Всю ночь напролет - Конни Брокуэй

— Я же предупредил тебя, чтобы ты не двигался, — произнес между тем Сьюард. Его мягкий тон не мог скрыть прозвучавшую в голосе смертельную угрозу.

Трепет пробежал по телу Призрака. От всей этой сцены он испытывал какое-то странное удовлетворение, и это подтолкнуло его к внезапному рискованному решению. В последнее время дерзость все чаще и чаще оказывалась его неотразимым оружием, а тяга к подобного рода выходкам становилась непреодолимой. Как, например, сейчас.

— Верно. — Теперь вор находился от Сьюарда почти на расстоянии вытянутой руки. Другого такого случая застать противника врасплох больше не представится. — Но я уже вам сказал, что у меня нет при себе ножа. И ведь мы оба не хотим, чтобы парни там, внизу, пронюхали о нашей с вами сделке, не так ли? Если вы мне не верите, обыщите меня с ног до головы. Ну же, удовлетворите ваше любопытство, пока мы не приступили к торгу!

Глаза Сьюарда сузились и превратились в щелочки, его искалеченная рука внезапно метнулась вперед, ухватив вора за талию. В его скрюченных пальцах чувствовалась недюжинная сила. Призрак инстинктивно отпрянул, пытаясь вырваться из безжалостных тисков, но очень скоро ему стало ясно, что из любой схватки между ними Сьюард неизбежно выйдет победителем.

— Да, пожалуй, я так и сделаю, — пробормотал Сьюард, прижимая к своей могучей груди маленькую фигурку в шерстяном плаще и крепко удерживая противника за оба запястья. Он быстро и ловко провел свободной рукой по плечам, бокам, бедрам и ляжкам вора. Затем отступил на шаг и слегка коснулся ладонью груди Призрака.

И тут Сьюард вдруг остановился как вкопанный. Его потухшие было глаза ярко вспыхнули, и он снова притянул к себе за пояс хрупкое тело. Его другая рука молниеносным опытным движением ощупала промежность вора.

— Мой Бог! — воскликнул Сьюард и отдернул руку с таким видом, словно обжегся, но все еще продолжая удерживать Призрака за пояс. — Ты — женщина?

Итак, она добилась своего. Ей удалось вывести сыщика из равновесия, и теперь во что бы то ни стало нужно было воспользоваться этим обстоятельством. Она глубоко вздохнула, собираясь с силами.

— Ваша женщина, капитан. Если, конечно, вы того пожелаете.

Хрипловатый голос воровки звучал с сильным характерным выговором уроженки Ист-Энда[3]. Она говорила медленно, как бы бросая ему вызов, и вместе с тем ей стоило немалого труда унять дрожь в голосе.

Подойдя поближе, она тесно прильнула к Джеку всем телом, так что ее колени оказались между его широко расставленными ногами. Тело мужчины оставалось твердым, как алмаз.

— Мы с вами еще можем договориться, капитан. Вы не прогадаете, ручаюсь вам.

— Договориться… — слабым эхом отозвался Сьюард, поводя головой взад и вперед, чтобы лучше рассмотреть ее лицо.

Щеки полковника были впалыми, морщины вокруг рта и в уголках глаз свидетельствовали о немалом жизненном опыте. Его глаза напоминали по цвету какой-то драгоценный металл, потускневший от времени.

«Ах да, — подумала про себя воровка, опьяненная сознанием близкой опасности, обомлев от собственной дерзости, — потемневшее серебро».

Сьюард между тем медленно протянул руку, чтобы сорвать с нее маску.

Она ощущала тепло его дыхания, видела угрозу в его взгляде и настороженную позу, и ей стало ясно, что через секунду ее неизбежно разоблачат. Словно в ответ на эту мысль ее сердце бешено заколотилось.

Зажмурившись, воровка отвела руку полковника в сторону и обняла его за шею, приникнув к широкой груди.

— Я как раз из тех женщин, что способны ублажить такого мужчину, как вы.

— Ублажить… — Сьюард произнес это слово так, словно оно было заимствовано из какого-то чуждого для него языка, однако не отстранился. Его бдительность ослабла, а любопытство уступило место более низменным побуждениям.

Ей казалось, будто она обнимает заостренное лезвие клинка — твердое, тщательно отточенное и смертоносное. Дрожащими пальцами незнакомка откинула чистые, гладкие, как шелк, волосы с затылка Сьюарда и притянула его к себе за шею. Поначалу он сопротивлялся. Тогда, изогнувшись, она поднялась на цыпочки и, отыскав его губы, прильнула к ним широко открытым ртом…

Губы мужчины были теплыми, твердыми. В течение первых трех мгновений, отмеренных ударами ее сердца, он не отвечал. Но затем нечто таившееся в глубине его души — то, что он так долго скрывал от самого себя, что уже успел забыть о его существовании, — вдруг неожиданно вырвалось на свободу. Его страстный порыв потряс ее до глубины души — яркий, обжигающий. Повинуясь инстинкту, Сьюард привлек женщину к себе за пояс, который он по-прежнему сжимал в кулаке.

Постепенно жесткая линия его рта смягчилась. Он провел свободной рукой по спине воровки, после чего положил ладонь ей на затылок и склонился над нею так низко, что она была вынуждена откинуться назад и вцепиться в его плечи, чтобы не упасть.

Это было уже слишком — вопреки ее желанию, вопреки всем доводам рассудка тело ей не повиновалось. Вероломные губы сделали его беспомощным.

Он был просто мужчиной — таким же, как и все мужчины на свете, которым предложили то, чего они обычно домогаются. И вместе с тем…

И вместе с тем, Бог свидетель, за этим стояло нечто неизмеримо большее.

Жест, которым он притянул ее к себе за шею, ожидая от нее ответа на поцелуй, выдавал обуревавшее его жгучее нетерпение. Его желание было в чем-то сродни голоду, а за видимым удовольствием — о Господи, что это было за удовольствие! — скрывалось отчаяние.

Хуже всего было то, что и женщина испытывала то же нетерпение и отвечала на его страсть. Его губы блуждали по ее лицу, дыхание смешалось с ее дыханием, и она упивалась его близостью. Голова у нее кружилась от волнения: рука Сьюарда, вцепившаяся в ее пояс, удерживала ее в плену; слабый запах жидкого мыла заглушали влажные испарения, которые проникали в комнату через открытое окно вместе с клочьями тумана; от его губ исходил нестерпимый жар.

Ей хотелось всецело отдаться соблазну, исходившему из темных глубин его существа. Полная неги и томления, она была не в силах противиться страстному желанию, нараставшему с каждым мгновением. У нее подкашивались колени, и она приникла к груди Сьюарда, теперь уже полностью покорившись его воле, готовая уступить этому человеку, вверить ему не только свое тело, но и жизнь…

Он оторвался от ее губ, хотя его искалеченная рука по-прежнему поддерживала ее голову.

— Проклятие! Значит ли это, что я должен овладеть тобой прямо тут, на столе, и затем, вволю насладившись, отпустить на все четыре стороны? Так вот о какой сделке ты говорила?

Она вряд ли была в состоянии рассуждать здраво.

— Да.

— Я бы предпочел сделать это в постели. И без маски. Или ты думаешь, что леди Коттон будет возражать? — В его голосе прозвучала горькая насмешка.