Ген деструктивного поведения - Владимир Паутов

* * *

Заместитель резидента Марк Браун чудом остался жив. Ему даже было не понятно, как и почему это случилось. Всё так быстро произошло, что, вспоминая потом о тех событиях, его всегда начинало знобить от страха, ибо за счастье можно было бы посчитать тот факт, что он не погиб тогда, когда эти проклятые русские направили свой микроавтобус на машину, в которой Марк хотел преследовать диверсантов.

События разворачивались вначале очень даже не плохо, вполне предсказуемо, как и предусматривалось. Русские должны были проехать на площадку, где их захватили бы морские пехотинцы лейтенанта Бредли. Всё так и происходило. Диверсанты остановились и выполнили требование местной полиции. Но дальше план, так прекрасно разработанный Марком, был сорван. Неожиданно, когда Браун готовился садиться в полицейскую машину и ехать на стоянку, где собирался допросить задержанных диверсантов, из-за поворота вылетел автобус с русскими. На бешенной скорости он стал приближаться к шоссе. Марк приказал перекрыть дорогу. Но тот сумасшедший, кто сидел за рулём, даже не подумал не то чтобы остановиться, а притормозить. Как в голливудском боевике водитель, направив автобус прямо на них, протаранил один из полицейских автомобилей, пробил брешь в заслоне и выскочил на трассу. «Профессионально проскочили! Они сейчас или скроются, или прорвутся на объект и натворят там, бог знает что! Прощай тогда перевод в Вашингтон!» — подумал обречёно Браун, и от тех мыслей у него даже засосало под ложечкой.

— В машину! — заорал не своим голосом он начальнику полиции и вместе с другими офицерами начал уже, было, садиться в исправную машину, чтобы возглавить преследование. Но русские повели себя абсолютно непредсказуемо, они повели себя не адекватно складывающейся ситуации. Это предусмотреть, конечно же, было не возможно. Они вдруг развернулись и вновь пошли на таран. Марк уже заносил одну ногу, чтобы сесть в машину, а посему еле успел отскочить в сторону, когда микроавтобус врезался во второй автомобиль, принадлежавший местной полиции. Пыль столбом поднялась над местом столкновения, она плотной завесой закрыла и машины, и людей. Тут же вслед за этим ударом начался пожар. Машина, куда собирался сесть Марк, загорелась. Он прикрыл рукой глаза и рот, чтобы песок, поднятый с земли, не попал туда. Заместитель резидента ничего не видел, но зато почувствовал, причём почувствовал весьма основательно, как кто-то невидимый сильнейшим ударом в живот сбил его с ног. Острая боль разлилась мгновенно по всей нижней части тела. Марк охнул и лишился чувств.

Очнулся он, когда вокруг уже стояла дикая стрельба. Марк хотел выхватить пистолет, но не обнаружил его. Без сознания, как оказалось потом, заместитель резидента находился не долго, несколько секунд. Хотя время было незначительно, но именно в течение тех нескольких секунд произошли основные события. Русские после нападения на полицейский патруль захватили два автомата и четыре пистолета. Они отобрали оружие без лишних церемоний. Между собой, правда, нападавшие разговаривали на чистом английском языке, это, по всей видимости, и ввело поначалу в заблуждение подъехавших морских пехотинцев. А посему для них атака русских стала полной неожиданностью. То, что затем увидел Марк, придя в себя, он не смог бы увидеть никогда. Даже в самых знаменитых блокбастерах Голливуда ему не приходилось видеть столь скорую расправу. Буквально в течение тридцати или сорока секунд почти все американские солдаты из первого джипа были расстреляны. Они даже не смогли оказать более или менее достойного сопротивления. Их огонь из автоматов был весьма не эффективен, ибо ни один из русских диверсантов не только не упал на землю убитым, но даже не был ранен. Затем они, все шестеро, бросились к армейскому джипу и попытались на нём уйти.

Вокруг творилось что-то невообразимое. Пожар, чёрный дым, пыль, кровь, смерть. Начальник местной полиции, правда, не растерялся. Он сразу же, как только русские первый раз ударили одну из его машин, тут же связался по радио со своим руководством и сообщил о произошедших событиях. Диверсантам далеко уйти не удалось. На джипе, который они захватили, бензобак оказался пробитым. Их смогли взять, но с большими трудностями и потерями. Шеф потом громко и долго кричал на Марка, что, мол, тот чуть ли не провалил операцию, потери огромны, ведь буквально за считанные минуты погибли пятнадцать морских пехотинцев, которые должны были по замыслу резидента захватить всех диверсантов без шума и пыли. Спорить с Диланом не имело смысла, потому как, действительно, на поимку русских, которые после боя скрылись в горах, были задействованы большие силы и средства. Были и потери. Но самое удивительное заключалось в том, что оставшиеся в живых диверсанты упорно не хотели говорить на родном языке и даже между собой в камере переговаривались на английском, хотя, конечно же, они все были русскими. Их били, пытали, мучили, но услышать от пленных хотя бы слово на их родном языке так и не смогли.

Я отдыхал вдали от городской суеты, уехав с семьёй на дачу. Отпуск мой проходил размеренно и однообразно. В санаторий я не поехал, хотя жена меня и уговаривала это сделать, но активный отдых был для моей натуры намного приятнее, нежели утомительное каждодневное лежание на песчаном пляже под палящими солнечными лучами.

Не прошло и половины отпуска, как в один из дней на дачу, где я отдыхал, прибыл посыльный из Управления. Он протянул запечатанный сургучом пакет, чем несказанно удивил меня, ибо за много лет службы такого ещё никогда не бывало. «По всей видимости, случилось что-то очень важное, иначе не стал бы генерал присылать за мной фельдъегеря, а просто вызвал бы по телефону», — подумал я про себя. В пакете находилась одна всего лишь коротенькая записка, где говорилось, что мне предписывается прибыть сегодня же вечером по указанному в ней адресу. Конспиративных квартир у Главного управления было много, но та, на которую мне следовало прибыть, считалась особенной, потому как на ней обычно происходили конфиденциальные встречи с нашими особо ценными агентами, причём, как правило, встречался с ними сам генерал, начальник военной разведки.

Машина пришла к трём часам по полудни. Сборы заняли буквально несколько минут. Для жены мои неожиданные отъезды и командировки стали обыденным делом, поэтому она не удивилась, когда сегодня на нашу дачу прибыл посыльный, хотя по её глазам я заметил, что эта моя поездка и спешный вызов на службу взволновал её не на шутку.

Ровно в пять вечера я был по указанному адресу. Мне даже не пришлось звонить, потому как генерал, начальник нашего Управления, открыл дверь так быстро, словно стоял за ней и сторожил, когда я приеду. Он впустил меня и, осторожно прикрыв дверь, закрыл на замок и навесил цепочку. «К чему такие предосторожности и конспирация? Прямо как в кино про шпионов!» ― только и успел подумать, как генерал, будто угадав мои мысли, серьёзно, без тени сарказма, сказал:

― Бережённого и Бог бережёт! Мало ли что!? Ты, давай проходи! А то мы тебя прямо заждались.

― Почему мы? Значит генерал не один? — Возникла в голове вполне естественная мысль. Я многозначительно посмотрел на часы, на что генерал заметил: «Это так к слову. Ты никогда не опаздываешь. Знаю!» Он направился в гостиную, в которую следом за ним вошёл и я. Там на огромном старинном диване сидел незнакомый мне человек. При моём появлении он встал и пошёл навстречу. Того короткого времени, что незнакомец приближался ко мне, было вполне достаточно, чтобы успеть внимательно и относительно подробно рассмотреть его. Определённо мы с ним никогда и нигде не встречались. На лица у меня была феноменальная память, можно сказать фотографическая, я мог через несколько лет вспомнить лицо человека, которого видел единожды, пусть даже на фотографии или мельком в толпе. Этого человека я не видел никогда. Незнакомец был выше среднего роста, довольно широк в плечах, в нём чувствовалось крепость не только тела, но и духа, короче говоря, вся его внешность внушала мне доверие и тем самым заслуживала моё к нему расположение. Мы молча пожали руки, испытывая, видимо, взаимную симпатию. Открытая и дружелюбная улыбка гостя не позволяла думать о нём плохо, хотя порой первое впечатление и бывает обманчиво, но мне не хотелось обманываться в своих предчувствиях относительно незнакомца. Впрочем, будущее показало, что моё шестое чувство меня не подвело.