Нам нужна великая Россия. Избранные статьи и речи - Петр Аркадьевич Столыпин

улучшать его быт, не спрашивая его о том мнения. Это убеждение Столыпин пронёс через всю свою государственную деятельность»[15]. Однако убеждения Столыпина в это время были всё же ещё весьма далеки от той довольно чёткой программы Витте, которая была отклонена накануне революции 1905–1907 годов, но осуществлена в её ходе под именем Столыпинской реформы.

Гродненским губернатором П. А. Столыпин пробыл недолго. В 1903 году его назначили губернатором в более крупную и важную губернию – Саратовскую. Здесь-то и застала его первая революция, в борьбе с которой он применил весь арсенал средств – от обращения к черносотенной «общественности», возглавляемой епископом Гермогеном, до применения войск, жестоко расправлявшихся с восставшими крестьянами. При этом в деятельности самого молодого губернатора России проявились две отличительные черты, характерные и для всей его будущей государственной деятельности. Во-первых, он не смущался карать не только левых, но и правых, если их деятельность выходила за установленные им рамки. (Разумеется, размеры этих кар были далеко не сопоставимы.) Так, когда черносотенная агитация «Братского листка», издававшегося под покровительством епископа Гермогена, переходила допустимые, с точки зрения губернатора, грани, он своей властью запрещал их распространение, а когда черносотенцы в Балашове пришли громить забастовавших земских медиков, присутствовавший там губернатор прислал казаков для защиты собравшихся в гостинице на собрание земских служащих[16]. Но несравнимо чаще Пётр Аркадьевич вызывал войска для борьбы с революцией, а не с вопиющими безобразиями чёрной сотни.

Характерно и другое: в отличие от большинства высокопоставленных мерзавцев, отдающих кровавые палаческие приказы из надёжно защищённых кабинетов без малейшего риска для своей драгоценной персоны, Столыпин был лично храбр и не боялся оставаться лицом к лицу с разъярённой толпой. Он не просто заявил революционерам с трибуны Государственной думы: «Не запугаете!», – но и на самом деле вёл себя бесстрашно. Вот только один из многочисленных примеров, отличительный лишь тем, что он мало известен в литературе. Революция только-только началась, а богатый саратовский помещик Н. Н. Львов уже испытал на себе результаты вековой ненависти крестьян к помещикам. «Я видел ужасы, нечто вроде пугачёвщины, – взволнованно рассказывал Львов своим друзьям. – Началось по соседству с моим имением у князя Волконского. Крестьяне стали рубить лес (считая его своим. – К. Ш.). У Волконского есть тяжба с ними, в которой он едва ли прав…» Волнение перекинулось и на имение Львова. На шестой день беспорядков приехал Столыпин с казаками. Сначала он пытался уговорить крестьян, призвал их прекратить незаконные действия. Созвали крестьянский сход. Но уговорить возбуждённый «мир» было невозможно. «Когда он (Столыпин. – К. Ш.) стал им грозить, они тоже отвечали угрозами по отношению к полиции и казакам. Тогда, – рассказывает далее взволнованный Н. Н. Львов, – он один вышел к ним и сказал: „Убейте меня“. Тогда они кинулись на колени. Но как только он сел в сани, чтобы уехать, в него стали кидать камни. Тут же ранили пристава, несколько казаков и солдат. Крестьяне вооружились – насадили на палки какие-то пики»[17].

Губернатор уехал, в дело вступили казачки, всласть поработавшие нагайками. После их «воспитательной» работы Львов собрал «своих» избитых крестьян и обратился к ним с речью. Он заявил, что «нигде и никогда допускать грабежа нельзя, что в них будут стрелять, если они не образумятся.

Они:

– Подай нам планты!

– Какие планты?

– У меня с ними не было тяжбы, – пояснял слушателям Львов. – Правда, – добавлял он, – у них давно был спор о нескольких пожалованных имениях, бывших государственных землях, в том числе и о нашем имении. Но ведь наше имение было пожаловано ещё при Екатерине»[18].

Вот куда – к матушке Екатерине и даже ещё дальше в глубь веков – уходили корни споров между крестьянином, который столетиями обрабатывал и поливал своим потом землю, и помещиком, не трудившимся на ней, но считавшим её своей собственностью на основании государева пожалования.

События 1905–1907 годов показали глубокую революционность крестьянства, ошибочность расчётов самодержавия на любовь к нему «простого народа» и надежд на то, что крестьянская община – опора государственного порядка. Нелёгкое бремя борьбы с революцией и поисков иной социальной опоры для самодержавной системы и легло на плечи П. А. Столыпина, когда он неожиданно для себя стал сначала министром внутренних дел (апрель 1906 года), а всего через два с половиной месяца – и председателем Совета министров. Редко кто из царских чиновников проделывал такую головокружительную карьеру.

Суть своей государственной деятельности на посту главы правительства П. А. Столыпин определил со свойственной ему лапидарностью: «Сначала успокоение, а потом – реформы!» Нет смысла пересказывать читателю меры по установлению «успокоения». Они включали в себя всё – от введения «скорострельных» военно-полевых судов, когда тройка офицеров выносила приговор, не подлежащий обжалованию, до широчайшего применения армии «в помощь гражданским властям», как официально именовались подобные меры. «Армия не учится, а служит Вам!» – бросил в лицо Столыпину военный министр А. Ф. Редигер на одном из заседаний правительства[19]. И это было правдой. На «успокоение» были брошены все силы самодержавия. Ему удалось временно подавить революционное движение, водворить в стране «успокоение», в чём немалую роль сыграл и лично П. А. Столыпин. На этом этапе деятельность главы правительства пользовалась неограниченной поддержкой власть имущих. Столыпин был им необходим и стал всеобщим кумиром и дворянства, и правого крыла либеральной буржуазии (партии октябристов, возглавлявшейся А. И. Гучковым), и лично «хозяина земли Русской», как определил свою профессию Николай II при всеобщей переписи в 1897 году.

Нелепо представлять Столыпина просто кровавым монстром, лично подписывающим смертные приговоры, как это делал Сталин. 12 августа 1906 года эсерами-максималистами была взорвана дача Столыпина на Аптекарском острове. Кроме двух террористов, погибло 25 невинных людей, пришедших на приём к главе правительства, ранены трёхлетний сын и четырнадцатилетняя дочь Петра Аркадьевича. В ответ он ввёл военно-полевые суды, приговоры которых должны были утверждать командующие военными округами. От них-то и зависела «скорострельная юстиция». Командующий Казанским военным округом генерал И. А. Карасс не утвердил ни одного смертного приговора. Он говорил, что готов пролить свою кровь за Россию, но не хочет на старости лет пачкать себя чужой кровью[20]. Другие же охотно выполняли палаческие функции. Так, известный черносотенец генерал А. В. Каульбарс, командовавший войсками Одесского военного округа, не колеблясь, подписал смертный приговор двум юношам, которые даже не были на месте, где произошло преступление. Вскоре нашли настоящих виновников – и тоже рас стреляли![21] Вряд ли за действия Каульбарса и других подобных палачей непосредственную ответственность должен нести Столыпин.

Но и рыцарем в