Призрак Сахары - Ирада Нури

На земле, возле конюшни, лежал мистер Джонсон, зажимая рану на груди, из которой сочилась кровь. Рядом с ним валялось ружьё.

– Мистер Джонсон! Что произошло? – я бросилась к старику. Как назло, Виктор ещё не вернулся, и я понятия не имела, как подступиться к подобной ране. Предупреждая мои действия, старик, превозмогая боль проговорил:

– Не нужно, душенька, всё в порядке. Коня пытались похитить, и в этот раз, мне удалось прогнать их. Но, кто знает, возможно в следующий раз, им удастся сделать своё грязное дело. Вам нужно бежать. Срочно! Берите коня, и уезжайте пока не поздно.

Слёзы застилали глаза. Рядом опустился на колени, подбежавший Вик. Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять – старику уже ничем не помочь.

– Миссис Баттон, – голос умирающего слабел, – вот, здесь… письмо… возьмите его, оно… для вас… – Дрожащими, непослушными руками, он сунул мне в руку смятый конверт. – Это – ваш шан…с…

Тело дёрнулось, и затихло. Остановившийся взгляд, яснее всяких слов дал понять, что мистера Джонсона с нами больше нет.

– Нет! Пожалуйста, нет! – по мере того, как шок проходил, рыдания рвались наружу.

Почувствовав, как что-то ткнулось мне в плечо, я подняла залитое слезами лицо вверх. Мухиб. Уткнувшись в шею коня, я разрыдалась в голос.

Прошло три дня. Старика Джонсона похоронили. Вик, на пару с соседом несли вооружённую вахту возле коня, но похитители пока не объявлялись.

В связи со стремительно развивающимися событиями, я совершенно забыла о письме, которое мне передал умирающий. Сейчас, сидя в деревянной качалке на крыльце домика, я наконец, развернула его.

Смысл написанного не сразу дошёл до меня. Тряхнув головой, и несколько раз проморгавшись, я вновь уставилась в написанные явно мужской рукой строчки:

«Мистер Гешрон Джонсон!

Комитет рассмотрел вашу заявку, и учитывая ваши прежние заслуги, одобрил её. Ваша команда допускается к участию в международном забеге, который пройдёт через два месяца в городе Бискара, что во Французской Алжирии. С вашей стороны, надлежит в течение недели после получения письма, подтвердить своё участие и предоставить данные о составе вашей команды. Напоминаем, что в случае победы, победитель получает в переводе на нашу валюту, приз в сорок пять тысяч долларов, из которых, двадцать процентов будут перечислены организационному комитету.

С уважением, Председатель комитета конного спорта, мистер Алан Эберхайм.»

«Забег? Скачки?» – я ничего не понимала. Но, постепенно, смысл произошедшего стал доходить до меня. Это в ожидании сего письма, мистер Джонсон носился как наседка, не пропуская ни одного визита почтальона. – «Это ваш шанс!», – сказал он мне тогда.

День клонился к вечеру, а я по-прежнему сидела в кресле, сжимая заветный клочок бумаги. Заслышав шаги приближающегося Вика, я, наконец, поднялась:

– Он прав! Это, действительно наш шанс!

– С кем это ты говоришь? – в голосе мужа сквозило беспокойство.

Бросившись ему на шею, я счастливо рассмеялась:

– Он дал нам шанс, понимаешь? Теперь, всё у нас будет замечательно!

– Ты с ума сошла? Как тебе могло такое прийти в голову? О чём, вы со стариком, вообще думали? – голос Вика, ещё никогда до этого момента не срывался на крик. Чувствовалось, что он уже на пределе. Но, я не могла стоять и спокойно смотреть на то, как его нерешительность грозит разрушить все наши мечты:

– Вик, милый, да пойми же ты, у нас, по сути, и выбора-то особого нет. Те, кто пытался украсть Мухиба, непременно вернутся. Кто, по-твоему будет следующим после Джонсона? Ты? Или я? Неужели, ты не понимаешь, что нам в любом случае нужно отсюда уезжать. И, куда, мы отправимся? У нас нет ни денег, ни связей, да ещё и конь редкой породы, который постоянно привлекает к себе не нужное внимание. И, не смотри на меня так, – я ткнула пальцем ему в грудь, – я ни в коем случае не соглашусь его продать. Слышишь? Ни за что!

Пыл Виктора стал постепенно стихать. Мои слова не были для него откровением, они отражали лишь реальную обстановку – нам нужно уехать!

Мысли мужа, были написаны на его лице. Он устал. Постоянные переезды, устройство на новом месте, начинание всего с нуля – всё это невероятно выматывало его. Он мечтал о другом – тишине, покое, большом собственном доме, куче ребятишек, и солидной практике. Я понимала и поддерживала его, и потому выдвинула последний козырь:

– Вик, ты только подумай, в случае выигрыша, у нас будет целая куча денег! Мы сможем построить дом, о котором всегда мечтали! Старик Джонсон верил в Мухиба, поверь и ты!

Колебания на его лице постепенно стали уступать место решимости:

– Чарли, ты действительно этого хочешь? Пойми, пути назад уже не будет.

– Вик, мы справимся. Клянусь тебе, у нас всё получится!

* * *

Мы стояли в холле «Комитета», и ожидали, когда мистер Эберхайм примет нас. Симпатичная, средних лет секретарша, окинув мимолётным взглядом Вика, сосредоточила всё своё внимание на мне. Оценивающе окинув меня с головы до ног, она, томно улыбнувшись и положив ногу на ногу, откинулась на стуле. Призыв в её глазах, говорил яснее любых слов. Я непременно бы расхохоталась, если бы не вынуждающие сдерживаться обстоятельства. Вик, заметивший перемену в поведении женщины, лишь хмыкнул, и постарался загородить меня собой.

Но, не тут-то было. Обойдя «заграждение» в виде моего мужа, она обратилась ко мне лично:

– Молодой человек, могу ли я предложить вам чего-нибудь?

Преодолевая смех, я уже было приготовилась предложить ей исчезнуть, но тут дверь отворилась, и мистер Эберхайм, лично завёл нас в кабинет. Пожав плечами на разочарованный взгляд секретарши, я вошла вслед за мужчинами.

Пока Вик и председатель обсуждали детали, я украдкой кинула взгляд на своё отражение в небольшом зеркале в золочёной раме, которое висело на ближайшей ко мне стене.

Готовясь к сегодняшней встрече, мне пришлось до неузнаваемости изменить весь свой облик. Женщинам не дозволялось участие в таких соревнованиях, как международные конные скачки. И, если вдруг раскроется мой обман, то дисквалификация последует незамедлительно. Помню, как в приюте, я всегда мечтала о длинных косах, но, к сожалению, для профилактики появления у нас вшей, всех девочек нещадно стригли «под тифозных». Сейчас, глядя на отросшие ниже плеч белокурые локоны, которые я считала своим главным украшением, мне нужно было решиться на то, чтобы вновь их остричь. Глубоко вздохнув, и зажмурившись, чтобы не передумать, я резко поднесла ножницы к первой пряди, когда услышала окрик Вика:

– Отрежешь хоть волосок, и я придушу тебя голыми руками.

Ему легко говорить, а мне-то что делать? Как оказалось, Вик нашёл решение. Зайдя к местному парикмахеру, он приобрёл у него замечательный, каштанового цвета парик, из тех, что тот изготавливал для престарелых джентльменов, не желающих мириться с возрастом и потерянными шевелюрами.