Битвы, изменившие историю - Флетчер Прэтт

И все же битвы при Фермопилах, Саламисе, Марафоне, Платеях не привели к решающим результатам. Они позволили грекам сохранить на время созданную ими цивилизацию и показали их недосягаемое тактическое мастерство. За победами греков не было такого фундаментального преимущества, как технология производства мечей и мушкетов, стоявшая за покорением американских индейцев белыми людьми. Персы могли бы не хуже греков изготавливать железные доспехи и восьмифутовые[2] пики и обучать воинов обращению с ними; персы не меньше греков были способны научиться маршировать в ногу; и когда некоторые из них поняли, в чем хитрость этого фокуса, персы замаршировали.

Даже преданность не была монополией; в столетие, которое последовало за Платеями, греческий характер стал ощутимо клониться к закату в результате конфликтов, известных под названием Пелопоннесской и Коринфской войн. Воин-гражданин поднялся на защиту своего дома, но от него требовалось почти ежедневное спасение родины в течение нескольких лет, и он в большей степени стал солдатом, чем оставался гражданином; поэтому в промежутках мира между сражениями он постепенно начал осознавать, что потерял дом и превратился в наемника.

Подробно вдаваться в запутанные перипетии того времени не обязательно. Главная тенденция ясна: Персия мало-помалу подчиняла Грецию не силой оружия, которое терпело поражения, а политическим воздействием системы, которая умела соединять малое в большое. Под предводительством Ксенофона 10 тысяч греков прошли по Малой Азии, и никто не был в силах их остановить, но это были наемники на содержании персов. Когда Спарта установила гегемонию в греческой цивилизации, греческий же флот сверг ее среди островов в битве при Книде в 394 году; но флот получал плату из Персии и находился под командованием персидского сатрапа. По условиям «царского мира» 386 года Персия безоговорочно получила греческие города Малой Азии, и вечное вмешательство персов в греческие дела стало считаться правомерным. Спарта, Фивы и даже Афины друг за другом брали персидские деньги на поддержание проектов, которые в итоге приносили выгоду только Персии.

Иными словами, несмотря на всю внушительность армий и умелое командование, на уровне государства греки не сумели ничего противопоставить персидской системе управления и персидскому образу жизни. Сначала Персия начала адсорбировать их, затем этот процесс превратился в абсорбцию, когда внутренние конфликты значительно ослабили греков. Механизм коллективной обороны, характерный для греческой культуры, распадался, а по сути уже распался.

II

В 367 году Филиппа, младшего сына царя Македонии, отправили в Фивы в качестве заложника, гарантирующего «примерное поведение» маленького, но неугомонного царства его отца по отношению к раскинувшимся на побережье греческим полисам. От их имени выступали Фивы, ибо в то время они на краткий период заняли главенствующее положение. За четыре года до Левктр фиванцы нанесли ошеломляющее поражение одной из спартанских армий, дотоле неуязвимых, убив стоявшего во главе армии царя и положив конец лидерству Спарты в континентальной Греции, которое Спарта уже потеряла раньше на островах.

В то время сам воздух Фив был наэлектризован, и удивительное свершение фиванских земледельцев вызвало немало толков. Говорили, что оно удалось благодаря главнокомандующему (и главе государства) Эпаминонду. Столкнувшись со спартанской армией, известие о приближении которой повергло его родной город в уныние, он решил пойти против обычая и не вывел войска тяжеловооруженных пехотинцев параллельными рядами. Он перестроил своих лучших воинов в массивную колонну глубиной в пятьдесят человек, поставил на левом фланге и выдвинул далеко вперед до того, как столкнулись остальные части двух армий. Этот громадный людской таран пробил насквозь правый фланг спартанцев, и все спартанские воины, не полегшие на землю, вскоре бежали в разные стороны.

Большинству людей сражение представлялось таким простым. Наверное, пятнадцатилетний македонский мальчик был одним из немногих, кто понял, что все не так просто: прежде чем глыба фиванцев врезалась во вражеские ряды, конница вела ожесточенное сражение с противником на флангах; фиванские всадники, известные своим мастерством, отогнали спартанскую конницу, известную своей слабостью, а затем атаковали фланг вражеского строя в тот момент, когда ударил фиванский таран. Пятнадцатилетнему мальчику было под силу сделать такое наблюдение; он принадлежал к народу, чьи правители сделали войну своим единственным занятием, отчасти под влиянием обстоятельств, отчасти по естественной склонности.

В большинстве своем греки считали македонцев не совсем частью гомонойи, а варварами, овладевшими верхами греческой культуры и говорившими на диалекте греческого языка. Македонцы были главным образом дорийскими греками, которые остановились на равнине Галиакмона во время великого южного переселения племен и немного смешались с местным населением. Это смешение не было таким глубоким, как смешение отправившихся на юг дорийцев с ахейцами, которые шли перед ними; кроме того, македонцы не участвовали в переселении в период с VIII века по V, когда в городах-государствах развились разнообразные формы правления: аристократии, олигархии и демократии. В политическом смысле Македония была чрезвычайно консервативна; она сохранила старую систему царя и совета, и ее жители считали себя гражданами Македонии, а не Пеллы или Лариссы. Это была одна из тех черт, которые делали их негреками.

Пребывание Филиппа в Фивах длилось три года. Он вернулся в Македонию, получил в управление небольшую отдаленную провинцию и продолжал взрослеть живым и буйным весельчаком, настоящим женолюбом (он, недолго думая, женился шесть раз) и еще большим охотником до вина. У македонцев есть что-то общее с викингами, в особенности у Филиппа; за кутежами, которыми он привлекал внимание, никто не замечал, что Филипп успел произвести примечательные изменения в армии своей провинции, и, несмотря на похмелье, он с утра выходил муштровать войска.

В 359 году, когда Филиппу исполнилось двадцать три, его старший брат царь Пердикка погиб в сражении с линкестскими горцами, оставив несовершеннолетнего сына и вдовствующую царицу, сущую мегеру, которая ранее была регентшей и мечтала стать вновь. В македонской истории такое случилось не впервые, и все племена с окружающих гор: иллирийцы с запада, линкесты и пеонийцы с севера, фракийцы с востока — сошлись, чтобы собрать дань с равнинных городов, пока царский род в упадке. Македонский царь, подобно вождю викингов, был военным лидером; совет знатнейших родов обратился к Филиппу с просьбой принять царский венец. Несомненно, этому шагу предшествовала энергичная подготовка со стороны претендента.

От пеонийцев и фракийцев он откупился деньгами, отогнал линкестов с помощью местных новобранцев и заручился поддержкой Афин (временно занимавших руководящее положение в Греции), уступив им свои права на мятежную колонию Амфиполь; остальное отложил на время. В ту же зиму Филипп начал разрабатывать золотой рудник на горе Пангее, наполнивший царскую казну, что стало ключевым фактором, после чего послал в южную Грецию и греческую Италию за экспертами и принялся за устройство и муштровку своей армии.