Добей лежачего - Дэн Кавана

Так что в ту субботу они устроили себе маленький праздник. Собралось полкоманды, рома выпили немерено. Дэнни даже зазвала на танец какая-то Дениза, разухабистая смуглокожая девица с обилием выпуклостей разного калибра, большая часть которых была выставлена на всеобщее обозрение, а какая-то толика оказалась прижата к телу Дэнни. Класс! Интересно, подумал Дэнни, а что, если б мы обыграли «Барнсли»? В неоновом свете Дениза смотрелась весьма аппетитно.

Когда появилась Моника — с Моникой они незадолго до этого пару раз встречались — Дениза прогнала её. Без хамства, но решительно. Ещё стаканчик, и ещё один, и когда пришло время расходиться по домам, Дениза выразила готовность быть с ним. По крайней мере, до дверей.

«Подгони машину, будь душкой», — прошептала она, слегка подрагивая и выпуская его руку с видимой неохотой. Ух ты, подумал он, стараясь не потерять равновесие: ноги слушались плоховато. Они явно обнаглели и вовсе не желали нести его на автостоянку. Возможно, они знали что-то, чего он не знал.

Он спустился по лестнице и устремился приблизительно в том направлении, где стояла его потрёпанная «Кортина». Он надеялся, что Дениза не будет слишком уж разочарована. Он подумал, что нелишне было помянуть про новенькую «Капри», которую он уже заказал, и которую вот-вот должны были ему доставить. С «Кортиной» этой были одни неприятности. Взять хотя бы ключи: вечно они играли с ним в прятки. А, да вот же они. Как бы ещё не попасть в эту лужу. Просто удивительно, до чего на всех вот таких парковках плюют на дренаж. Даже когда наверху по нескольку дней нет дождя, здесь всегда сплошные маслянистые лужи. Ну и как же этот ключ вставляется?

Вероятно, сначала они ударили его по голове, хоть потом он и не мог припомнить точно. Не приходилось сомневаться в том, что они сбили его с ног, пнули несколько раз и затолкали в грязную воду; они испачкали ему костюм, стащили бумажник и сорвали с руки часы. Он был достаточно пьян, чтобы удивиться, зачем они всё это затеяли и почему они ведут себя так грубо — ведь они уже забрали его бумажник. Почему они не дают ему подняться, и один окунает его лицом в маслянистую воду, а другой держит за ногу. Может, он пробовал лягаться, но этого он не запомнил. Всё происходило почти бесшумно — только пыхтение и возня — и когда Дэнни решил, что пора всё же покричать, у него была к этому масса поводов. Вероятно, его били ногами, а может, и чем ещё, потому что внезапно он ощутил дикую боль в лодыжке, совсем рядом с пяткой. Потом ещё, и ещё, с каждым разом всё больнее — больнее, чем любая из тех травм, что он получил за свою карьеру, больнее даже, чем когда он вывихнул плечо на стадионе в Сканторпе. Он закричал, и когда крик затих, эти люди исчезли, забрав с собой его «Ролекс». Костюм был выпачкан грязью, Дениза устала ждать и ушла домой, а на его карьере можно было ставить крест.

Джимми Листер первый год был менеджером[1] «Атлетика» — первый и, вероятно, последний. Четвёртые с конца в Третьем дивизионе, причём сыграть оставалось всего десять матчей. Любой менеджер знает, что это значит. До конца сезона вас никто не уволит, поскольку лучше так, чем вовсе без тренера, а при таком положении дел никакой новый руководитель команду не примет. Так что у вас есть десять матчей. Если команда вылетает, вылетите и вы, это само собой. С другой стороны, если вам удастся предотвратить провал команды, вам это очков не прибавит. Спасибо, но хватит. Что ж, Джим, ты неплохо поработал за эти шесть недель, но к следующему сезону мы, пожалуй, подыщем кого-нибудь ещё. Без обид?

Ходили шуточки, что за год работы в «Атлетике» Джимми растерял все свои волосы, но, по правде говоря, их и до этого было немного. Его шевелюра сильно поредела ещё к тому времени, как он закончил свою карьеру футболиста, так что нынешние переживания, скорее всего, отразятся на чём-то другом. Сам он думал, что ему не миновать язвы.

В общем и целом, он за свою жизнь неплохо потрудился. Начинал как полусредний, когда такие ещё существовали. Звездой никогда не был, но играл уверенно. Трижды признавался лучшим в амплуа по итогам года, больше десяти лет в Первом дивизионе, три во Втором, и ушёл он, так и не испортив себе репутацию. Джимми — голова, говорили о нём, но и пройдоха хороший. Он тебе завернёт, этот Джимми. Он всегда на несколько ходов вперёд видит, и никогда не знаешь, что он предпримет, всё затаится и выжидает. Да чего только о нём не говорили, и ему хватало ума этого не отрицать. Что ж, если им нравится думать, что волосы выпадают от интенсивного шевеления мозгов — почему бы и нет?

Он рано взялся за тренерскую работу, и ему удалось не скатиться из дивизионов в какую-нибудь дворовую команду игрушечной лиги. Два года он пробыл в помощниках, затем в течение трёх лет возглавлял команду Второго дивизиона в одном из центральных графств. Шестую в рейтинге, когда он только за неё взялся, девятнадцатую — когда ушёл. Не фонтан, но и не катастрофа. Обычная нервотрёпка: нет денег, чтобы приобрести новых игроков, потому что плохо продаются билеты на матч; плохо продаются билеты на матч, потому что нет новых игроков, на которых болельщикам хотелось бы посмотреть. В основном одни перестарки с брюшком, доигрывающие свои последние матчи; молодые способные ребята появлялись, но нечасто. Один был и в самом деле хорош — быстрый, сообразительный, как мартышка — ну и руководство клуба продало его, чтобы покрыть превышение кредита. Он тогда прямо им сказал, что одна из причин, по которым мы имеем превышение кредита, это что мы продаём таких вот ребят до того, как они начнут собирать полные стадионы. Мы ценим вашу лояльность к игрокам, Джимми, сказали они ему, но ведь и мы обязаны быть лояльны по отношению к суровому учреждению, именуемому банком. Вам бы лучше нанять не менеджера, а финансиста, ответил он. Не дерзи, Джимми, или мы подыщем тебе замену.

Когда третий год подходил к концу, кто-то пропечатал в местной газетёнке, что он завёл шашни с женой физиотерапевта. На Джимми вылили ведро помоев: вы сами знаете, что газетчики могут сделать с человеком, оказавшимся в подобной передряге. Место он потерял, миссис Листер решила, что настал её час, — трудное это было времечко. Год он не занимался футболом — так, подрабатывал в школьной команде, чтоб совсем уж не расхолаживаться; подумывал уехать в дальние страны и целый год не покупал себе новой рубашки. Когда ему позвонили от Мелвина Проссера, он впадал в расстройство от любого пустяка. Он не знал, кого благодарить, и потому благодарил Мелвина Проссера, кем бы он ни был.

Проблема «Атлетика» состояла в том, что это была одна из наименее избалованных успехом команд в городе Лондоне. В середине тридцатых они дошли до полуфинала кубка, год продержались в Первой лиге, о чём напоминала пара пожелтевших серебряных безделушек в зале заседаний; но год на год не приходится, а команда явно была не из тех, кто горы ворочает. Правление решило поставить во главе себя Мелвина Проссера (или, скорее, его чековую книжку); новоиспечённый председатель правления решил призвать Джимми.

На этот раз Джимми решил подать товар лицом. Внешний вид — не панацея, но нельзя им пренебрегать. Взять хотя бы покупку легионера: совсем не обязательно, что иностранец будет играть лучше шотландца, который к тому же обойдётся дешевле, но Франтоватый Француз или Галантный Голландец непременно привлекут внимание местной прессы, и публика придёт взглянуть на них хотя бы из чистого любопытства. Вот так же и с тренерами. Не в обиду будь сказано, но всем им присуща какая-то расхристанность. Ну уж на этот раз, обещал он себе, он будет держаться подальше от жены физиотерапевта, какой бы аппетитной она ни была.