Детектив и политика 1991 №2 - Джон Гоуди

повыше, задача была куда сложнее. Хорошо одетый мужчина мог быть и преподавателем, и адвокатом, и коммивояжером, и бизнесменом. Вообще-то, за исключением часов пик в его поезде редко попадались представители обеспеченных слоев общества. Компания, в которой он служил, была самой бедной из трех, обслуживающих нью-йоркскую подземку. Ему трудно было понять почему. Может быть, все дело в том, через какие кварталы пролегает линия? Однако проверить это предположение не представлялось возможным.

Вагон раскачивало, и ему приходилось балансировать, чтобы сохранять равновесие, что, честно говоря, ему тоже нравилось. Он чувствовал себя моряком на палубе корабля. Широко расставив ноги, он стал разглядывать мужчину, сидевшего прямо против его кабины. Внушительная фигура. Потрясающе широкая, хотя особенно высоким его не назовешь. Седые волосы… Вполне прилично одет, на нем темный плащ и новая шляпа, ботинки тщательно начищены, и он, конечно же, не какой-нибудь рассыльный, хотя и везет с собой здоровенную цветочную коробку. Видимо, просто купил кому-то цветы и решил вручить их лично. Впрочем, судя по внешности, никак не скажешь, что такому часто приходится покупать цветы. Ну да разве можно узнать содержание книги по цвету обложки? Этим жизнь и интересна. Он может оказаться кем угодно: профессором колледжа, поэтом…

Поезд начал замедлять ход, и Бад, отложив решение интересной загадки, вернулся в свою кабинку.

"Станция "Гранд Сентрал", пересадка! Станция "Гранд Сентрал"!"

Райдер

С годами у Райдера выработались кое-какие теории по поводу страха. Точнее, теорий было две. Первая состояла в том, что со страхом надо обращаться так, как хороший футболист обращается с мячом — не ждать, пока он попадет к тебе, а самому стремиться навстречу. Райдер справлялся со страхом, встречая его прямо в лицо. И поэтому он стал смотреть на полицейского в упор. Полисмен почувствовал этот взгляд, повернулся к нему, но тут же отвел глаза и потом уже смотрел только прямо перед собой, сохраняя позу, исполненную собственного достоинства. У него было красноватое лицо. Райдер догадался, что он чертовски взмок.

Вторая теория Райдера — и полицейский был сейчас ее живым подтверждением — гласила, что в сложных обстоятельствах люди выдают свой стресс, потому что сами хотят этого. Они апеллируют к состраданию и демонстрируют свою полнейшую безвредность, подобно тому как собачонка трусливо перекатывается на спину, встретив более крупную и злую собаку. Они выставляют напоказ симптомы своего страха, вместо того чтобы контролировать их. Райдер был убежден, что, даже если вы перепуганы насмерть, что может случиться помимо вашей воли, вы выдаете свой страх окружающим ровно настолько, насколько сами хотите этого.

Эти теории были плодом очень простой философии, которая управляла жизнью Райдера, но распространяться о ней он не любил. Даже с лучшими друзьями. А может быть — с лучшими друзьями в особенности.

Он помнил свой разговор с врачом, который произошел в Конго. Он пришел на пункт первой помощи с окровавленной ногой, чтобы ему удалили из бедра пулю. Доктор был индус, элегантный и образованный. Он легким движением извлек пулю из раны. Трудно было понять, что он делал в этой стране, участвуя в войне двух крайне неорганизованных фракций африканцев. Разве что приехал туда подзаработать? Впрочем, неужели это недостаточно веская причина?

Врач показал ему окровавленный кусок металла, прежде чем бросить его в плевательницу, затем посмотрел на Райдера и спросил:

— Вы случайно не тот офицер, которого называют "железнозадым капитаном"?

На враче были майорские погоны, но это не означало, что чины имели хоть какое-то значение в той смехотворной армии. Правда, по ним можно было определить размер жалованья собеседника. Доктор наверняка получал на сотню-другую в месяц больше, чем Райдер.

— Вы только что сами видели мой зад, — ответил Райдер. — Как, по-вашему, он из железа?

— Не надо сердиться, — сказал доктор, обрабатывая рану. — Я спросил из чистого любопытства. У вас, знаете ли, ничего себе репутация!

— Какая же?

— Одни считают вас бесстрашным, — он плотно прижал своими смуглыми пальцами тампон к ране. Чтобы не закричать от боли, Райдеру пришлось стиснуть зубы. — Другие — беспечным. Мнения разделились.

Райдер смог лишь пожать плечами. В углу санитарной палатки лежал, скрючившись на носилках, полуобнаженный чернокожий солдат, который едва слышно, но не переставая плакал. Доктор смерил его долгим взглядом, и всхлипывания прекратились.

— Мне было бы интересно узнать ваше собственное мнение, — сказал доктор.

Райдер еще раз пожал плечами, наблюдая, как смуглые пальцы накладывают повязку.

— Вы наверняка повидали больше, чем я, майор. Вам и судить об этом.

Доктор заговорил уверенным тоном:

— Я не признаю таких слов, как "бесстрашие". Неосторожность, пренебрежение собственной безопасностью — это да! Есть люди, которые сами ищут смерти.

— Вы имеете в виду меня?

— Для этого я вас недостаточно знаю. Так, какие-то слухи… Можете надевать брюки.

Райдер рассмотрел дыру в своей штанине, прежде чем влез в нее ногой.

— Что ж, очень жаль, — сказал он, — я-то рассчитывал услышать ваше заключение.

— Я не психиатр, — ответил доктор как бы извиняясь. — Просто мне любопытно…

— А мне нет, — Райдер взял свою каску, напоминавшую амуницию вермахта времен второй мировой войны, и надел ее так глубоко, что короткий козырек оказался на уровне глаз. — Мне нисколько не любопытно.

Врач слегка покраснел, затем с робкой улыбкой сказал на прощание:

— Знаете, мне кажется, вы вполне заслужили свою кличку. Будьте осторожны…

Видя перед собой полисмена, Райдер подумал, что вполне мог ответить тогда доктору, но только тот понял бы его неправильно, решив, что он несет заумную муру о переселении душ. Ты живешь или ты умираешь, майор. Вот моя простая философия. Ты еще жив или ты уже умер. Это вовсе не беспечность и не бесстрашие. Это не игра со смертью. Это не значит, что смерть не несет в себе тайны или что она тебе безразлична. Просто эта философия устраняет множество сложностей, сопутствующих человеческому существованию, и сводит принципиальную ненадежность жизни к простой рабочей формуле. Никаких самокопаний и анализа вариантов — четкая жесткость: да или нет — жив или умер.

Поезд приближался. Неподалеку от полицейского, прямо против таблички с цифрой "8", какой-то простофиля так перегнулся через край платформы, что Райдеру на мгновение показалось, что он сейчас упадет. Райдер подобрался и приготовился прийти на помощь растяпе, думая про себя: "Нет. Только не сегодня. Сегодня не должно быть никаких несчастных случаев". Однако в последний момент тот отпрянул от края, нелепым взмахом рук выдавая свой инстинктивный страх. Поезд остановился, двери открылись.

Полицейский вошел в вагон.

Райдер посмотрел на машиниста. Тот сидел на своем высоком металлическом стуле, выставив локоть в приспущенное окно. Ладонью