Принц Генри - Эмма Чейз

А запланировано у меня – напиться до беспамятства, пока собственное имя не забуду. И все титулы заодно.

Страницы, которыми увешаны стены, трепещут словно крылья птиц, когда я влетаю в комнату. Я не шутил, когда говорил, что бабушка прислала мне столько бумаги, что хватило бы на целый лес. Я расклеил документы по всей комнате, чтобы читать, пока одеваюсь, пока засыпаю и, первым делом, как просыпаюсь. Правда, когда хочется передернуть, приходится закрывать глаза – все-таки правительственные документы та еще нудятина и убивают всякое желание. Тайно я надеюсь, что удастся как-то впитать в себя информацию, просто находясь вблизи от нее. Пока не сработало, осмос[5] – чушь собачья.

Я сбрасываю темно-синий костюм – ужасно неудобная вещь и к тому же чертовски стесняет движения. Хоть мне и говорили, что он сидит на мне как влитой – все-таки не мой стиль. Каждый раз, когда надеваю его, такое чувство, словно влезаю в чужую шкуру.

Помню, когда мне было лет пять или шесть, я примерил один из папиных костюмов. Мама сделала с десяток фотографий, посмеиваясь над тем, какой я очаровательный. Интересно, их сложили где-нибудь на чердаке? Что вероятнее – передали королевскому историку, который опубликует их после моей смерти. Ну, чтобы доказать, что принц Генри когда-то был настоящим мальчиком.

Отца я боготворил. Он всегда казался мне таким большим, высоким… больше, чем вся жизнь вокруг. Он был мудрым и уверенным, и не было ничего такого, с чем он бы не справился. Притом ему не чуждо было немного озорства. Он мог чуточку нарушать правила – водил нас с Николасом на концерты и в парки развлечений, пусть это и прибавляло седых волос охране. И папа не возражал, если мы играли грубо или могли запачкаться на прогулке. А однажды он даже раньше ушел со встречи с премьер-министром, чтобы поиграть с нами в снежки во дворе.

Бывают такие дни, когда мне кажется, словно я опять примерил костюм отца. И как бы я ни старался… костюм этот никогда не будет мне по размеру.

– Куда это вы собираетесь? – спрашивает мой суровый дворецкий Фергус, глядя на сваленный в кучу костюм на полу.

Я натягиваю выцветшую футболку, застегиваю любимые джинсы.

– Загляну в «Козла»[6].

Он, весьма ожидаемо, скептически хмыкает.

– Королева велела, чтобы вы никуда не уходили.

У меня есть две теории, откуда Фергус знает все, что знает, – либо у него весь дворец на прослушке, с камерами, за которыми он неустанно наблюдает из какой-нибудь потайной комнаты, либо он и правда подключен к какому-то «всевидящему оку». Надо будет как-нибудь спросить… хотя тогда он, скорее всего, просто назовет меня кретином за такие вопросы.

Я затягиваю шнурки разношенных армейских ботинок.

– Вот именно. А как мы оба знаем, я никогда не умел делать то, что мне велят. Распорядись, чтоб подали тачку.

Генри

Если б столица была университетским кампусом, паб Horny Goat был бы моим убежищем. Эдаким коконом. Теплым уютным пледиком, если к такому прилагается еще и пара бутылок горячительного.

Это местечко – историческая достопримечательность, одно из старейших зданий города, с протекающей крышей, кривыми стенами и неизменно липкими половицами. Ходят слухи, что когда-то здесь был бордель. Что ж, весьма поэтично – не из-за распутства, а из-за всех тех секретов, таившихся в здешних стенах. И надо сказать, до сих пор таятся. Ни одна история обо мне или о моем брате ни разу не просочилась из-за его шаткой двери. Ни одна из произнесенных здесь пьяных королевских цитат никогда не повторялась и не передавалась прессе.

Все, что случилось в Вегасе, не всегда остается в Вегасе. Но что бы ни случилось под крышей Horny Goat – оно никогда не просачивается наружу.

Человек, благодаря которому здесь и соблюдается вся эта «атмосфера секретности» – владелец, Эван Макалистер. Его семья владеет «Козлом» вот уже несколько поколений. Когда я забираюсь на стул у барной стойки, именно он, этот крепкий мужик во фланелевой рубашке, ставит передо мной пинту пенного.

Я поднимаю ладонь.

– Двинься-ка в сторонку, «Гиннесс». Здесь может помочь только виски.

Макалистер подхватывает бутыль со стены за барной стойкой и наполняет мой стакан.

– Непростой день во дворце, Ваше Высочество?

– Да, похоже, они у меня все такие в последнее время.

Поднимаю стакан, запрокидываю голову и осушаю залпом.

В основном люди пьют, чтобы притупить чувства, забыться. Но жжение в горле для меня скорее приятно. Так я чувствую, что пробудился. Что жив. Так я могу сфокусироваться.

Жестом велю налить еще, спрашиваю:

– А где нынче Мег?

Мег – дочка Макалистера, с которой мой брат частенько раньше коротал вечера, еще до встречи со своей Оливкой. Я не слишком разборчив в том, что касается женщин, и ничего не имею против чьих-то бывших, ну а Мег не сказать чтоб сентиментальна. Но ее я б не стал трахать, даже если бы наступил конец света. Когда дело касается противоположного пола, мое единственное правило – не присовывать туда, где бывал мой братец.

Это же просто отвратительно.

Но посмотреть на ее красивое личико было бы приятно. И чего уж, на ее задницу тоже.

– Она начала встречаться с одним парнем, вот с ним сейчас и гуляет. Тристан или Престон, как его там… на фирму-производителя женских блузок похоже, – он наливает виски и себе и ворчит: – Бесполезный ублюдок этот Престон.

– Это можно сказать обо всех нас, правда же?

Макалистер ухмыляется.

– Вот и жена мне любит так говорить. Мол, я был совершенно безнадежен, пока она мной не занялась.

Я поднимаю бокал.

– Ну, за хороших женщин. Пусть они никогда не перестанут видеть нас такими, какими мы могли бы быть. И не одобрять нас такими, какие мы есть.

– Аминь.

Мы чокаемся и осушаем бокалы.

– Я, пожалуй, за это тоже с радостью выпью.

Этот комментарий дает миниатюрная брюнетка, которая садится на барный стул рядом со мной.

Я почти физически чувствую, как Джеймс, мой доблестный светловолосый безопасник, следующий за мной повсюду, точно тень, наблюдает за нами со своего места у двери. Я привычен к наряду охраны, ничего нового, но за последний год охрану усилили, и стало тяжелее – как петлю затянули.