Интуицио - Лоран Гунель

– Не утруждайся. Даже если у тебя намечена свадьба, ты все отменишь. Эта передача – событие, после которого твоя карьера взлетит вверх.

Естественно, он был прав. Конец годам каторжного труда на пути к долгожданному признанию. Ветер вот-вот переменится, подует в правильном направлении. Я с трудом в это верил.

– И все-таки назови мне дату, я хотя бы запишу.

– Воскресенье, тринадцать тридцать. Прямой эфир. И тебе повезло. В этот раз снимать будут в Нью-Йорке.

– Воскресенье… В это воскресенье?

– Да, в это воскресенье.

Меня буквально захлестнуло волной ужаса.

– Но я не готов…

– Да ладно, это всего лишь беседа о твоей книжке. Ее же написал ты, верно? Неужели ты не сможешь о ней поговорить?

– Да-да… Но Опра будет задавать мне вопросы… о моей жизни…

– Кто, как не ты, знает о ней лучше всех? Тебе не придется учить текст.

Я согласился.

Как я мог сказать ему, что меня ужасает сама мысль, что мне придется держать слово перед пятнадцатимиллионной аудиторией? Что я могу оцепенеть перед камерами, потерять дар речи, начать мямлить, путаться в словах…

Если я провалюсь, моя карьера будет уничтожена в прямом эфире. Больше никто и никогда не пригласит меня.

– Но… Но почему Опра вдруг пригласила малоизвестного писателя вроде меня?

– Я тебе уже сказал, пришлось потрудиться. Наша пресс-атташе – просто находка.

– И все же это странно…

– Мы убедили Опру, что ей не нужно приглашать звезду, потому что она сама звезда.

Меня вдруг охватило сомнение.

– Но почему она пригласила меня в последний момент? Ее передачи планируются на месяцы вперед…

Билл громко вздохнул:

– Тим, ты безнадежен! Вместо того чтобы принимать жизнь такой, как она есть, и радоваться, ты изводишь себя идиотскими вопросами.

– Прекрати называть меня Тимом. Ты знаешь, что я этого не выношу, стариковское имя!

– Вот именно, тебе очень подходит.

– Мило с твоей стороны.

– Когда тебе выписывали свидетельство о рождении, по всей видимости, допустили ошибку. Тебе не тридцать четыре, а все семьдесят, не меньше.

– И все же это странно, что меня пригласили в последний момент, согласись.

На этот раз он вышел из себя.

– Если ты уж так хочешь все знать, то да, вначале тебя даже не рассматривали, – взорвался он. – Опра должна была встречаться с Леонардо Ди Каприо, уж прости. Но он подхватил мерзкий вирус и вынужден проваляться две недели в постели, так что Опре нужен был другой гость, и срочно. Вот и все. И что теперь изменилось? Тебе-то какая разница? Важно, что ты попадешь на передачу, разве нет?

Конечно, он был прав, но я не люблю, когда меня держат за идиота.

– Сто процентов актеров, – продолжал он, – и сто процентов писателей убили бы родную мать с отцом, лишь бы их пригласили к Опре. И все же нам удалось убедить ее пригласить именно тебя, а не кого-нибудь другого в качестве замены Ди Каприо.

– Не стану с этим спорить, Билл.

Повисло тягостное молчание.

– Скажи мне правду. Ты дергаешься, потому что тебе страшно, я прав?

Этот тип нутром меня понимал. От него ничего не скрыть.

– Допустим…

– Я позвоню коучу, устроим медиатренинг. Наберу тебя.

Он повесил трубку, не дав мне ответить.

Шесть дней. У меня было шесть дней, чтобы успокоиться, собраться с мыслями, подготовиться. Билл найдет мне хорошего коуча. Шесть дней, чтобы научиться контролировать свой страх, найти внутренние силы поговорить о себе самом, чувствовать себя раскованно… У меня должно получиться. Я должен справиться с собой. Перестать думать о неудачном опыте на местном телеканале в Арканзасе два года назад. Позже, наблюдая, как я заикаюсь, блею, говорю каким-то утробным голосом, прикрывая при этом рот ладонью, словно от кого-то скрываюсь, я пересматривал ту запись, красный от стыда. Хвала небесам, Билл никогда ее не видел!

Запись чудом не попала в сеть. Я проверял, наверное, раз сто, в ужасе от одной мысли об этом. Но передача Опры там окажется несомненно. Достаточно будет набрать мое имя в «Гугле», чтобы она появилась на экране первой строкой. Провал станет преследовать меня всю мою жизнь, мне придется тащить его за собой, как ядро, свидетельствующее о моей ничтожности; я буду навсегда распят перед читателями, журналистами и издателями. Двадцать первый век не склонен к прощению.

Я встал и сделал несколько бесцельных шагов по комнате. Оставаться позитивным. Найти силы поверить в себя. Я должен с этим справиться. Все должно получиться. Все получится.

Я подошел к окну, выходящему на задний двор, и посмотрел сквозь прутья оконной решетки, скользя взглядом по пейзажу, но не видя его по-настоящему, погруженный в свои мысли.

Мне нужно будет сходить к парикмахеру. А кроме того, подобрать костюм. Такой, чтобы передавал образ, который я хочу транслировать…

Небо, потемневшее от тяжелых облачных масс, казалось, вот-вот разразится дождем. Возможно, надвигалась буря. Какая-то птица отчаянно призывала весну своим свистом. Улочка, тянувшаяся вдоль сада, была пуста: все на работе, лишь кое-кто из соседей оставался дома, в своем комфортабельном жилище, окруженном лужайкой и деревьями. Улица поворачивала как раз перед моими окнами, уводя куда-то вдаль. Я представил, как иду по ней без всякой цели и на каждом повороте выбираю новое направление, повинуясь сиюминутному порыву, и так без конца, просто для того чтобы увидеть, куда меня заведет дорога…

Опра.

Это было невероятно, как ни крути. И так неожиданно.

Вдруг я увидел себя на ВИП-парковке в воскресенье, на моей старой, совершенно раздолбанной «тойоте». Какой стыд… Если бы я только мог купить небольшой симпатичный полноприводный «рейнджровер», о котором мечтал с недавних пор. Не слишком экологичный, но такой классный. Это хоть как-то укрепило бы мою уверенность… Ладно, постараюсь взять машину напрокат или припаркуюсь подальше и приду на своих двоих.

Аль-Капоне запрыгнул на стол возле меня.

Чувствовалось, что на улице вот-вот грянет буря, но грома еще не было. Первые молнии уже расчерчивали небо, но пока совершенно беззвучно.

Звонок в дверь заставил меня вздрогнуть.

Я никого не ждал. Возможно, какая-нибудь доставка.

Я открыл и с удивлением оказался лицом к лицу с двумя неизвестными.

Один из них был крупный и грузный, с большой головой и недружелюбным взглядом за очками в металлической оправе под косматыми бровями. Слегка взъерошенные седые волосы, темный мятый костюм. Второй, чернокожий, с брюшком, волосы с проседью, более интеллигентный на вид, был одет в куртку и джинсы. Обоим, очевидно, было за пятьдесят, выглядели они довольно уныло. От обоих сильно разило табаком.