Неразрезанные страницы - Татьяна Устинова

Что-то все время мешало ему, тыкалось в живот и ребра, и он в конце концов сообразил, что на коленях у него лежит аптечка.

Аптечка на коленях – непорядок. Нужно переложить.

Он принял вправо, приткнулся к обочине, включил аварийку и выбрался из машины.

Аптечка должна быть в багажнике, откуда он ее и достал.

Он обошел свою машину и распахнул багажник.

Аптечка вывалилась из рук и ускакала на проезжую часть.

Береговой стоял над распахнутым багажником и рассматривал скрюченный труп.

Труп мужчины в темном костюме и лакированных ботинках. Брючина задралась почти до колена, и была видна белая, сильно оцарапанная нога.

Знаменитая писательница Маня Поливанова – псевдоним Марина Покровская – только что поругалась с издателем, вернее, издательшей, и ей срочно требовались утешения и кофе со сливками и сахаром.

Анна Иосифовна, генеральная директриса издательства «Алфавит», обожавшая своих писателей и носившаяся с ними, как с малыми детьми, или как с писаной торбой, присочинила Маня, любившая сравнения, на этот раз была строга, если не сказать – резка и неумолима.

Так, что даже обращалась к Мане на «вы» – худшее из наказаний!..

В лифте Поливанова втиснулась в самый угол и почти с головой нырнула в портфель, изрядно потрепанный и очень любимый, словно собираясь в нем отсидеться, чтоб никто из сотрудников не видел ее удрученной физиономии и глаз, красных, как у кролика.

Вот еще только разреветься не хватает!

– Здрасти, Марина Алексеевна!

– Манечка, привет!..

В лифт впорхнула стайка редакторш отдела женской литературы, видимо, возвращавшихся с обеда. Они были сытенькие, раскрасневшиеся, а одна везла плюшки, завернутые в салфеточку. В лифте сразу запахло домашней сдобой, и от этого Мане стало совсем невмоготу.

Домой хочу. Я хочу домой, на диван. Рыдать и убиваться над своей загубленной жизнью. А здесь меня никто не любит, никто не жалеет, и даже Анна Иосифовна называет на «вы»!..

Слезища капнула в портфель, и Маня шмыгнула носом.

– Марина Алексеевна, вас Екатерина Петровна искала…

– Знаю я, – грубо перебила Маня, и редакторши удивленно притихли.

Писательница Покровская всегда была весела и расположена к людям, и в кулуарах ее называли «душа Тряпичкин».

Выйдя из лифта, Маня двинула было в сторону «Чили» – так в издательстве «Алфавит» именовалось уютное и просторное помещение, в восточном вкусе, на первом этаже, где можно было поговорить, прочитать не слишком обременительные бумаги, где настоящий турок варил настоящий кофе, стояли удобные диваны и необыкновенные низкие столы, сделанные умельцем-краснодеревщиком на заказ. Анна Иосифовна обожала все «настоящее» и «подлинное» и никогда на это самое «подлинное и настоящее» не жалела денег.

Маня собралась туда в расчете на темный угол и кофе со сливками, но поняла, что в данный момент терпеть не может свое издательство, и «Чили» терпеть не может, особенно претенциозность этого названия, кажется произошедшего от модного словечка «chill-out». Никто толком не знает, что оно означает, но – красиво, черт побери!..

Красивости в духе Анны Иосифовны в данный момент Маню бесили.

Не пойдет она ни в какое «Чили», сядет в машину и уедет домой. И больше в издательство ни ногой до тех пор, пока…

– Маня, я тебя ищу! Ты же давно приехала и пропала!

– Я не пропала, – буркнула Поливанова.

Екатерина Митрофанова, заместитель генеральной директрисы, второе лицо в королевстве под названием «Алфавит», профессионал и знаток издательского дела, подхватила писательницу под руку.

Маня терпеть не могла ходить «под ручку». Она сразу чувствовала себя слишком большой и неповоротливой, как танк, к броне которого прицепилась бабочка.

Она вытащила руку и сказала, что уезжает.

– Как?! – поразилась Митрофанова. – Нам поговорить надо! А пальто твое где?

Да. Пальто осталось в приемной Анны Иосифовны на шестом этаже.

Ну и черт с ним!.. Не пойдет она за пальто!

– Маня, что ты такая злая? С Алексом поругалась?

– Я не злая.

– Пойдем кофейку попьем.

– Мне некогда.

– Вы поссорились, да? С Алексом?

– Я ни с кем не ссорилась, – отчеканила Поливанова. – Отстань от меня.

Митрофанова помедлила секунду, а потом снова твердо взяла ее под локоть.

– Мне нужно тебе кое-что сказать. Насчет твоей книжки.

На этот раз Маня руку вырвала.

– Мне уже Анна все сказала! И что я рукопись задерживаю, и что людей подвожу, и что я ленивая, как тюлень! Ты еще добавить хочешь?

– Анна Иосифовна не могла сказать, что ты тюлень.

Маня промолчала. Про тюленя она на самом деле придумала. Директриса ничего такого не говорила, конечно.

Она уже раскаивалась в том, что грубила, и покорно вошла следом за Митрофановой в уютное, тихое и чинное помещение, где почти никого не было в этот послеобеденный час.

– Нам два кофе. Один по-турецки, а второй обычный, со сливками и сахаром.

Знакомый парень-турок, варивший здесь кофе, улыбнулся Поливановой с удовольствием. У них были приятельские отношения. Впрочем, у нее со всеми приятельские отношения!..

– А чего ты хочешь?.. – тихим официальным голосом начала Митрофанова, когда они уселись. – Чтобы она тебя хвалила? Ты же рукописи месяцами не сдаешь! А у нас план к чертям собачьим летит!

– В гробу я видала ваш план.

– Понятно.

– Ничего тебе не понятно! Как я могу писать, если мне не пишется?! Ну как?! Я ни слова из себя выжать не могу! Вот сажусь за компьютер, открываю страницу, пишу-пишу, пишу-пишу, а потом оказывается, что написала ровно три предложения и ни одно никуда не годится!

– А как ты раньше писала?

– Не знаю, – отрезала Поливанова. – Как-то писала. По-моему, очень плохо.

– Ну да, – согласилась Митрофанова. – Куда уж хуже!.. Тиражи за сколько миллионов перевалили?..

Турок принес на латунном подносе кофе, ловко поставил и улыбнулся понурой Мане. Она даже не заметила.

– Алекс что говорит?

Маня отхлебнула, обожглась и задышала ртом.

– А что он должен говорить?

– Ну, он же видит, наверное, что у тебя кризис жанра?..

– Я не знаю, что он там видит, а чего не видит. Ему не до меня.

– В каком смысле?

– Во всех. – Маня глубоко вздохнула и посмотрела на Митрофанову несчастными глазами.

Она одна кругом виновата. Перед всеми. И перед Алексом тоже.