Спящий в песках - Том Холланд

Пока археолог разворачивал находку, сердце его билось так сильно, что, казалось, готово было вот-вот выскочить из груди. Он непроизвольно поднял руку и принялся подкручивать кончик уса, но тут же рассердился на себя за излишнюю нервозность и усилием воли постарался унять терзавшее душу беспокойство. Какая глупость! Он же специалист, ученый! Неужели сейчас, в момент величайшего успеха, он проявит слабость и тем самым сведет на нет результаты многолетних усилий и тяжкого труда? Раздраженно покачав головой, Картер заставил себя выбросить из головы все постороннее и принялся внимательно изучать начертанные на табличке иероглифы. Расшифровав надпись, он откинулся на стуле.

– На быстрых крыльях явится смерть за тем, кто дерзнет потревожить гробницу фараона... – шепотом произнес он.

Казалось, будто эти слова повисли в воздухе и наполнили собой тишину.

Он еще раз вслух повторил перевод. В следующее мгновение что-то заставило его обернуться. Картер мог поклясться, что слышал какой-то звук. Он вновь огляделся по сторонам. Ветерок мягко колыхал штору, но кабинет был пуст – кроме самого хозяина, в комнате никого не было. Картер резко поднялся и подошел к окну. Снаружи тоже царило спокойствие, и только в теплом бархатном небе мерцали звезды.

Картер вернулся к столу и снова сел. И тут его внимание привлекла статуэтка, четко вырисовывавшаяся на фоне дрожащего света лампы. Потянувшись, он взял ее в руки. Маленькое, поражавшее изяществом изваяние было высечено из куска черного гранита, но каждая деталь, каждая линия были на удивление четкими – словно статуэтка вышла из-под руки мастера лишь вчера, а не три с половиной тысячелетия тому назад. Археолог присмотрелся внимательнее. Древний скульптор изобразил юношу, едва ли переступившего порог двадцатилетия, но неумолимость взгляда и некая вневременность облика заставляли думать, что этот образ скорее служит неким воплощением смерти, а не живого человека. В руках юноша сжимал символы бессмертия, а чело его венчала корона владыки Египта. На головном уборе фараона красовалась кобра – священный урей, с поднятой головой и раздутым капюшоном, готовый плюнуть во врагов фараона смертоносным ядом. Уаджет – богиня-кобра – считалась помимо прочего и стражем царских гробниц.

Неожиданно для себя Картер почувствовал, как страхи ею начинают рассеиваться, сменяясь прежним ощущением торжества и радостного возбуждения. Отложив статуэтку, он снова взялся за табличку. Разве начертанное на ней проклятие, в конце концов, не свидетельствовало в пользу того, что он отыскал-таки погребение фараона? И не просто фараона, а того самого царя, могилу которого поклялся найти давным-давно! Еще раз взглянув на статуэтку, Картер достал из кармана ключи и отпер нижний ящик письменного стола. С облегчением убедившись в том, что выцветшие документы находятся на том же месте и в том же положении, как были оставлены, он вынул их, осторожно положил на табличку и спрятал ценные реликвии в самый дальний угол ящика, после чего снова запер его. Пусть находка лежит там вместе с бумагами до прибытия в Египет лорда Карнарвона, решил археолог, ибо теперь, когда было ясно, что гробница найдена, ему предстояло кое о чем поведать если не всем, то, по крайней мере, своему патрону. Эта тайна тяготила его с давних пор, и, хотя Картер всегда считал себя человеком сильным и самодостаточным, сейчас он не без удивления осознал, что рад возможности разделить ее бремя с другим человеком.

Положив перед собой лист бумаги и свинтив колпачок ручки, Картер вывел:

"4 ноября 1922 года.

Корду Карнарвону.

Замок Хайклир,

Гэмпшир, Англия".

Помедлив несколько мгновений, археолог продолжил:

"Наконец-то нам удалось сделать замечательное открытие. В Долине найдена великолепная гробница с нетронутыми печатями. Раскоп приведен в первоначальное состояние и останется таковым до вашего прибытия. Поздравляю.

Картер".

Промокнув написанное и решив, что завтра как можно раньше отправит сообщение телеграфом, он угрюмо усмехнулся. Конечно, ему достанет терпения, чтобы дождаться патрона, но ни малейшего желания мучиться ожиданием без крайней на то необходимости у него не было.

Перед тем как лечь спать, Кратер вновь взял статуэтку и прижал ею послание. Подняв фонарь, он пристально всмотрелся в каменное лицо. И вдруг ему показалось, что фараон моргнул. Нет, конечно же, то была всего лишь игра света. В следующее мгновение царский взгляд обрел прежнюю невозмутимость и пустоту, а падавшая на лицо тень только усугубила безжизненность его выражения.

* * *

В следующие дни на него навалилась уйма хлопот. Лорд Карнарвон немедленно телеграфировал ему в ответ, обещая не позднее чем через две недели прибыть в Александрию вместе со своей дочерью, леди Эвелин Герберт. Он признавался, что в последнее время занедужил и до сих пор чувствовал себя не лучшим образом, однако известие об открытии явилось тем самым живительным эликсиром, которого ему так недоставало. И сам лорд, и леди Эвелин пребывали в крайнем возбуждении.

Картер со своей стороны сделал все возможное для того, чтобы их не постигло разочарование. Оставшиеся две недели он посвятил тщательным приготовлениям. Следовало раздобыть необходимое снаряжение и нанять специалистов самого разного профиля – иными словами, предусмотреть все возможные и даже невозможные ситуации, ибо в такого рода экспедиции можно было ожидать возникновения любых непредвиденных проблем. Самое главное – все скрупулезно рассчитать и спланировать. Сосредоточившись на этой работе, Картер старался действовать размеренно и не спеша. Лестница и дверь засыпаны землей и завалены камнями, табличка и бумаги надежно укрыты под замком в ящике письменного стола. Более того, воспоминания о гробнице он предпочел до поры до времени запрятать на задворки собственного сознания, дабы никто не смог прочесть его мысли и раскрыть секрет.

Правда, во снах – порой кошмарных – эти ограничения не действовали. Вновь и вновь Картеру снилось, что ступеньки очищены от земли и он стоит перед открытой всем взорам каменной дверью. В руках у него табличка с проклятием, причем иероглифы кажутся начертанными кровью. Он знает, что печати должны остаться нетронутыми, но все равно приказывает вскрыть дверь. Но тут табличка в его руках разламывается, и Картеру кажется, будто он неожиданно проснулся. Но вокруг тьма, и лишь пыль от расколотой плакетки витает во мраке, наполняя комнату странными тенями.

Эти кошмары раздражали Картера, буквально выводили из себя – особенно если действительно служили причиной его внезапного пробуждения. Оказавшись так близко от цели своих долгих поисков, археолог вдруг понял, как не хочется ему вспоминать о той тайне, которая привела его к дверям гробницы и которую он предпочел скрыть под замком в ящике своего письменного стола. Кроме того, его мучило чувство вины из-за унесенной с места раскопок таблички, хотя он не мог ни вернуть находку на место, ни объявить о ней открыто, поскольку по-прежнему опасался возбудить суеверные страхи среди рабочих. Однако пока находка оставалась в его доме, Картер в известном смысле ощущал себя вором. Все это в совокупности весьма беспокоило, раздражало и настоятельно требовало решения. Найти каковое ему никак не удавалось.