылась. Особенно после того, как место в известной танцевальной труппе предложили мне. Вместо нее. И я не смогла отказаться.

Настоящие подруги так не поступают?

Этот вопрос тревожил меня до сих пор, а честный ответ и самой себе было страшно давать.

Та работа дала мне счастливый билет в жизнь, но я до сих пор не избавилась от чувства, что не поймай тогда Ритка ужасную травму…

– Многое изменилось, – уклончиво заявила Селезнева.

Разговор как-то сам собой сошел на нет. Пока мужчины разбирались с последствиями аварии, мы укрылись в Риткиной машине, где каждый занимался своими делами.

Обе уткнулись в телефоны, точно нас и не связывало ничего, никогда… Я частенько решала вопросы фонда и во внерабочее время, так что нашла чем заняться. Только вот никак не получалось избавиться от желания завыть раненым зверем.

«Этот вечер не может стать еще паршивее», – решила я и почти сразу поняла, что опять ошиблась.

Мне вновь пришло сообщение от тайного «доброжелателя и поборника нравственности Дубравина».

«Убедилась?» – таким был текст, а к нему прилагались несколько фотографий, где мой муж с усердием занимался своими блондинистыми делами.

С упорством садиста я рассматривала снимки объятий и поцелуя. Качество было отвратным, лицо мужчины тоже не попало в кадр, но его и не требовалось, чтобы я узнала Дубравина. Хватило родовой печатки на пальце, с которой муж никогда не расставался, и запонок, которые я сегодня лично помогла ему подобрать к костюму…

«Кто вы?» – предприняла я еще одну отчаянно-глупую попытку узнать отправителя.

Руки тряслись, а мобильный телефон расплывался перед глазами от непролитых слез. И все же я держалась, пыталась не рубить сгоряча и отыскать спасительную соломку, за которую можно было бы уцепиться, чтобы оправдать предателя…

На этот раз мне даже ответили.

«Друг» – гласило сообщение.

Я хмыкнула, оценив ядовитость отправителя, и тут телефон в моих руках опять ожил.

«Любимый» – светилась надпись на экране, как насмешка над иллюзией моего идеального брака.

Дубравин звонил, и звонил, и звонил... В настойчивости ему никогда нельзя было отказать, в свое время это было одним из качеств, которые меня в нем покорили. Теперь же я лишь пялилась в телефон, молча кусая губы и не решаясь ответить.

Все внутри меня звенело расстроенным инструментом. Что я могла сказать своему мужу в таком состоянии?

– Навязчивый ухажер? – не удержалась от любопытства Рита.

– Муж, – пробурчала я. – Объелся груш который.

– О как… – проронила она и замолчала, не став дальше расспрашивать.

А я вдруг отчетливо поняла, что не хочу говорить с Дубравиным. Не сейчас так точно. Я оказалась не готова устраивать разборки, мне нужно было хоть немного отдышаться, успокоиться и нащупать в себе железный стержень, чтобы не превратиться в обыкновенную размазню.

За спиной сильного мужчины очень легко стать слабой, а вот возвращать себе эту силу ох как нелегко на самом деле.

Я просто переставила телефон на беззвучный режим и спрятала его в сумочку, решив на время отложить разборки. Хотя прекрасно знала, что Кеша терпеть не может игнор в любом его проявлении.

Трусливо?

Я могла позволить себе эту маленькую слабость.

– Василиса Дмитриевна, ну как вы? – заглянул в машину Слава. Он выглядел встревоженным и виноватым.

– Насчет аварии все улажено?

– Конечно. Остались нюансы, но это уже завтра, время терпит, – сказал телохранитель. – Простите, что недоглядел.

– А ты тут при чем? – выгнула брови я. – Если на ком-то и лежит ответственность за произошедшее, то только на мне.

– Не нужно было оставлять вас одну, особенно когда мучили головные боли…

– Мигрень не признак сумасшествия, Слава, – фыркнула я. Хотя прекрасно понимала, что мой ночной забег по трассе был далек от адекватной реакции нормального человека. – Не сгущай краски.

– Но в больницу все же стоит съездить и проверить, все ли хорошо, – вклинилась в разговор Рита, таким образом перевесив чашу весов в нужную сторону.

Пока ее человек остался решать вопросы со страховщиками, Вячеслав отвез нас в ближайшую частную клинику, где я подверглась настоящим пыткам.

Нет, иголки под ногти мне никто не совал, но вот проверить вдоль и поперек – проверили, отвертеться не смогла.

– Мне не нравится ваше правое бедро, Василиса Дмитриевна, – заявил некий доктор Авдеенко, когда со всеми ненавистными мне процедурами было покончено.

– А мне ваш нос не внушает доверия, – брякнула я. – Но я же при этом громко не жалуюсь, правда?

– Что? – выпучил глаза этот седовласый представительный дядечка в очках, а потом хмыкнул: дошел весь курьез ситуации. – Простите, я неправильно выразился. У вас сильный ушиб, кости целы, но кровоизлияние…

– Рассосется, – постановила я. – Ничего смертельного же нет?

– Нет, но боли…

– И не такое терпеть приходилось, – опять перебила его я. И сама на первый взгляд смогла определить, что буду в порядке, отцовские гены сказывались. Он прочил мне блестящее будущее врача, хотел, чтобы переняла его опыт, продолжила дело, а я ушла в танцы и стала настоящим семейным разочарованием. А когда еще и уехала колесить с труппой Хорькова в евротур, мой благочестивый отец обвинил меня в проституции и изгнал, как позорище рода. Я даже сама к алтарю шла, отрезав все попытки семьи наладить отношения. Слишком сильна была моя обида. – Если у вас все, то я спешу.

– Рецепт на обезболивающее возьмите, –  поджал губы Авдеенко. Хамить мне не стал – работа в частной клинике обязывала быть улыбчивым и обходительным с пациентами, – но явно имел сильное желание. И я его прекрасно понимала. – Не болейте.

Его пожелание прозвучало посылом в места куда более прозаичные, чем страна здоровья, но я не обиделась. Всегда умела трезво оценивать степень собственной язвительности.

– Благодарствую, доктор, – улыбнулась врачу и поспешила поскорее уйти отсюда.