Земля безводная - Александр Викторович Скоробогатов

5

17.06

Проснулся я наутро, как ни странно, в расположении духа самом чудесном. Слегка побаливала голова и тошнило, но тоже слегка — в этом была даже какая-то прелесть. Завалившись вчера на кровать, я так и не разделся и даже не снял туфель. Раскрыв окна (в номере моем их было целых три), я направился в ванную комнату: пепельно-голубой мрамор, черный гранит, золотая медь, серебряный никель, зеркало, демонстрирующее меня в полный рост. Отражаясь в зеркале, я раздевался. Удивительно приятно стать после пьяной ночи под упругие струи горячего душа!

Стоя в ванне, отгородившись от остального мира клеенчатой занавеской, я вспоминал события вчерашнего дня. Не могу не отметить, что они меня удивляли. Вернее будет сказать так: я вчерашний удивлял себя сегодняшнего. Откуда эта резвость чувств? Откуда это эротическое волнение? И отчего эта тоска, вылившаяся в неумеренное пьянство?!

Мне тридцать пять лет, я до отвращения много повидал на своем веку. Я был женат, и неоднократно, причем ни от жен, ни от подруг, этого статуса не приобретших, ничего хорошего (или почти ничего) видеть мне не приходилось: самые трогательные и искренние романы заканчивались разочарованием и болью. Кроме того, я женат и в настоящее время. Женат вот уже почти семь лет. Я бы даже рискнул выразиться таким образом: женат счастливо… Жена меня любит. У нас пока что нет детей, но жена ходит к врачам, врачи обещают непременное выздоровление, так что жена надеется, а вместе с нею надеюсь и я. С появлением же детей брак наш и вообще превратится в образцовый. Кроме того, жена меня любит, она мне верна. А верность, как известно, — наиценнейшее и наиредчайшее из всех многочисленных женских достоинств. Если вспомнить мое вчерашнее состояние, получалось, что я готов был обмануть доверие жены и поставить свой брак на карту из-за банальнейшего знакомства со случайной девушкой на случайной скамейке случайного парка! Я был удивлен, чтобы не сказать поражен, своим вчерашним легкомыслием.

Приняв душ и одевшись — свежая, прохладная рубашка как-то особенно приятно касалась кожи, — я быстро позавтракал внизу и вышел на улицу. Первый солнечный день в Москве. Я глубоко вдохнул, чтобы набрать в легкие как можно больше отвратительно-московского угарного воздуха, и двинулся к ожидавшей меня на гостиничной стоянке машине. Водитель угрюмо кивнул, пробормотал что-то совершенно непонятное, и машина тронулась. Боюсь, ему пришлось меня долго ждать.

Мы довольно быстро пробежали контракты, записали замечания, оговорили детали. Работа была закончена через двадцать минут, после чего мы снова расселись по машинам, и нас куда-то повезли: официальная часть позади, нас ожидает часть неофициальная.

Минут через пятнадцать мы выехали за город и вскоре оказались у ворот черного массивного чугуна; ворота дрогнули, бесшумно заскользили в сторону, раскрылись, и мы въехали на аллею, ведущую к дому.

Встретивший нас в вестибюле шустрый молодой человек в безупречном костюме, с каким-то переговорным устройством в руке, передал нам самые искренние приветствия от Б., хозяина этого дома-дворца: «по не зависящим от него обстоятельствам» сам он не мог встретиться с нами.

Как узнал я позже, не то вчера, не то сегодня утром на этого знаменитого и сказочно богатого человека было совершено уже которое по счету покушение; ранен никто кроме одного из охранников не был, но очередная молоденькая жена-красавица нашего хозяина находилась в состоянии буйной истерики: сидевшей на ее коленях собачонке — пекинцу с отвратительной, сплюснутой китайской харей — пулей напрочь снесло голову.

Дом был красив и богат до невозможности; кто-то рассказывал мне, что некоторые комнаты обставлялись мебелью из запасников Эрмитажа.

А в банкетном зале нас ждали девушки.

Шустрый молодой человек девушек представил, по залу бесшумно заходили официанты в смокингах, предлагая шампанское; мне оставалось лишь поражаться, насколько быстро перезнакомились эти пожилые, все как один тяжелые, брюхастые господа, почтенные отцы почтенных семейств, с предоставленными им девушками. Последняя, непонятно почему оставшаяся невостребованной, сама подошла ко мне. Первый ее вопрос был такой:

— Вы не возражаете, если я присяду к вам на колени?

Она казалась еще совсем юной девочкой, на вид ей было лет шестнадцать — семнадцать.

Минут через десять мы остались в зале одни, остальные попарно разбрелись по отдельным комнатам. Я был зол до последней степени: если бы я заранее знал, чем кончится эта поездка, я бы сразу после переговоров вернулся в гостиницу.

— Послушайте, — прервал я девушку: та что-то говорила. — Вы меня простите, если мы с вами останемся здесь?

Глаза ее округлились.

— Вы хотите прямо здесь? — удивилась она.

— Да, — ответил я — в свою очередь не поняв ее вопроса.

— Но ведь… Сюда же могут войти… Официанты ведь будут убирать.

— Вы меня неверно поняли, — ответил я, едва сдерживая раздражение. — Я предлагаю вам здесь остаться просто так. У нас с вами ничего не будет. Я женат. И — простите меня.

— А-а, — протянула девушка. В глазах ее как будто отразилась грусть. — Ничего-ничего… Только все они, — она махнула рукой в сторону двери, — тоже, наверное, женаты…

Я пожал плечами.

— Я вам что, совсем-совсем не нравлюсь?

Она улыбалась, но у нее чуть сводило губы, как это бывает у некоторых от сильной обиды.

— Вы мне нравитесь.

— Тогда почему вы не хотите?..

Я вздохнул, подавляя раздражение.

— Понятно-понятно, вы женаты. Послушайте, постарайтесь понять и меня. У меня к вам просьба: давайте все-таки перейдем с вами отсюда…

Меня поразил ее тон: она умоляла.

— Зачем? — Я растерялся.

— Поймите меня правильно, — сказала она. — Если мы с вами здесь останемся и это увидят… Неужели вы не понимаете?!

— Что я должен понимать?

— Господи. — она вздохнула, по-детски подняла глаза к потолку. — Я могу потерять работу.

— А там? — спросил я.

— А там мы закроем дверь, и никто ничего не узнает. Пожалуйста, я вас очень прошу. Давайте поднимемся наверх. Прошу вас. Насиловать я вас не буду.

— Обещаете?

Она усмехнулась.

— Торжественно клянусь.

Я поднялся на ноги.

— Там есть шампанское, — сказала девушка, заметив, что я протянул руку к своему бокалу, стоявшему на столике перед моим креслом. — Спасибо вам.

— Вам спасибо, — ответил я.

Мы с ней довольно мило поговорили. Шепотом. Хоть в комнате громко играла музыка. Звали ее Анной, в этом году она закончила школу, и было ей ровнехонько семнадцать лет. Когда назвала она эту цифру, почти угаданную мной, у меня тоскливо сжалось сердце. Конечно, каждый выбирает сам, по своим вкусам и согласно своим наклонностям — я был уверен, что никто не принуждал ее заняться тем, чем она занималась, — но уж слишком