Внезапная страсть - Элизабет Оглви

Он приблизил свои губы к ее губам, так что она чувствовала его горячее дыхание.

Стефано намеренно оскорблял ее, и все же от его ласк так кружилась голова, что ей пришлось вцепиться ему в плечи, чтобы не рухнуть к его ногам.

— Ты думаешь, им бы понравилось делать то, что я делаю с тобой? А? — И он скользнул рукой под ее купальник, нащупывая медовую влажность.

Она издала слабый стон и крепко обхватила его шею.

— Стефано! — сдавленно крикнула она, забыв обо всем на свете, не в состоянии отказаться от того восторга, который он вызывал в ней. — Стефано — нет! Не надо. Ты же знаешь, не надо. — Ничего не значащая просьба прозвучала жалобно.

Он остановился и оттолкнул ее с холодной жестокостью. Крессида в полной растерянности смотрела, как он спокойно подошел к зеркалу, висевшему над умывальником, поправил галстук, взглянул на дорогие золотые часы. Глаза его насмешливо блеснули.

— Ты права, действительно, не надо, — согласился Стефано. — Сейчас у меня деловая встреча. Очень важная встреча, и, разумеется, я не собираюсь пренебречь ею ради того, чтобы, как вы, англичане, говорите, «перепихнуться по-быстрому».

Наступила секундная пауза, когда она, совершенно ошеломленная, пыталась осмыслить его слова, а когда ей это наконец удалось, ярость, усиленная чувством отвращения к себе, вылилась в бурную вспышку. С криком она набросилась на него и стала колотить по его мощной груди, впрочем, без всякого эффекта.

— Как ты смеешь? — возмущалась Крессида. — Как ты смеешь делать это?

— Что? — спокойно спросил он.

— Приходишь сюда вот так и.., и…

— И трогаю тебя? — насмешливо произнес он. — Целую тебя? Заставляю тебя трепетать от моих ласк, и вижу, как сильно ты хочешь меня, даже теперь?

— Ты — животное! — закричала она. — Подонок, негодяй…

Стефано смеялся, в глазах его плясали веселые огоньки, он схватил ее за руки и посмотрел сверху вниз, как на несмышленую девчонку.

— Ш-ш-ш, дорогая, — прошептал он, — нельзя так говорить о своем муже…

— Очень скоро ты не будешь моим мужем! — завопила она возмущенно. — Поймешь ты это когда-нибудь или нет?

Он поцокал языком:

— Какая же ты упрямая. Выбрось из своей хорошенькой головки эти дурацкие мысли. В том, что я хочу тебя, нет ничего плохого. Это вполне естественно.

— Лучше гореть в аду!

Он спокойно продолжал, будто не слыша ее слов, с той же уверенной улыбкой на губах и ожиданием в холодных блестящих глазах:

— Я знаю, что ты хочешь меня, и я хочу тебя. Но не сейчас. И не здесь. Я не допущу, чтобы после такого большого перерыва это произошло на полу твоей уборной. Мне нужна кровать, пусть узкая, но кровать, и это обязательно. И на всю ночь. Я хочу любить тебя всю ночь.

Через минуту она, наверное, проснется, но пока продолжается этот кошмар, Крессида заставила себя произнести:

— Ты не будешь любить меня! Забудь об этом, Стефано. И больше никогда не приближайся ко мне. Слышишь! Никогда в жизни. У нас с тобой все кончилось. Конец.

Он кротко посмотрел на нее, затем пожал плечами в своей типично итальянской манере, которую она когда-то находила неотразимой.

— Я все еще хочу тебя, — сказал он.

— Хватит трепаться! — огрызнулась она, неожиданно вспомнив его странное и старомодное отвращение к слэнгу.

— И еще… — Он опять пожал плечами. — Ты знаешь меня достаточно хорошо, дорогая, поэтому не сомневайся, я добьюсь, чего хочу.

Она лихорадочно соображала, какой приговор может получить за убийство при такой чудовищной провокации.

— На этот раз не выйдет, крыса! Его глаза расширились:

— Я и забыл, что ты здорово можешь вывести меня из себя. И, насколько я помню, существует только один надежный способ тебя успокоить.

Он сделал движение, словно собирался подойти к ней, и она отскочила, как будто он замахнулся на нее ножом. Если он дотронется до нее, она проиграла.

— Убирайся отсюда! — закричала Крессида, и в эту минуту раздался стук в дверь.

Она в ужасе закрыла глаза, затем схватила кимоно, судорожно оделась, туго затянув пояс вокруг тонкой талии.

— Посмотри, что ты наделал, — зашипела она.

В его темных глазах мелькнуло насмешливое выражение, когда он увидел, насколько она растеряна и смущена.

— Ну ведь в твоей уборной и раньше бывали мужчины? — с издевкой спросил он.

Крессида бросила на него взгляд, полный ярости и отвращения, и открыла дверь. Это была Алексия, секретарша продюсера Харви; при виде Стефано раздраженное выражение ее лица сменилось ослепительной улыбкой.

— Мне показалось, я видела, как вы сюда вошли, — протянула она.

— Мистер ди Камилла.., э-э.., хотел попросить мой автограф, — вмешалась Крессида, чувствуя, что ее слова звучат более чем странно.

И выразительный взгляд Алексии подтвердил это. Стефано едва ли подходил на роль околотеатрального мальчика, охотящегося за автографами хорошеньких актрис. Алексия не сводила с него бледно-голубых глаз:

— Джастин ожидает вас в фойе, — сказала она, склонив голову набок, так что прядь золотистых волос соблазнительно упала на плечо.

— Благодарю вас, — вежливо ответил Стефано и, повернувшись к Крессиде, произнес:

— И огромное спасибо за то, что уделили мне.., время и.., э-э-э.., за автограф.

«Ему удалось произнести эту вполне безобидную фразу так, что она прозвучала почти неприлично», — подумала Крессида с яростью.

— До свидания! — рявкнула она.

— Пока, — буркнул он.

— Я провожу вас к Джастину, — проворковала Алексия. Но Стефано покачал головой.

— Нет необходимости, — жестко произнес он. — Я знаю дорогу и уверен, что у вас найдется множество других дел.

«Как будто он не знает, — с неожиданной горечью подумала Крессида, — что Алексия готова целый день крутиться возле него, как комар, если бы он только позволил это».

Женщины проводили его взглядом, оценив мускулистую фигуру, которую выигрышно подчеркивал превосходно сшитый итальянский костюм свободного покроя.

Алексия с любопытством уставилась на Крессиду:

— Он действительно хотел получить автограф? — спросила она с недоверием.

— Да, — отрезала Крессида, недовольная тем, что до сих пор не знает, зачем он заходил к ней. И что у него за дело к Джастину?

Алексия с легкой ехидцей заметила:

— Между прочим, дорогая, у тебя помада размазана по всему лицу!

Задохнувшись от бешенства, Крессида схватила бумажную салфетку и, окунув ее в вазелин, стерла краску с губ. Затем повернулась к Алексии: