Ход Роджера Мургатройда - Гилберт Адэр

– Я съезжу, – сказал доктор, опередив остальных. – Мой старый драндулет любую непогоду выдерживает. Он ведь привык.

– Разрешите, я поеду с вами, – столь же быстро поддержал его Дон.

– Спасибо. Мне может понадобиться мускульная помощь, если мотор заглохнет.

– Если вам мускулы требуются, доктор, – сказал Дон, с надеждой покосившись на Селину, когда (лишь наполовину в шутку) взбугрил свои бицепсы, – то я ваш человек.

– Отлично, отлично. Ну так поехали, если уж едем.

Тут Генри Ролф наклонился над креслом, в котором, поджав под себя ноги без чулок, точно кошка – лапки, сидела Мэдж, его жена, и сдержанно поцеловал ее в лоб.

– Пожалуйста, милочка, – сказал он, – не волнуйся из-за меня. Со мной все будет хорошо.

Держась с обаятельной твердостью, Мэдж Ролф, которая всегда выглядела так, словно единственной ее тревогой в жизни было опасение, сколько ей придется ждать, пока какой-нибудь влюбленный хлыщ раскурит ее следующую сигарету, отдарила мужа за поцелуй всего лишь измученной улыбкой.

Тут же он решительным шагом покинул комнату в сопровождении Дона и под всеобщие пожелания доброго пути. После чего, хлопнув в ладоши прямо-таки по-восточному и собрав столько угрюмого благодушия, сколько могло быть сочтено приличным в данных обстоятельствах, полковник спросил:

– Кто-нибудь не против присоединиться ко мне и позавтракать?

Было без нескольких минут девять в то же утро, когда с переднего двора донесся шум автомобиля, подъезжающего к стеклянным дверям, и быстрый взгляд между тяжелыми бархатными занавесками подтвердил, что это машина доктора Ролфа. Выяснилось (как предстояло услышать сидящим в гостиной), что поездка – особенно туда – была сплошным кошмаром. Из рассказа доктора следовало, что «ровер» выбирался по краю гибели из одного глубокого сугроба в другой, а злополучный Дон большую часть пути не ехал в нем, а толкал его. Тем не менее они все-таки добрались до коттеджа Трабшо. К счастью, он был уже на ногах и нянчил у огня кружку горячего шоколада, а может быть, и кое-какие воспоминания, пока Тобермори, его дряхлый Лабрадор, дремал возле его обутых в шлепанцы ног.

Старший инспектор должен был сначала справиться со своим естественным изумлением, обнаружив пару незнакомцев у дверей не просто в ледяное декабрьское утро, но и утро второго дня Рождества. Переварив это изумление, он был вновь изумлен, узнав о причине их появления. Былой полицейский, однако, – навеки полицейский, и он без колебаний согласился сопроводить их в Ффолкс-Мэнор. Собственно говоря, полковник, возможно, не ошибся, предрекая, что Трабшо только обрадуется впрыскиванию волнующей озабоченности в существование, несомненно, антибурное после четырех десятилетий беспорочной службы. Дон сообщил, что заметил радостный блеск в его глазах, а также пружинистую, почти кошачью прыткость в его движениях, когда они с Ролфом кратко излагали ему необычные события этого утра.

Оказавшись в угрюмой прихожей, все трое начали снимать с себя пальто, шарфы и перчатки. Затем, пока старший инспектор энергично избавлял от снега свои моржовые усы, Тобермори, которого нельзя было оставить дома одного, поскольку на данном этапе никто не мог бы предсказать, когда его хозяин вернется домой, подверг свое тучное старое туловище нежданно мощному встряхиванию, после чего прорысил в гостиную, произвел быстрый осмотр всех, кто в ней находился, рухнул на пол перед камином и тут же закрыл красные слезящиеся глаза.

Общество, приходится сказать, за прошедшую пару часов заметно разнервничалось. Селина Ффолкс несколько минут спустя после отъезда доктора отправилась прилечь – то есть, во всяком случае, к себе в спальню, и за исключением Читти, которому принадлежала идея призвать инспектора (так что было бы бессердечно воспрепятствовать ему увидеть прибытие того), вся прислуга – кухарка, две горничные, младшая горничная и шофер, он же садовник, он же мастер починок, – была отправлена назад на кухню, поскольку их единственный вклад в текущий кризис исчерпывался нервным щебетанием трех горничных, явно не обещавшим смолкнуть в ближайшее время.

Что до гостей Ффолксов, не зная, следует ли им разойтись по своим комнатам или ждать в гостиной, они все – то есть кроме Селины – предпочли остаться на месте.

Возможно, «предпочли» – слово тут неподходящее. Хотя никто – даже полковник – не взял на себя смелость высказать вслух такое требование, вся компания в целом безмолвно чувствовала, что, как ни унизительно сидеть в халатах, непричесанными, без макияжа, благоразумие требует оставаться на глазах друг у друга, пока не явится этот Трабшо – если он вообще явится. Естественно, все они безоговорочно доверяли остальным гостям и хозяевам, ведь они все были такими старыми, милыми, близкими друзьями! И тем не менее было почти слышно, как они думают, ну а что, если Эви все-таки права…

Время тянулось так невыносимо медленно, как, впрочем, оно тянется всегда, когда вам нужно, чтобы оно летело. Мэдж Ролф предложила роббер в бридж, чтобы скоротать кто знает сколько часов до возвращения ее мужа. Атак как Мэри Ффолкс давным-давно перестала играть в бридж со своим холерическим мужем, то Мэдж оказалась партнершей полковника против Эвадны Маунт и викария. Однако игра получилась пресной из-за обескураживающего отсутствия перепалок, которыми обычно они втайне наслаждались. Но ведь было бы и бестактно, и дурным вкусом насладиться такой вот стычкой под аккомпанемент ядовитого фырканья и поскрипываний корсета. И потому, когда бураноборцы наконец появились со старшим инспектором на буксире, они все четверо с дружным и неприкрытым облегчением побросали карты на стол.

Дюжий экс-полицейский Скотленд-Ярда вступил между Доном и Ролфом в просторную гостиную, где свет и тепло, резко сменившие сумрак узкой прихожей, заставили его заморгать.

Полковник сделал несколько шагов вперед, здороваясь с ним.

– А, Трабшо! Значит, они доставили вас сюда в целости и сохранности! Послушайте, старина, я искренне сожалею, что вынудил вас покинуть домашний очаг в праздничный день – да еще такой паршивый день, верно, э? Но мы в полном тупике… просто не знали, как…

Старший инспектор сжал руку полковника и так мощно ее встряхнул, что тот невольно вздрогнул. Затем он обозрел полдюжину гостей, сидящих перед камином – отблески огня придавали их неясно испуганным глазам подобие оживленности, – но его собственные проницательные глаза задерживались на каждом лице не долее пары секунд.

– Извинения излишни, – сказал он, рассеянно покручивая кустистую бровь. – Я прекрасно понимаю, что вам было необходимо обратиться за помощью безотлагательно. Случай, видимо, ужасный.

– Именно, именно. Но подойдите поближе, прямо к огню. Согрейте руки.

– Благодарю. Не премину, – ответил старший инспектор и прошагал к камину, избирательно кивая сидящим там женщинам. – Сударыни! – сказал он любезно, только-только не опустив подушечки пальцев в огонь. Затем, обернувшись к полковнику, добавил: – Однако полагаю, меня следует немедленно проводить на место преступления.