Элитное подземелье - Марина Туровская

Ванная комната с салатовым джакузи и зеленоватым гарнитуром под мрамор. Вещи, без которых можно прожить, даже не зная об их существовании, но, с другой стороны, необходимые вещи. Необходимые для того, чтобы почувствовать себя Женщиной и снять лишние комплексы.

Есть такая притча. Старик булочник спрашивает моряка, почему тот не боится каждый день отправляться в море, ведь в нем погиб его отец, его дед, его прадед. Моряк спрашивает булочника: «А где умер твой отец?» – «В кровати». – «А дед?» – «В кровати». – «А прадед?» – «В кровати». – «Так почему ты не боишься ложиться в нее?»

Вроде бы не очень похоже на мой случай, но, с другой стороны, в старых домах умирали один за другим дряхлые или, наоборот, молодые родственники, и никто по этому поводу дома не бросал. Значит, у меня теперь есть полноценная семейная наследственная квартира.

Я всегда мечтала иметь такую квартиру, такую собаку, такую машину, такую мебель, такие кольца и браслеты. Я была почти счастлива. Жаль только, что не было Кати.

Она была расчетлива и скупа, но она любила меня, а терять человека, любящего именно тебя, всегда очень тяжело, даже если ты не отвечаешь ему взаимностью. Но я Катю любила. И даже немного жалела. При всей ее красоте и деньгах чего-то в ней не хватало. Наверное, того, что есть в моем отце, – безоглядной порядочности.

На работе я написала заявление об отпуске за свой счет. На нашем комбинате, где я заведовала административно-хозяйственным отделом, горем прониклись и предложили написать заявление без конкретной даты выхода. То есть когда почувствую, что пора на работу, тогда и выйду.

Острого желания осчастливить своим появлением проходную Комбината железобетонных конструкций я пока не испытывала, поэтому занималась тем, что потихоньку перевозила в подаренную квартиру свои вещи от мамы и осваивала новый автомобиль.

Еще появилась особая забота – крохотная Стерва.

Через три дня двухразовых гуляний с собакой вокруг окрестных домов со мной стали здороваться молоденькие мамашки с малышами в колясках и старушки, считающие, что их ежедневные неспешные прогулки вернут им потерянное в течение жизни здоровье.

Особую касту составляли собачники. Часто можно было услышать, как они обсуждали ссору молодоженов – тех, у которых серый дог, или собрались на праздник к Ивановым – у них спаниелька, которую они считают элитной.

Собачники по утрам выбегали с четвероногими мучителями на несколько минут. Вечером они, наоборот, степенно выгуливали предмет своей гордости, здороваясь со знакомыми, и подолгу сидели в сквере, обсуждая, в каком магазине собачье питание дешевле и где можно подороже продать щенков.

Два раза в день я здоровалась с огромной пожилой теткой, выгуливающей облезлое и перекормленное животное, смутно напоминавшее пуделя. Стерва и пудель были знакомы. После дежурного «здравствуйте» я сразу же прибавляла шаг, уходя в сторону. Мне казалось, что стоит остановиться на секунду, и тетка сразу же начнет жаловаться на погоду, политику и маленькую пенсию.

Особенную радость на прогулках при встрече с нами испытывали собаки. Стерва хороша тем, что рядом с ней любой из псов, даже самый плюгавый, чувствовал себя полноценным зверем. Рядом со мной тоже любой неудачник или пьянчужка мнит себя Казановой. Зря, я хоть и хромая, но считаю, что еще ничего… могу.

Прошло две недели после похорон, и я решила сделать решающий заход – перевезти из маминой «хрущобы» книги и остатки вещей в свою квартиру.

Мама обиженно перевязывала пачки книг. До переезда она постоянно говорила, что жить вместе в таких условиях невозможно, а теперь второй день дулась на меня как мышь на крупу.

Стерва, кивая новой заколкой с синим бантиком, закрепленной на длинной челке, влезла в коробку и укусила коричневый, тисненный золотом том Аполлинера. Она получила шлепка по мохнатой попе и взвизгнула. Мама тут же взяла Стерву на руки, утешать… В дверь позвонили. Мама пошла открывать и вернулась с Григорием.

В Катиной квартире он смотрелся гармонично, но в нашей выглядел, как молодой премьер-министр из семьи потомственных миллионеров, навещающий землянки простых шахтеров. Григорий встал посередине комнаты, посмотрел на книжные полки, на стопу белья в углу дивана.

– Надо поговорить. Насчет квартиры.

Мама поставила Стерву на пол и плотно уселась в кресло, не собираясь его покидать. Григорий сделал полупоклон в ее сторону и присел на старый диван с залысинами.

– Я хочу купить у вас квартиру Кати, – сказал Григорий и выставил вперед указательный палец. – Между прочим, свою собственную. Я ее, если помнится, Кате подарил. Мне нравится район… и вообще, я привык туда ездить. Все остальное остается Насте. Я дам большую цену, вы сможете купить трехкомнатную, поменять вот эту халабуду на нормальную квартиру, и еще деньги останутся. Твоя мама, Анастасия, еще молодая, мало ли как жизнь обернется.

Я сидела на корточках около коробки с книгами. То есть одна нога была на корточках, а вторая, не сгибающаяся, отставлена в сторону.

– Миллион евро. Подумайте, сумма немаленькая. Перезвоню вечером.

Я шлепнулась на пол.

Григорий встал и вышел из нашей квартиры, оставив после себя запах дорогого одеколона, мокрые следы дорогих туфель на старом паласе и шлейф брезгливой ненависти.

Но миллион евро! Это не хухры-мухры.

Мама потерла виски пухлыми пальцами.

– Надо позвонить отцу. Пусть он думает.

Отец скептически выслушал наши с мамой восторженные предположения по трате денег.

– Почему он собирается купить квартиру, которую сам однажды купил ей? Катя не захотела отдать ее ему. Не нравится мне это. Вы ему пока ответ не давайте, посмотрим, что получится.

Может, папа был и прав. Я лично оказалась в растерянности. Вообще-то я часто бываю в растерянности, но у меня есть родители, и они решают за меня все. Почти все – шампунь я покупаю сама.

Мама решила послушаться мужа и посоветовала мне сегодня отключить и в своей, и в Катиной квартире телефон, чтобы Григорий не смог уговорить меня получить деньги завтра же.

Пока я укладывала в темно-зеленый автомобиль ящики с вещами, мама позвонила папе и опять завела свою бесконечную песню об экономии. Она предложила нам обеим переехать в Катину квартиру, а хрущевку сдавать. Или, наоборот – сдавать Катину квартиру, за нее больше бы дали.

Папа выслушал маму, как всегда, спокойно, только уточнил:

– Нина, там обстановка тысяч на триста евро, не считая картин. Ты кого собралась туда пускать? – Мама нервно гладила Стерву и не отвечала. – Ты не сердись, но дай ребенку впервые в жизни пожить самостоятельно.

– Вот этого я и боюсь, – ответила мама.

Думаю, маме тяжело было смириться с тем, что дочь, всю жизнь просидевшая на шее родителей, внезапно стала обеспеченным человеком. А это действительно так. Даже когда мама устроила меня завхозом в заводоуправление, я ходила на работу не чаще недели в месяц и получала мизерную зарплату. И вдруг ни за что на меня свалилось наследство, да еще от Кати, которую мама не любила и не уважала.