Цунами - Анатолий Курчаткин

Правда, тому поспособствовала одна новая особа, неожиданно (или не слишком?) объявившаяся на его орбите и куда более расположенная к тому, чтобы крепостные ворота стояли гостеприимно открытыми. Может быть, этой новой особы и не появилось бы на его орбите, если бы Прекрасная Елена вновь не заперлась в крепости, но как бы то ни было, он увел свои войска от ее бастионов, дорога к тем стала стремительно зарастать травой, забываться, еще некоторое время — и Прекрасная Елена совсем исчезла из его жизни. Как ее и не было.

Прекрасная Елена исчезла из его жизни, знаменитый актер Миронов, влетевший в нее раскаленным пушечным ядром, чтобы отравить Раду удовольствие победного пира, тоже никогда больше в ней не возникал, а Дрон Цеховец несколько лет спустя возник в ней вновь.

* * *

— Да они же мигом оборвут вам яйца, — говорил круглолицый, крутощекий, похожий на хорошо надутый розовый мяч, упитанный человек лет тридцати пяти в массивных, тяжелых очках на переносице — такой классический тип из НИИ. — У них же инстинкт! Они не раздумывают. Все равно как сторожевые собаки. Чуть что — и зубами за яйца. Мигом вам оборвут!

— А почему это нам, а тебе нет? Почему это тебе нет? — отвечал ему такой же классический тип из НИИ, тоже в тяжеловесных очках с большими, фонарными стеклами, только, наоборот, сухопарый, с длинным щучьим лицом. — Что значит «нам»?

— А потому что я в этой авантюре участвовать не собираюсь! — жарко ответствовал круглолицый. — Делать нужно то, в чем есть смысл. Не пар стравливать, а то, из чего будет толк. Из коллективного самоубийства никакого толка выйти не может.

— Вот и замечательно, так сразу надо было и говорить, что «я трушу»! — воскликнул тот, у которого было длинное щучье лицо. — «Боюсь, губа играет, поджилки трясутся»… А не прикрываться тут заботой об остальных!

Девица в ярко-красном платке на обритой наголо голове, державшая в руках и мявшая между пальцами сигарету, словно собиралась закурить, но все откладывала и откладывала, наставила на щучьелицого палец и затем поводила в воздухе перед собой рукой:

— Нельзя отрицать, Роман прав: любая организация, которая ими не санкционирована, — это для них преступление против государства. Статья семьдесят два Уголовного кодекса РСФСР. Наказание — от десяти лет лишения свободы вплоть до смертной казни.

— С конфискацией имущества! — подхватил круглолицый мяч, обрадованный поддержкой.

— Все это, господа, пустой разговор, — вмешалась в спор хозяйка квартиры. Это была крупная женщина слоновьего склада: слоновья фигура, толстые слоновьи ноги, мясистые, слоновьи черты лица. Тон, каким она говорила, был насмешливо-ироничен и безапелляционен. Она словно сообщала своим тоном, что все вокруг могут говорить что угодно, но истинное знание и понимание вещей — только у нее. — Они сдохли. Они уже ни на что не способны. Они импотенты, господа, импотенты! Дрочить, может быть, они еще могут, но это и все. Вдуть как следует — на это у них уже не встает. Не надо бояться, господа, не надо!

— А кто сказал, что боится? Кто сказал? Я сказал?! — воскликнул мяч. — Это вот кто сказал! — ткнул он рукой в щучьелицого.

— Вот только не надо тыкать! — ответно воскликнул щучьелицый. — Привычка прятаться за чужие спины! Пора бы оставить такую привычку. Не те времена!

— Ах, господа, полно вам, нашли о чем препираться! — снова вмешалась хозяйка квартиры. — Даже если они еще на что-то способны, — это не имеет значения. Время дает нам шанс, и мы не имеем права упустить его! Мы не для того здесь собрались, чтобы обсуждать вопрос о степени опасности. Мы здесь для того, чтобы выработать устав и наметить программу действий. Программу действий, господа, программу действий!

И это невероятное обращение хозяйки квартиры — «господа», — и ее вольное обращение с такими словами, как «дрочить», и сам этот сбор в ее квартире, разговор об учреждении демократической партии, которая бы стала оппозицией партии коммунистической, — все было так невероятно, ошеломляюще, фантастично — у Рада морозно жгло темя и ломило от возбуждения зубы.

Он не был знаком ни с хозяйкой квартиры, ни с дискутирующими щучьелицым и человеком-мячом; вообще ни с кем из этих трех десятков людей, набившихся в единственную комнату квартиры истинно, как сельдь в бочку, не был знаком, — кроме того своего сокурсника, который привел его сюда. Стояли сегодня в факультетском коридоре, случайно сойдясь у доски расписаний, слово о том, слово о сем, вдруг почему-то попались на язык кооператоры, которых сначала благословили на жизнь, а потом стали давить, Рад, посмеиваясь, выдал анекдот о секретаре обкома и его бывшем подчиненном, подавшемся в кооператоры ковать деньгу, анекдот был довольно злой, секретарь обкома в нем представал долдон долдоном, и сокурсник, заходясь над анекдотом от хохота, неожиданно предложил: хочешь, пойдем вечером в одно место? А куда, а что там, а зачем, заспрашивал Рад. Тебе будет интересно, заверил сокурсник.

Впрочем, если быть точным, к сокурснику следовало присовокупить еще одно лицо: того обладателя толстого кошелька, что в консерваторском буфете разменял Раду Владимира Ильича с Водовзводной. Невозможно было не узнать его, с таким-то носом. Рад только никак не мог вспомнить его имени. Что до фамилии, ее Рад не вспоминал: фамилия тогда была ему еще неизвестна.

Следовало ли, однако, считать его знакомым? Рад решил, что совместное распитие шампанского в пятнадцатиминутной лакуне антракта — недостаточная причина считать друг друга знакомыми.

Но консерваторский сотрапезник, видимо, полагал иначе. В какой-то момент Рад поймал краем глаза, как тот целеустремленно продирается сквозь толпу, а спустя какое-то время консерваторский сотрапезник оказался рядом с ним.

— Что, тоже решил революцию делать? — по-свойски, словно похлопав по плечу, выдал он Раду поперед всего. И поздоровался: — Наше вам. Какими вас сюда судьбами?

— Да, наверное, такими же, как и вас, — с неохотой ответил Рад.

— М-да? — вопросил консерваторский сотрапезник. — Едва ли. Кто-то позвал, да?

— Позвали, — подтвердил Рад. — А вас? Или вы из организаторов?

— Из организаторов? — переспросил консерваторский сотрапезник — так, словно Рад ужасно развеселил его своим вопросом. — Еще не хватало! Нет, я из наблюдателей. Знаете, есть такая работенка — «наблюдатель ООН». Вот вроде того.

— Ну так и я тогда вроде того, — сказал Рад.

— Наблюдатель ООН?

— Скорее, просто сторонний наблюдатель.

— А, понятно, понятно, — покивал его собеседник. — Что ж, тоже неплохо. Поучаствуем в революции, да?

Рад смотрел на него с недоумением. Их разговор происходил вскоре, как сокурсник привел Рада в квартиру, привел — и тотчас оставил, бросившись жать руки и тому, и другому, и самой хозяйке, благожелательно потрепавшей его по плечу, общего обсуждения пока не начиналось, и Рад еще не понимал, на какое действо его занесло.

— А если не поучаствуем? — спросил он. Его собеседник пожал плечами: