Дикая звезда - Кэтрин Коултер

Примерно часом позже Элис Девит вошла в крошечную спальню дочери. Не сказав ни единого слова, она смочила кусок мягкой ткани в теплой воде и стала осторожно протирать полосы от ударов ремня.

— Ненавижу его, — сквозь зубы прошипела Байрони. — А Чарли становится таким же зверем, как ваш муж.

— Твой отец испытал много невзгод, — проговорила Элис. Последовало бесконечное перечисление его бед, словно неудачи оправдывали вспышки бешенства.

— Все его невзгоды — дело его собственных рук!

Почему бы вам не уйти от него? Мама, мы могли бы вместе уехать из Сан-Диего! Можем вернуться в Бостон. У тети Анды было столько друзей…

— Тебе не следовало вмешиваться, — заметила Элис. — Я предупреждала тебя много раз.

«Ей нужно выйти замуж, — думала Элис. — Да поскорее, тогда она будет в безопасности».

* * *

Над вершиной холма дул сухой, горячий ветер, клоня к земле бесконечное море густого кустарника.

Несколько сарычей в поисках добычи слетели вниз, на расстилавшуюся у подножия равнину. Их полет был медлительным и ровным.

Байрони сидела в тени одинокой сосны, вытянув перед собой длинные ноги и сдвинув со лба фетровую шляпу.

Ее кобыла Колючка пощипывала чахлые стебельки выжженной солнцем травы. Это было безрадостное, уединенное место, куда не заходил никто, кроме Байрони.

Если день выдавался ясный, как сегодня, ей были видны раскинувшийся вдали океан и дома в Сан-Диего. Она пошевелилась, чтобы изменить положение, и почувствовала, как спину стянула боль. Она снова и снова спрашивала себя, все ли мужчины такие, как ее отец и Чарли.

Жестокие, злобные неудачники, неспособные признавать собственные ошибки. В отличие от матери она не находила прощения для отца. По своей собственной глупости он потерял несколько голов скота, позволив им напиться воды из отравленного колодца. А тех, что остались, решил продать, но получил за них мало денег. Чарли же пьянствовал и играл в салунах Сан-Диего. Ему не везло, так же как отцу.

В последние несколько месяцев она не раз думала о том, чтобы бежать от них. Ей было девятнадцать лет, она была сильной и здоровой девушкой. Она могла сама пробить себе дорогу в жизни. Ей вспомнились слова брата о продаже ее за хорошие деньги. Муж… Она содрогнулась, представив себя в роли своей матери, подавленной нравственно, с подорванным здоровьем, преждевременно состарившейся. Эта мысль вызвала в ней леденящий страх.

Нет, она скорее убьет себя.

Байрони поймала себя на том, что начинала воспринимать жестокость как норму жизни. «Я становлюсь такой же, как они», — думала девушка. Тетя Аида все знала, но никогда ничего не говорила. Байрони вспомнила одиночество первых лет жизни, детские вопросы о брате: «Но, тетя Аида, если папа такой тяжелый человек, почему тогда Чарли живет не с нами?» И Аида отвечала тихо, но решительно: «Твой брат, дорогая, сильный человек, способный сам позаботиться о себе. Ему там ничто не угрожает».

Она думала о письмах, посланных ею матери за долгие годы, и о письмах матери к ней, полных любви, ласки и.., лжи. Она повторяла себе снова и снова, что мать защищала ее. Что было бы с ней, если бы она жила в доме Мэдисона Девита?

Колючка внезапно заржала, и Байрони оторвалась от своих мыслей. Она поднялась на ноги и прикрыла рукой глаза от солнца, чтобы рассмотреть приближавшегося всадника. То был Габриель де Неве, сын дона Хоакина де Неве, богатого землевладельца, одного из презренных калифорнийцев. Она улыбнулась ему, когда он сдержал своего великолепного жеребца Эспаду и грациозно спешился. Юноша двадцати одного года от роду, ростом был чуть выше Байрони, а его волосы и глаза были черными, как безлунная ночь. Ровные зубы сверкали белизной на фоне загорелого лица.

Подобно богатым калифорнийцам Габриель одевался очень броско: его черные штаны были перехвачены на талии ярким шелковым поясом, а на черном камзоле сияли золотые пуговицы. Черные же сапоги были из тончайшей кожи, а белая рубашка расшита золотом.

— Соtо esta? — лениво спросил он, улыбаясь девушке.

Он заметил в ее прекрасных зеленых глазах боль, но не понял ее причины. Впрочем, она тут же исчезла, прежде чем Габриель успел спросить ее, в чем дело.

— Прекрасно, Габриель, — отвечала она. — Я не видела вас целую неделю. Чем вы занимались?

Габриель развернул натруженные ладони:

— Объезжал новых лошадей. Упрямые, бестии. А чем занимались вы, Байрони?

Отцу Габриеля было невдомек, что его сын отлично говорил по-английски — это наверняка вызвало бы его гнев. Не знал он и того, что Габриель встречался с gringa , дочерью человека, которого он считал глупцом и горластым хулиганом. Но Габриель не сторонился Байрони. Она была свежа, прелестна, обаятельна и нравилась ему. Он сосредоточенно смотрел на девушку, представляя, как бы затрепетала она от его прикосновения.

Байрони проронила что-то бессвязное в ответ и пожала плечами. Габриель впервые последовал за нею сюда, в ее тайное убежище, несколько месяцев назад и теперь, по-видимому, знал, когда можно было ожидать ее появления. Она не возражала против этих встреч, потому что он ей тоже нравился: казался добрым, любил пошутить и посмеяться. Он был отдушиной для Байрони, угнетенной царившей в ее доме атмосферой.

— Вы такая тихая сегодня, nina , — заметил он, закинув повод за луку седла. Он шагнул к ней и пришел в смятение, увидев, как она сжалась. — Что случилось, Байрони? Вы ведете себя так, словно я бык, который собирается напасть на вас.

Она едва не рассмеялась от уместного сравнения.

— Простите, Габриель. Я, кажется, сегодня немного нервничаю.

Он нахмурился, уже не в первый раз стараясь понять, о чем она думала. Она отвернулась и вперила взгляд в унылый пейзаж, а Габриель посмотрел на ее бриджи. Как раскричалась бы его мать, увидев рядом с ним так бедно одетую девушку. Порыв ветра на мгновение прижал к груди Байрони свободную белую рубашку, и юноша проглотил подступивший к горлу комок. После их последней встречи ему пришлось отправиться к какой-то проститутке в Сан-Диего. Но это было совсем не то.

«Он догадается, что со мной что-то не так, если я не заговорю о чем-нибудь вполне обычном», — подумала Байрони.

— Расскажите мне о новых лошадях, Габриель, — попросила она.

И он начал рассказывать о лошадях.

Долгие послеобеденные часы они провели за приятной беседой. Габриель говорил о своей семье, и Байрони жадно ловила слова о том, какой интересной могла быть жизнь. Неужели прошло всего шесть месяцев с того момента, когда она покинула дом Айды, дорогой, хлопотливой тетушки, приютившей ее и отдавшей свою любовь? И не подпускавшей к ней никаких мужчин.

Она на мгновение задумалась: не считала ли старая дева тетя Аида всех мужчин подобными своему зятю?