Сломанные крылья - Евгения Михайлова

Ему навстречу вышла старая женщина, молча взяла из рук пакет и вернулась на кухню. Он проговорил ей в спину:

– Я в гараж. Машину поставлю, помою. Подожди! – Он догнал ее и вынул из пакета шоколадный батончик. – Ты это… Мясо там приготовь, картошку поджарь. Есть хочется. – Он помедлил, а потом взял из рук матери еще и пакет молока.

Оля услышала знакомый скрип и подняла глаза к невысокому потолку своего заточения. Вот он, спускается по короткой лестнице. Улыбается, наверное, что-то несет в руке. Какие же слова ему сказать, чтоб он понял, что так больше нельзя? Как вразумить? Как ей себя повести?

Виктор подошел к своей добыче. Поставил на доску пакет молока. Затем с видом фокусника достал из кармана шоколадный батончик.

– А это за хорошее поведение.

– Послушайте меня, – сдерживая слезы, заговорила Оля. – Вы не понимаете, что так никто ничего не добивается. Что я очень страдаю. Что у моей мамы больное сердце. Мы можем как-то по-человечески договориться. Я не обижаюсь на вас. Если отпустите меня домой, я никому ничего не скажу.

– Ты о чем? А что бы сказала, если бы обиделась? И кому?

– Никому. Я же объясняю.

– Нет, это я тебе объясняю. Тебе некому больше ничего говорить. Кричать тут бесполезно, я такую заглушку установил. Ты меня не зли. Пей молоко, кукла, ешь шоколад. Потом еще что-то принесу. Если перестанешь меня доставать. Как, я сказал, меня называть?

– Не помню.

– Все ты помнишь. Гордая очень. Вспоминай.

– Я не помню.

Он сильно ударил ее по губам. Оля приложила к ним ладонь и с ужасом посмотрела на кровь. Ее ударили первый раз в жизни.

– Как меня зовут?

– Вася, – прошептала она.

– То-то же. А то «не помню». Ты эти штучки брось. Давай, питайся. Ведро в том углу – это твой туалет. Жди меня.

Он быстро повернулся и вылез из самодельного погреба, на сооружение и звукоизоляцию которого потратил не меньше полугода. В гараже запер потайную дверь. Что-то не то. Почему он сказал ей не свое имя? Боится, что ее найдут? Не найдут. Они никогда никого не находят.

* * *

Никита больше не ходил в институт, не ел, не пил, не бегал по улицам, опрашивая соседей. Заявление об исчезновении Оли в милиции приняли, но ничего конкретного сообщить пока не смогли.

– Да не ищут они никого, – сказал Никите друг по двору Серега. – «Конкретное» – это у них так называется труп нечаянно найти.

Вот после этих слов сердце Никиты сжало отчаяние. Оля – настолько правильная девочка, что с ней могло произойти только что-то очень страшное. А без нее ему, Никите, просто невозможно жить. Пошел четвертый день с того момента, когда девушка пропала. Никакой зацепки, никакой помощи, никакой надежды. Слова Сереги сверлили мозг. Это, наверное, так. Что же ему, Никите, ждать, когда ее найдут… мертвой? Боль стала нестерпимой. Казалось, сердце находится везде. Никита с трудом встал, прошел в ванную, открыл аптечку. Вот мамины снотворные, болеутоляющие, еще какие-то таблетки. Полно. Она всегда говорила, что давно нужно все пересмотреть, потому что у этого добра срок годности быстро истекает. Он налил большую кружку воды и медленно проглотил всю просроченную гадость. Немного посидел на бортике ванной, пока голова не стала тяжелой и туманной. Потом наполнил ванну горячей водой, лег в нее, взял приготовленное лезвие и глубоко, старательно перерезал вены на обеих руках. Вода в ванной стала розоветь, затем покраснела, а он отдавал себе отчет лишь в том, что боль понемногу тает.

* * *

– Лена, – серьезно говорила второй оператор Нина, – возьми себя в руки. Я вчера Никиту твоего встретила и не сразу узнала. Он просто черный от горя. Ты как-то не так себя с ним ведешь. Нужно найти силы успокоить, обнадежить. Сколько девочек исчезают на четыре дня, на четыре года, а потом возвращаются, иногда даже с мужем-олигархом. Ладно-ладно, Оля не такая, не сякая, но тоже могла на что-то повестись. Твой Никита хоть и красавец, но, извини, голь перекатная, она – тоже. А вдруг соблазнилась другой судьбой? И вообще, даже если что-то случилось с ней, ваша жизнь от этого не должна остановиться. Говорила я тебе, что у моей подружки дочка подходящая, жалко, не успели вовремя познакомить. Ну, ты помнишь, одноклассница моя, которая на Рублевке живет и не тужит с денежным мешком вместо мужа. Дочка у них, конечно, не такая хорошенькая, как Оля, но девка неплохая, в МГИМО учится. Конечно, они ей мужа из своих подыскивают, но если бы она хоть раз на Никит-ку взглянула, запала бы сразу. А она с характером.

– Нина, что ты говоришь! Ты хоть себя слышишь? Какая дочка? Какой денежный мешок? Беда у нас, а ты, как заезженная пластинка, извини, конечно. Я просто нервничаю. Никита дома, в институт не пошел, а телефон уже второй час не отвечает. И мобильник у него отключен. Я у заведующей пробовала отпроситься на полчаса, так она просто взвилась. Не знаю, что делать. Ох, кажется, Вера Михайловна к нам идет. Может, она поможет.

Вера Михайловна вошла на почту и, деликатно обойдя очередь, сказала:

– Здравствуй, Леночка, я на секунду. Только спросить: ничего не слышно?

– Вера Михайловна, дорогая, ничего не слышно. Но вы могли бы меня выручить. Никита дома, а телефон не отвечает. Меня с работы не отпускают, а мне бы посмотреть, как он там. Возьмите, пожалуйста, ключ, сходите к нам, если можете. Неудобно просить, но так тревожно!

– Господи, конечно! Схожу, посмотрю, может, он уснул крепко, заодно поговорю с ним. Плохо ему, наверное, одному. А потом сразу к тебе. Ключ верну и доложусь.

Она вернулась часа через два. На лице красные пятна, дышит, как будто кросс пробежала.

– Леночка, теперь вам точно нужно отпроситься. Только без паники. Он в больнице, но ему уже помогают. Убить он себя хотел.

* * *

Стелла решительно, без стука, вошла в комнату дочери и не сразу обнаружила ее среди вороха разбросанной по огромной кровати одежды. Надя спала голая, от нее явно попахивало спиртным. Второй час дня. Впрочем, она вернулась домой около пяти утра. Стелла сначала прикрыла дочь одеялом, затем решительно встряхнула ее за плечо. На нее уставились красные, припухшие глаза.

– Чего тебе нужно? – нежно спросила дочь. – Зачем разбудила?

– Мне нужно знать, до каких пор это будет продолжаться? Ты что, решила стать алкоголичкой? Всю жизнь проваляться, воняя перегаром? Ты посмотри, посмотри на себя в зеркало. Вся опухшая, вместо глаз дырки какие-то. Мы такие деньги платим твоим косметологам, массажистам, я уже не говорю о золотой пластической операции, после которой за собой нужно следить, чтобы все не расползлось и не превратилось в кошмар.

– Слушай, – пробормотала Надя, – а ты не могла все это сказать, когда я проснусь?

– Я целыми днями жду, когда ты проснешься. Сегодня у нас час просидел Марк в ожидании этого чудного мгновения.

– Рада слышать, что он уже ушел.