Хеллоуин для генерала - Мария Зайцева

Женщина, невысокая и хрупкая. С распущенными рыжими волосами, закрывающими половину лица.

В саване.

И с несколькими пробирками в руках.

В пробирках была какая-то красная жидкость.

Савин замер, внимательно вглядываясь в приближающуюся женщину.

И подмечая все больше тревожных деталей.

Например, копна волос, роскошных, рыжих, была спутана, словно женщина только что встала с постели… Или… Из склепа вышла?

Саван, продранный в нескольких местах, нисколько не скрывал шикарных форм, совершенно неожиданных на таком хрупком теле. Тяжелая грудь завлекательно выглядывала из низко и крайне удачно порванного декольте, один рукав был словно полуистлевшим, ветхим, второго вообще не имелось, и белая кожа плеча манила не меньше, чем ложбинка груди.

Белая тряпка в кровавых разводах казалась на редкость дряхлой, но тем не менее, удачно подчеркивала тонкую талию, а мелькающие в разрезах гладкие бедра приманивали взгляд.

Пробирки в штативе, наполненные чем-то подозрительно красным, мелодично позвякивали при каждом движении женщины.

Она приближалась, легко и невесомо, словно ногами не касалась пола, рыжие кудрявые волосы, окутавшие тонкие изящные плечи и падающие чуть ли не до середины бедер, отливали красной медью.

На контрасте, горели потусторонне зеленые, чуть раскосые глаза…

Генерал смотрел, оглушенный зрелищем, завороженный.

А женщина остановилась, не дойдя до него пары метров, и приветливо сказала:

— Добрый вечер…

Голос ее был низким, мурлыкающим… Завораживающим. Савин глянул в зеленые глаза, и пол закачался под ногами…

— Простите, — спокойно продолжала мурлыкать женщина, — вы заблудились?

Савин открыл рот, чтоб что-то сказать… И не смог.

Женщина, понимающе кивнув, улыбнулась так, что Савина опять отчетливо шатнуло, а затем, чуть помедлив и мягко звякнув штативом с кровавыми пробирками, спросила:

— Простите… А какая у вас группа крови?..

День у Аглаи Петровны не задался с самого утра.

Сначала ее на улице какая-то хамка женщиной назвала. Грубо так:

— Женщина, дайте пройти!

Нет, Аглая Петровна себя мужчиной не считала, естественно, потому гендерную принадлежность хамка обозначила верно, но, согласитесь, обидно все же, когда тебя вот так… С самого утра… Без подготовки расстреливают грубостью.

Конечно, на работе Аглаю Петровну на «Вы» и по имени-отчеству уже без малого пятнадцать лет называли, но это же другое…

Короче говоря, Аглая Петровна развернулась, смерила грубиянку жестким зеленым взглядом, и та, невольно отшатнувшись, споткнулась о высокий бордюр. Стакан с кофе, который она держала в руках, пролился и аккурат на светлое пальто торопыги.

— Внимательнее надо быть, — наставительно заметила Аглая Петровна, возвышаясь над квохчущей злыдней, и добавила мстительно, — женщина.

После чего, развернувшись, бодро потопала в сторону института.

Хотя моральное удовлетворение она получила, но, тем не менее, червячок внутри поселился, а потому, едва зайдя в вестибюль, Аглая Петровна рванула в туалет для преподавателей, чтоб внимательно рассмотреть себя в зеркало и лишний раз убедиться, что никакая она еще не женщина, а очень даже девушка. Ну да, скоро сорок, и что? Ну вот что, скажите? Ей ее сорок никто в жизни не даст… Кроме, разве что, утренней хамки.

И вообще…

Аглая добежала до туалета и закрылась в кабинке, чтоб никто не мешал разглядывать себя в зеркало большой пудреницы. А то, мало ли, вдруг оскорбление имеет под собой кратковременную почву? Вдруг у нее тушь потекла? Или румянец исчез?

В кабинке Аглая оглядела себя, с удовлетворением отметив, что все в порядке, она – молода, свежа и прекрасна, как и положено приличной ведьме приличных, а, главное, неполных сорока лет, поправила выбившийся из строгой преподавательской прически локон, накусала губы, на которых терпеть не могла помаду или блеск, да и не требовалось ей.

Тон лица порадовал своей нежностью и прозрачностью, как и положено потомственной ведьме, рыжеволосой, зеленоглазой и просто сногсшибательно красивой.

По крайней мере, оба проректора, по хозяйственной и по учебной части, с самого начала прошлого учебного года, когда она только появилась в этом институте, уверяли ее в этом неустанно.

Аглая была мудрой женщиной и мужским словам не верила.

А вот своим глазам и отражению в зеркале – очень даже.

Удовлетворившись полностью, Аглая уже хотела выйти из кабинки, но тут дверь хлопнула и раздались возбужденные голоса ее коллег по преподавательской деятельности, Людмилы Викторовны и Марии Сергеевны.

Они что-то очень бурно обсуждали… Вернее, кого-то. Её, Аглаю Петровну.

Услышав свое имя, Аглая передумала выходить и прислушалась.

— Ну конечно, Маш, — взбудоражено говорила Людмила Викторовна, — конечно! Если бы не она, то ты бы поехала на конференцию! Да и вообще непонятно, почему ее выбрали? Она кто? Химик! А конференция по физике! То есть, ехать должна ты! Это какой-то беспредел…

— Ой, Люда, хватит, я уже ничему не удивляюсь, — голос Марии Сергеевны звучал нарочито устало и откровенно злобно, — конечно, мне было бы полезнее… Но едет она.

— Но почему? Я не понимаю!

— Понимаешь ты все. Она с Василь Дмитричем дру-у-ужит… — последнее слово прозвучало такой откровенной фальшивкой, что даже идиоту было бы понятно, что имеет в виду интеллигентнейшая преподавательница физики.

— Но… Как же так можно? Это же…

— Это всего лишь жизнь, дорогая моя, всего лишь жизнь… Каждая в ней добивается своего теми путями, которые ей доступны… К счастью, или к сожалению, мне пути Аглаи Петровны не подходят…

— Ну, это вообще с ее стороны мерзко… — поддержала разговор Людмила Викторовна, и тут же с удовольствием развила сплетню, — но ничего удивительного, я понимаю. Она же сразу с Корольковым и Таганяном… Общается…

— Да? Тоже в том же ключе?

— Говорят… Частенько у них в сауне отдыхает. Той, что на втором у нас, в комнате отдыха ректората.

— Ну, тогда все понятно.

— И что в ней такого? Вообще ведь посмотреть не на что? Мартышка рыжая.

— Люд, это некорректно… Мы не виноваты в той внешности, что у нас есть… Это природа же…

— Конечно! Но кое на ком природа отдыхает очень сильно.

— Зато награждает другими умениями… Кто-то умом пробивается, трудится честно, а кто-то…

— Ужас…