Солнечный ветер - Валерий Рощин

Внезапно ладонь нащупала холодную металлическую деталь.

«Вентиль! – определил по форме детали Сергеев. – Специальный вентиль бака с питьевой водой!» Пропитав водой рукава комбинезона, Александр стал дышать через влажную ткань. И поплыл дальше.

Вскоре из непроглядного тумана появился конусообразный кожух телескопа, расположенный примерно в середине рабочего отсека станции. И в этот момент лицо ощутило волну разогретого воздуха.

Переместившись еще немного вперед, Сергеев заметил мерцавшее сквозь дым оранжевое пятно.

«Огонь!» – похолодело у него в груди.

На станции начинался пожар – самое худшее ЧП из всех возможных. Согласно инструкциям и наставлениям, в этом случае экипажу надлежало принять срочные меры для устранения возгорания, и если это невозможно – немедленно покинуть пределы станции.

Выхватив из ближайшего кронштейна огнетушитель, Сергеев двинулся дальше. В эти страшные мгновения ему было наплевать на инструкции. Он принял решение и делал все для того, чтобы найти и спасти своего товарища.

Байдукова он обнаружил возле зиявшего отверстия во внутренней обшивке. Тот плавал в невесомости, раскинув руки и ноги, а вырывавшиеся из отверстия языки пламени лизали его тело. Комбинезон из специальной ткани тлел в нескольких местах.

Зафиксировавшись одной рукой за кронштейн торчавшего вентилятора, другой Сергеев оттолкнул в сторону Байдукова и привел в действие огнетушитель. Мощная струя накрыла отверстие; вырывавшиеся из него языки пламени на некоторое время исчезли.

Схватив инженера, Александр рванул обратно – к выходному люку. И вдруг почувствовал, как «картинка» в глазах расплывается. Собственно ничего в густом дыму, кроме плывшего впереди тела Володьки, он не видел. Но именно его очертания и стали терять свою четкость. К тому же в затылке появилась острая пульсирующая боль, в желудке образовался тяжелый ком из съеденной накануне пищи и стало жутко подташнивать.

«Успеть бы! Только бы успеть добраться до люка!» – отчаянно хватался он свободной рукой за невидимые предметы и наугад корректировал направление полета.

Когда тело Владимира вдруг резко остановилось, Сергеев не сразу понял, что впереди из густого марева опять вырос кожух телескопа. Товарищ ударился о него плечом и развернулся поперек полета.

«Это только середина основного отсека!» – выпустил Сергеев из груди воздух и сделал новый глоток, от которого в горле нестерпимо запершило. С трудом обогнув препятствие, он оттолкнулся от него ногой и, обняв бесчувственного товарища, двинулся дальше.

Проплывая над центральным пультом управления, командир дотянулся до тумблера и полностью обесточил станцию.

Последним, что он запомнил с относительной ясностью, стало сужение, где заканчивался рабочий отсек станции, а за круглым отверстием начинался переходный.

* * *

– Саша, а ты не заметил какой-либо закономерности в отказах? – в очередной раз отвлекся от чтения отчета Анисимов. – Ну, скажем, одинаковые временные интервалы или какой-то другой порядок?..

Голос донесся как будто издалека.

Вернувшись из воспоминаний, Сергеев нехотя ответил:

– Как раз наоборот – никакой системы, Николай Павлович. Мы с Володей вконец издергались, пребывали в полной растерянности и не знали, чего ожидать при очередном появлении объекта.

– Вот это хуже всего, – вздохнул тот, положив отчет на прикроватную тумбочку. Встав и оправив пиджак ладного костюма, кашлянул в кулак: – Ладно, Саша, пора мне. Дел еще сегодня невпроворот.

Пожав Анисимову руку, Сергеев задал вдогонку последний и самый волнующий вопрос:

– Николай Павлович, вы у Володи сегодня были?

– Заходил. Разговаривал с главным врачом ожогового центра. Пока никаких изменений.

– Значит, лежит под стеклянным колпаком?

– Да, кажется, это называется «респираторная поддержка». Впрочем, я могу ошибаться. Совсем запутался в терминах главврача: волемические расстройства, венозный доступ, интубация, искусственная вентиляция… Байдуков лежит с закрытыми глазами, весь в иголках, системах…

Промолчав, Сергеев тяжело вздохнул.

– Да, Саша, и у меня мороз по коже от этой картины, – признался Анисимов. – Ну, довольно тебя расстраивать подробностями. Врач считает, что твой инженер выкарабкается. Все, пошел я. До встречи…

* * *

Как он перебрался с бесчувственным телом друга из задымленной станции в «Союз», – в памяти совершенно не отложилось. А ведь не только перебрался, но и закрыл за собой два люка и даже успел запустить на полную мощность систему вентиляции. Вероятно, это и спасло от гибели.

Некоторое время Сергеев балансировал на грани, то впадая в беспамятство, то возвращаясь в реальность. Голова раскалывалась, мышцы не слушались. Когда сознание прояснялось, он понимал: нужно срочно отваливать от «Салюта» и отводить «Союз» на безопасную дистанцию. Но заставить подчиниться непослушное тело не мог.

Наконец, очистив легкие свежим воздухом, он окончательно открыл глаза.

В бытовом отсеке «Союза» было шумно. Во-первых, надрывался руководитель, постоянно вызывая «Орланов» на связь. Во-вторых, громко гудели электродвигатели вентиляции из-за забитых рвотными массами приемных сеток. Неподалеку, раскинув руки и ноги, парил Байдуков; кисти рук и голова были обожжены, на комбинезоне зияли тлевшие дыры.

Конечно, надо было оказать другу посильную медицинскую помощь, но прежде Сергеев решил обезопасить корабль. Если на «Салюте» из-за пожара начнут взрываться воздушные баллоны, то пострадает и «Союз». И тогда возвращение на Землю будет под очень большим вопросом.

Проскользнув в спускаемый аппарат, командир включил нужные системы, в одиночку произвел отстыковку «Союза» в ручном режиме и включил в работу рулевые и корректирующие двигатели. Отойдя от станции метров на двести, он зафиксировал корабль в одной точке и лишь после этого бросился помогать товарищу…

* * *

– …Двадцать второго октября в свой первый рейс отправился советский атомный ледокол «Сибирь», – торжественным голосом сообщил диктор. – Новое современное судно является третьим в мире ледоколом с ядерной энергетической установкой…

Склонившись над журнальным столиком, Сергеев сидел в кресле и заканчивал работу над отчетом. Перед ним лежал последний и окончательный вариант сочинения. За пять дней, проведенных в НИИ космической медицины, он припомнил весь полет до мельчайших деталей. Припомнил и подробно описал на четырнадцати стандартных листах.

Покончив с писаниной, Александр поставил внизу дату, подпись. Еще разок окинув взглядом свои труды, отодвинул стопку листов и удовлетворенно откинулся на спинку кресла.

Сегодня настроение было гораздо лучше, и тому имелось несколько причин.

Во-первых, срок пребывания Сергеева в НИИ заканчивался. Он почти не пострадал в пожаре на станции, если не считать легкого отравления продуктами горения, и здешнее хождение по врачам являлось заурядной процедурой для любого вернувшегося с орбиты космонавта. Сдача анализов, кардиограммы, измерения, обследования – типовой набор углубленной медицинской комиссии, которую каждый, чья работа связана с космосом или небом, проходит как минимум дважды в год.