Жизнь и еда - Раиса Алибекова

Став школьницей, я сразу почувствовала себя очень взрослой и важной. И вот однажды, когда я вернулась с уроков домой, братья начали как-то подозрительно радостно суетиться вокруг меня. Я подумала было, что они решили поздравить меня с новым этапом в жизни, и приготовилась к подаркам. А они, хитро улыбаясь, торжественно заявили: «Раз ты теперь такая большая, то теперь будешь готовить для нас еду!» Мне было всего-то шесть лет, но братья решительно настроились сделать меня ответственной по кухне. В то время «шеф-поваром» чаще всего оказывался младший из братьев, девятилетний Ахмед. Это звание он получил за умение готовить очень вкусный плов. Свое мастерство он передал мне.

Ахмед с серьезным видом вызвал меня на кухню. Я внутренне подобралась, приготовившись узнать все поварские секреты. Он взял тяжеленный чугунный казан, поставил его в печку. Мне поручил чистить лук и морковь, строго наказал резать морковь крупной соломкой, а лук — полукольцами. Мне кажется, я делала это целую вечность. Но он остался доволен и работу принял.

Следующий этап — масло. Ахмед командовал: «Давай лей, да побольше!» Для меня это оказалось открытием: я и подумать не могла, что в плове его так много. Но брат объяснил: «Рис очень любит масло». До сих пор, когда готовлю плов, улыбаюсь, вспоминая его серьезный тон и эти слова.

Я уже собралась класть мясо, но Ахмед меня грозно остановил: «Нет, сначала лук». Мы терпеливо ждали, пока лук начнет краснеть, и только потом добавили говядину. Следом отправились так тщательно нарезанная мною морковка, смешанные специи, ароматный чеснок и немного водички.

Закрыли казан крышкой, оставили на 10–15 минут. Наверное, все это время я мыла рис, ведь Ахмед советовал: «Мыть, пока вода не станет прозрачной». Я проявила невероятное усердие — помыла его раз десять. Потом мне чуть не попало — я собралась перемешать рис овощами и мясом, но оказалось, что его нужно аккуратно распределить сверху. Воду Ахмед доливал сам, видимо, не доверил мне столь ответственное дело — ее должно быть чуть-чуть больше, чем риса.

Мы несколько раз открывали казан, и Ахмед пробовал плов на готовность — он боялся переварить, иначе все превратится в кашу. Когда уже было, по его мнению, готово, он аккуратно вынул казан и оставил плов минут на двадцать — доходить. Крышку открывать строго запретил, а мне не терпелось попробовать…

Плов получился изумительный! Семья ела его с огромным удовольствием, все хвалили меня и моего учителя. Было решено даже, что я смогла превзойти «шеф-повара» Ахмеда, а он был этому рад — ведь теперь готовка стала моей обязанностью. Ко второму классу я научилась прекрасно готовить хинкал, и он вошел в число моих «коронных» блюд.

Так во мне зародилась любовь к кулинарии. С детства я усвоила: хочешь доставить любимым людям радость — накорми их вкусно. Я была счастлива и горда собой, пока не случилось «вдруг».

Я уверена, что почти с каждым человеком в какой-то момент происходит нечто, разделяющее его жизнь на «до» и «после». Одни после этого могут взлететь до самых высот, а другие, наоборот, опускаются на самое дно. Мне кажется, я в такой ситуации зависла между небом и землей…

Я ходила во второй класс, мне уже было семь лет. Хорошо помню тот морозный день — 24 (снова это число!) января 1998 года. Проходил большой пышный праздник — свадьба наших соседей. Мама одела меня в самое нарядное платье, мое любимое, и сделала красивую прическу из моих длинных каштановых волос, завивающихся у кончиков. В разгар свадьбы, только лишь мама на минуту отошла от меня, я тут же очутилась в центре внимания гостей. Их было около полусотни, многих я даже не знала.

Меня брали на руки, обнимали, гладили по голове и восхищенно приговаривали: «О! Какая же красивая дочка у Магомеда! Такое прекрасное лицо, такие необыкновенные глаза! А какая у нее белая кожа!» Я действительно отличалась от других детей-даргинцев — у меня была достаточно светлая, как говорили, аристократическая кожа. В общем, все мною восторгались, словно красивой куклой.

Тот памятный день и стал отправной точкой для всех моих последующих бед. Часто я потом слышала, будто меня «сглазили». Честно говоря, я не особо верю в сглаз. Мне не хочется искать виноватых. Я уверена: на том празднике точно не было «ведьмы» или человека с «черным глазом». Многие люди, правда, утверждают, что сглазить можно, даже позавидовав по-доброму, но я не хочу в этом разбираться.

Со свадьбы мы вернулись домой довольно поздно. Оказалось, что в доме отключили свет. Мама сидела около печки, ждала, пока испечется хлеб, а я уже переоделась, собрала волосы в хвост и сдвинула два кресла, чтобы прилечь возле нее. Я помню, как мне было уютно — я завернулась в одеяло и почти задремала, ведь без света нечем заняться, даже книгу не почитаешь. А моему любимому брату и лучшему другу Ахмеду стало скучно. Он решил зажечь керосиновую лампу и позвал меня на помощь. Мне не хотелось, было лень вставать. Я несколько раз отказалась, но он так канючил, что настаивать на этом уже начала мама. Я подчинилась уговорам, хотя словно чувствовала: соглашаться не надо. Нежелание идти в тот момент с братом было необычно сильным. Однако я, послушная девочка, заставила себя выйти во двор, несмотря на то, что все внутри противилось этому…

Мама присела у окна, которое выходило в наш огромный двор. Там мы с братом готовились к простой процедуре — через воронку в горловине налить в резервуар лампы керосин, а затем зажечь фитиль. Брат взял канистру… Позже выяснилось, что на заправке вместо маслянистого, медленно горящего керосина в нее залили бензин. Было очень темно, брат боялся пролить мимо и попросил меня посветить зажженной спичкой. Как только я чиркнула спичкой по коробку, произошло непоправимое — от искры в один миг вспыхнула я!

Потрясенный Ахмед как будто окаменел. А я от шока не могла произнести ни звука. Мозг отказывался понимать происходящее: я, Рукият, человек, не могу гореть вот так, будто полено. Это противоестественно! Какое-то время я даже не чувствовала, что пламя лижет своими горячими языками мое лицо и руки. Сознание пыталось отгородиться от этого факта, словно то была не я, будто все происходило не со мной!

В себя я пришла, когда начала задыхаться из-за нехватки воздуха. Реальность словно включили обратно, и меня мгновенно пронзила чудовищная боль. Я вышла из ступора, стала крутиться на месте и истошно орать. Я желала лишь одного — прекратить невыносимую огненную пытку.

Первой из дома меня увидела трехлетняя сестренка. Она побежала к маме с криками: «Рукият горит! Помогите!» Мама в первый момент ничего не поняла: она краем глаза увидела внезапно вспыхнувший свет за окном, но подумала, что включили электричество. Она даже вообразить не могла, что произошло в действительности.

На выручку примчался старший брат и тут же принялся срывать с меня горящую одежду. Удивительно сейчас вспоминать об этом, но я в тот момент испытала… стыд. Ведь суровое кавказское воспитание требовало, чтобы одежда девочек была скромной и закрытой, а уж чтобы брат раздевал сестру — это выходило за все рамки приличий. Он судорожно пытался содрать с меня джинсы и шерстяную кофту, но не вышло, тогда меня укутали в ковер, и только таким образом удалось затушить пламя. На мои крики сбежались и соседи, и гости, которые возвращались после свадьбы. Родители хотели уложить меня в ванную с водой, но кто-то вовремя их остановил: с такими сильными ожогами этого категорически нельзя было делать.