Франкенштейн в Багдаде - Ахмед Саадави

Зачем ей эта рухлядь сороковых годов? Не лучше ли продать, чтобы хотя бы легче было убираться и вытирать пыль? Так размышлял Хади, проходя с вытаращенными глазами по ее комнатам. Но старушка проводила его до порога и, ничего не добавив к своему сухому «нет», выставила старьевщика вон, хлопнув дверью. Это был единственный раз, когда Хади удалось попасть в дом к Умм Даниэль, но он хорошо запомнил его убранство: такое впечатление, будто очутился в музейных залах или забрел на склад любопытных вещиц.

Мужчины не прекращали попытки. Однако если корыстные интересы Хади уже давно вызывали неодобрение у жителей квартала, то Фарадж ад-Далляль не раз действовал как раз через соседок Умм Даниэль, которые по его замыслу должны были склонить старушку к продаже имущества. Дошло до того, что армянку Веронику Муниб Умм Андро однажды в гостях у Умм Салим обвинили в том, что якобы она взяла у ад-Далляля задаток, пообещав уговорить Илишу переехать к ней с мужем и продать собственный дом. Но Фараджа ад-Далляля было не остановить. Он проявлял упорство и привлекал в союзники всех, в том числе Умм Салим, проворачивая все возможные варианты. Что касается старьевщика, то он подкарауливал Илишу на улице, повторяя, что предложение в силе, и раз за разом встречая отпор, до тех пор пока не стал молча провожать старушку испепеляющим взглядом, если та попадалась ему в переулке на глаза.

Илишу не просто говорила им «нет», она вкладывала в свой ответ презрение. «Катитесь куда подальше!» – слышалось в ее раздраженном голосе. Она ненавидела их алчность, их грязные души, хотела, чтоб они убирались с глаз долой, но отвадить их было так же трудно, как вывести чернильное пятно с дешевого коврика.

Список проклинаемых ею людей был бы неполным без парикмахера Абу Зейдуна, члена бывшей правящей партии, который однажды вломился к ним в дом, схватил ее сына за шиворот и уволок в неизвестность. По вине этого человека она потеряла Даниэля. Абу Зейдун уже много лет сам избегал ее, и даже случайно она не сталкивалась с ним на улице. С тех пор как Абу Зейдун разорвал свой партийный билет, он превратился в затворника, занялся своими бесчисленными болячками и больше ничем происходящим в квартале не интересовался.

4

Взрыв застал Фараджа ад-Далляля дома на площади ат-Таяран. Тремя часами позже, где-то в десять утра, отперев свой офис в аль-Батавин, он обнаружил огромную трещину в витражном стекле. Ад-Далляль выругался с досады, хотя по дороге видел разбитые окна в квартирах и обходил осколки магазинных витрин на асфальте. Напротив его офиса по другой стороне стоял растерянный Абу Анмар – владелец давно нуждающейся в ремонте гостиницы «аль-Уруба». Прямо на него с верхних этажей старого здания продолжала сыпаться стеклянная крошка.

Фарадж остался безучастным к выражению ужаса на лице Абу Анмара. Особой симпатии к нему ад-Далляль не испытывал, да и друзьями их нельзя было назвать. Расположение друг против друга только придавало соревновательности их отношениям. Абу Анмар, как все владельцы гостиниц в районе, сдавал комнаты работягам, студентам, больным, проходящим лечение в клиниках поблизости, и провинциалам, приехавшим в столицу закупиться разом всем необходимым. Последние десять лет, после оттока египтян и суданцев, полагаться приходилось только на непостоянных клиентов, тех, кто приезжал подработать в ресторанах Баб-аш-Шарки и кафешках по улице ас-Саадун, в сапожных и других мастерских, на рынке и в такси. Еще можно было брать в расчет пару-тройку первокурсников, которых не устраивало университетское общежитие. Большинство же постояльцев исчезли после апреля 2003 года. С того времени многие гостиницы стояли полупустые. Вот тогда и появился предприимчивый Фарадж ад-Далляль, принявшийся подготавливать плацдарм для вторжения, переманивая и без того немногочисленных реальных и потенциальных клиентов у Абу Анмара и хозяев других небольших отелей.

Ад-Далляль извлекал выгоду из наступившего хаоса, пользуясь отсутствием государства как такового. Он уже наложил лапу на те дома в квартале, собственники которых были неизвестно где или непонятно кто. Подходящие дома переделывались в дешевые меблирашки и сдавались сезонным рабочим, семьям, которые спасались от конфессиональных чисток, и бедолагам, в страхе скрывающимся от кровной мести, – традиции, которая снова вошла в жизнь с падением режима.

Абу Анмар обижался и жаловался, но пребывал в бездействии. Он сам был беженцем с юга, перебравшимся в столицу в семидесятых годах, не имея здесь ни родственников, ни знакомых и рассчитывая только на закон, гарантом которого и был режим. В отличие от него хваткий ад-Далляль обрастал связями, родственников и приятелей у него тоже было не счесть. С наступлением смутных времен они заставили себя уважать и составили силу, с которой простым людям приходилось считаться. Ад-Далляль возвел захват покинутых жилищ практически в норму, хотя все знали, что бумаг, подтверждающих право собственности или хотя бы аренду помещений у государства, у него нет.

Чтобы отобрать дом у Илишу, Фарадж мог прибегнуть к помощи своих влиятельных друзей. Он дважды побывал внутри ее дома, и этого оказалось достаточно, чтобы загореться идеей его отобрать. Судя по всему, дом был построен иракскими евреями, по крайней мере по их излюбленному образцу: уютный внутренний дворик, в который выходили двери комнат на обоих этажах, подвал под самой правой комнатой со стороны переулка, деревянные резные колонны, подпирающие галерею второго этажа. Под ней на первом облицована стена – пространство под столовую. Кроме того, двери из натурального дерева с тяжелыми железными замками и засовами, деревянные оконные рамы, темные ставни на окнах, разноцветные витражи, двор вымощен тротуарной плиткой, а пол в комнатах выложен мелким кафелем в черно-белой гамме наподобие гигантской шахматной доски. Раньше над прямоугольным двором в жаркий период натягивали навес из белого полотна, но сейчас он отсутствовал. Дом был уже не тот, но стоял крепко. От сырости, как другие по этой же улице, он не сильно пострадал. За последние годы подвал просел, его пришлось засыпать, но это не важно. Больше беспокоило другое – на втором этаже одна из комнат была на грани обрушения. С внешней стороны в этом месте кирпичи сыпались во двор соседнего ветхого дома, где жил Барышник. От ванной на втором этаже тоже мало что осталось. Фараджу придется раскошелиться на ремонт, но затея того стоила.

Время от времени на ум ему приходила мысль, что выгнать отсюда беспомощную христианку, за которой никто не стоит, займет полчаса, не более. Но внутренний голос подсказывал ад-Даллялю, что на самом деле, преступая закон таким вероломным образом, он заходит слишком далеко. На это люди не будут смотреть сквозь пальцы и безнаказанным не оставят, лучше сбавить обороты и разузнать, как относятся к ней соседи. Ведь может выйти, что, обидев ее, он навлечет на себя гнев жителей квартала и только навредит себе. Разумнее подождать, пока старуха помрет, а там никто, кроме него, не посмеет занять ее дом. Каждому известно, что он уже положил на дом глаз. Все в курсе, что он следующий владелец, сколько бы ни протянула еще Илишу!..

– Бог дал, Бог взял! – прокричал, растягивая каждое слово, Фарадж Абу Анмару, увидев, как тот, подсчитывая потери, сложил ладони в знак покорности судьбе.