Стрела в сердце - Дженнифер Блейк

— Я вам не верю, — без колебаний ответил Рован, как только смолкла музыка. Он не спешил отпустить ее. — Это означает, я полагаю, что я буду вынужден остаться на эти игры. Какова же награда за победу? Честь сопровождать вас завтра к обеду и сидеть по правую руку от вас? Уж тогда-то вам не удастся уклониться от моих вопросов.

— Сначала вы должны одержать победу, — отпарировала она. Ее рука свободно лежала на руке Рована, и они шли туда, где стоял ее муж и разговаривал с соседом.

— Я думаю, это произойдет, — ответил он.

Уверенность его голоса была для нее сродни звуку ножа по сковороде.

— Какое высокомерие! Вы ведь еще не встречались с остальными участниками.

— Забавно, не правда ли? — он поднял брови.

— Да! — холодно ответила Кэтрин.

— Не считайте высокомерием возможность исполнения обещанного.

Они были уже рядом с Жилем, и Кэтрин не ответила, да он и не предоставил ей этой возможности. В учтивых выражениях выразив ей свою признательность за танец, он поклонился и оставил ее.

Кэтрин посмотрела ему вслед; на его прямую спину, широкие плечи, подчеркнутые темным пиджаком и легкую походку. Она подумала, что ей должно быть легче от мысли, что Рован де Блан использовал турнир только как предлог приехать в Аркадию. Ей же легче не стало. В конце концов, он открывает список.

Она вдруг возненавидела эти ежегодные игры, соревнования, турниры, которые всегда заканчивались скачками на лошадях из любимой конюшни мужа. Она презирала всю эту помпезность, мишуру, взятую из рассказов Вальтера Скотта. Фальшивое средневековье, обставленное с претензией. На всем этом настоял Жиль, это его шоу, она же к этому не имеет никакого отношения. В этом году Кэтрин хотела отменить игры, но муж и слышать об этом не хотел. Если бы ее желание было выполнено, у Рована де Блана не было бы предлога сюда приехать…

— Что это за человек, так тебя разозливший? — вкрадчиво спросил стоявший позади племянник Жиля. Это был сын старшего брата, Льюис Каслрай, примерно одного возраста с Кэтрин.

Кэтрин открыто посмотрела на его стройную фигуру и ответила:

— Ничего особенного. Почему ты так думаешь?

— Ты так свирепо смотрела на него, словно хотела воткнуть ему в спину нож.

Она дотронулась рукой до переносицы.

— У меня очень заболела голова.

— Дорогая Кэтрин, не смущайся, я видел, как ты разговаривала с ним. — Многозначительная усмешка скривила губы Льюиса. Он настойчиво смотрел на Кэтрин. В его бледно-голубых глазах, как в зеркале, отражался пустой зал.

— Разве?

— Старший брат Теренса, не так ли? Зачем же он пришел?

— Я полагаю, причина ясна, — коротко ответила она.

— О, ты так думаешь? Он ведь знаменитый игрок и очень уж уверен в себе.

— Это уж точно, — с горькой иронией ответила Кэтрин.

— Надеюсь, что завтра мы будем иметь честь наблюдать его поражение. Красивая маленькая сабля ударит кого-то между глаз.

Кэтрин не хотела ни в чем соглашаться с Льюисом, и, надо признаться, это чувство было обоюдным. Самодовольный, жадный, обладающий даром активной злобы, он со дня своего приезда из Англии, шесть лет назад, как раз перед ее свадьбой, принялся досаждать ей. Он презирал их женитьбу и жил в постоянной тревоге, поскольку боялся появления ребенка, который мог бы унаследовать значительное состояние Жиля. Ему не следовало беспокоиться на этот счет, но Кэтрин не намеревалась объяснять, почему. Быстрым жестом Льюис раздраженно откинул назад прядь волос и пригладил свои чудные светло-серебристые волосы рукой.

— Знаешь, — ядовито сказал он, — ты обязательно должна предупредить Жиля, если де Блан причинит тебе какие-то неприятности.

— Я думаю, Жиль сам отвечает за свои поступки. Он ведь пригласил этого человека.

— Пригласить-то пригласил. Только хотелось бы знать, почему. Наверное, вследствие этих обстоятельств…

Кэтрин с болью посмотрела на него.

— Что ты под этим словом подразумеваешь?

— Что же еще, как не таинственную смерть юного Теренса прошлой осенью.

Он широко открыл глаза, почти не дыша, ожидая ее ответа.

Она видела, как жаждал он что-либо узнать, он безумно любил секреты, особенно чужие. От необходимости ответа спасло прибытие еще одного гостя. Мысленно поблагодарив за это Алана Доляней, она приветливо улыбнулась ему.

— Вы упомянули имя Теренса? — спросил Алан. — В последнее время я часто думаю о нем, наверно, в связи с состязаниями. Я скучаю по нему. Он был одним из немногих, кто понимал меня, когда я говорил о книгах.

Племянник Жиля цинично улыбнулся гостю.

— Мы также говорили и о его старшем брате. Рован де Блан сейчас утомил нашу Кэтрин. Мы не позволим ему так себя вести, не правда ли?

Алан был среднего роста и крепкого телосложения. Несмотря на сдержанные манеры, тщательную одежду и умный вид, он был похож на человека, проводившего много времени на открытом воздухе. Об этом свидетельствовал и цвет его лица — багрово-красный. Он был весьма не глуп, достаточно много знал, особенно в моменты ярости.

Покраснев, он нахмурился и обратился к Кэтрин:

— Это правда, мадам?

— Совсем не то, что предполагает Льюис, — коротко ответила Кэтрин.

— Что значит «не то»? — запротестовал Льюис. Алан проигнорировал его слова и продолжал настаивать.

— Рован де Блан причинил вам какое-то беспокойство?

— Просто он меня раздражает, вот и все. Он думает, что на мне каким-то образом лежит вина за смерть Теренса.

— Смешно, — сказал Алан, покачивая головой. — Он же должен знать, что вы самая невинная из всех женщин, стоит только взглянуть на вас, чтобы понять это. Мне поговорить с ним?

— Я умоляю вас не делать этого.

Вмешался Льюис.

— Сомневаюсь, что он вас послушает. Но вы ведь прекрасный фехтовальщик, а насколько я знаю, Доляней никогда не жаловались на отсутствие храбрости. Было бы здорово, если бы вы сделали ему пару царапин, чтобы напомнить о хороших манерах.

Алан с пониманием встретил изучающий взгляд Льюиса.

— Сабли будут тупыми, вы же знаете.

— Только острие, но не край.

— Да, но существуют правила, и их нельзя нарушать, это же закон чести.

Льюис пожал плечами: «Пусть он узнает, что такое настоящий бой».

— А вы?

— Я? Мой конек — хитрость. А фехтование я оставляю таким дюжим молодцам, вроде вас.

— Я попытаюсь сделать все от меня зависящее, — сухо сказал Алан.