Игра в гейшу. Peek-a-boo - Яна Лапутина

– Ира, – негромко обратилась к Строговой Машка, глядя почему-то при этом на свой стакан с апельсиновым соком. Сегодня утром Маша в первый раз после операции самостоятельно приковыляла на завтрак. – А как эта Петелина вычислила тебя?

– Кто-то из службы безопасности Олега купился и слил... Она все-таки его жена. Меня больше интересует, почему она сама решила ко мне подойти с этой книжкой? Никак не могу объяснить себе это... Любопытство, что ли? Посмотреть, как я выгляжу, какая я вообще...

– А Олег? – спросила Танька.

– А что Олег? Он в этой ситуации пока как тот теленок. Обосрался и стой.

Я внимательно взглянула на Машку. Брутальность в ее исполнении личила ей. Шла. Не шокировала. Вращаясь в сегодняшнем, достаточно развязном и разнузданном свете, я давно поняла – грубовато выраженная словом реальность не корябает сознание и душу только тогда, когда она не обнажает, не насилует этим смысл употребляемого вслух и без того грязноватого понятия. Один знакомый писатель однажды спросил, ругаемся ли мы, девочки, матом. Да, ругаемся. Нет, это некрасиво. Но надо знать, где и с кем, и тогда матерный набор становится лишь увеличительным стеклом, через которое все видится каким-то четким и ясным.

– Ну и что дальше? – разрушила паузу я.

Ирка встряхнула своим «пугачевским» париком и зачем-то поправила воротничок леопардовой блузки от Dolce and Gabbana. Половину лица ее по-прежнему скрывали темные очки. Если бы за соседним столиком сидела такая девушка с утра в темных очках, то первое, что пришло бы в голову: вот идиотка. А Ира...

– Вот доем свои кукурузные хлопья и поеду к Отари менять face. Завтра вернусь и как будто растаю в нашем всеобщем послеоперационном безобразии. – Она показала глазами на зал. В нем действительно присутствовало несколько дам с загипсованными носами и обернутыми в бинты головами.

«Ферма красоты ”Зазеркалье”» все больше набирала рейтинг. «Сарафанное радио» не уставая творило свое ретрансляционное чудо. Ведь только в Москве каждый божий день под скальпели пластических хирургов укладывалось почти две сотни человек, шестьдесят из которых подстерегали всевозможные осложнения, возникающие, прежде всего, из-за несоблюдения обязательного восстановительного периода.

«Ферма красоты» своим появлением навсегда перечеркнула бытовавшую до нее аксиому Москвы: в мегаполисе отсутствует даже понятие «реабилитационный сервис».

Где-нибудь потом, когда это будет уместно, я объясню, почему так хорошо знаю все, что связано с «фермой». Удивительным, почти сказочным по комфорту заведением. Ведь именно здесь, впервые в Москве, пока еще преимущественно дамы в возрасте от тридцати до семидесяти лет, потянувшиеся за красотой под скальпель, могли круглосуточно получать медицинскую и психологическую поддержку, проходить круглосуточный медикаментозный курс под наблюдением специалистов, делать регулярные перевязки, снятие швов и так далее и так далее. И все это во всеобщей атмосфере гламурнейшей доброжелательности, почти по-родственному сопричастного внимания от прошедшего специальный тренинг, тщательно откалиброванного персонала.

Здесь, в «Зазеркалье», изначально попадали под прицел чувства одиночества, уныния, скуки, отчаяния. Здесь была возможность уединения в молельной комнате. Здесь тебе послушно и ненавязчиво помогала во всем тобою же выбранная персональная медсестра. Здесь тебя гостеприимно ожидали: солярий, сауна, тренажерный зал, волшебница-косметолог, визажист, стилист, маникюр, педикюр, талассотерапия и еще многое, многое другое.

Под рукой у Ирки заливистым детским смехом завибрировала Nokia. Ира подозрительно покосилась на призывно святящийся экран мобильного и вдруг как-то хищно схватила его, мгновенно прилепив к уху.

– Олег? Милый! Солнышко... Где ты?.. В вестибюле? В каком вестибюле? В нашем?! Ты здесь?.. Да, да. Я сейчас, сейчас... Ты постой. Я бегом. Как ты нашел меня? Ладно, ладно...

Ирка безвольно опустила руку с мобильным и посмотрела на нас полными слез глазами.

– Господи... Это Олег! Он в вестибюле. Как я? – Она захлопала тщательно навостренными ресницами.

– Как Мирей Матье, режущая лук, – очень спокойно и нежно сказала Машка. Наконец от цитат на латыни она перешла к своим, часто очень уместным сравнениям.

– Да? – хмыкнула Ирка. Встала, сняла со спинки стула сумку, опустила в нее телефон. – Я пошла. Девочки, до завтра. Ciao.

– Ни пуха ни пера, Строгова, – сказала Танька.

– К черту, к черту.

Мы проводили ее до выхода взглядом. Конечно же, она у нас супер. Высокая, стройная. В сексапильно облегающих темно-синих D&G-ных джинсах. Я поймала себя на застрявшем в голове вопросе: а красива ли она? И красивы ли мы вообще: я, Машка, Танька? И если красивы, то как, чем, на чей это глаз? вкус? нюх?

Когда-то давно один мой теперь уже далеко-далеко не близкий друг-банкир, с которым мы плавали на его яхте по самому большому в Италии, да и во всей Европе, озеру Гарда, в тихий, без ветра совсем, предзакатный час, когда яхта бесшумно скользила вдоль заросшего соснами и еще какой-то растительностью острова Isola di Garda, глядя на невыразимо красивый пейзаж вокруг, задумчиво, не обращаясь ни к кому – мы уже были на грани разрыва – сказал:

– Вот это – без времени... Вечная красота. А женская, кстати и твоя, – он слегка кивнул головой в мою сторону, – как это ни печально, выражаясь на нашем, финансовом, языке, – обесценивающийся актив. Безжалостно, но точно.

Ирка страшным усилием, от чего даже застучало в виске, приказала себе не бежать по коридору, а нормально, почти прогулочно идти навстречу Олегу. Сама по себе ожила в ней, вынырнув из подсознания, строфа из ее любимого романса:

...Была ветла, да вдруг прогнулась,

Чтоб не ожить уже весной.

Была судьба, да разминулась,

Чтоб вновь не встретиться с тобой.

Чтоб вновь не встретиться... Чтоб вновь не встретиться... Чтоб вновь... – заело, заело, за... Они познакомились полтора года назад. На Кутузовском. Ирка только что купила права и с грехом пополам – не было все времени – закончила водительские курсы. Ее небесно-голубой BMW-3 на скорости под сто как-то самостоятельно вмазался в мокро-асфальтовый бок надраенного до блеска Mercedes GL-500, в котором и ехал Олег. Не пристегнутая ремнем Ирка – а подушка безопасности из-за этого не сработала – сильно разбила лоб, основательно вырубившись из сознания.

Очнулась она, наша ходячая энциклопедия по гламуру, на коленях у Олега от знакомого, но не так уж часто встречающегося аромата BVLGARI. Ей припомнилась даже рекламная строчка этого парфюма: «Вечерний BVLGARI для тех, кто не согласен с присловьем: утро вечера мудренее».

Ирка расскажет об этом Олегу потом. В какой-то из прекраснейших вечеров один на один. А сейчас Олег мчал ее по «встречке» в Склиф, и она, догадавшись об этом по разговорам в машине, старалась как можно дольше не открывать глаза.

– У меня очень, очень мало времени, – сказал ей Олег в вестибюле «фермы», осторожно и мягко разорвав наконец безумный Иркин поцелуй. – Я знаю, кто заложил нас Ярославе. Вот тот... – он показал глазами на рослого, в темной бейсболке охранника Мишу, стоящего в проеме между входными дверьми. – Он теперь наш. В доску. Так сказать, двойной агент. Яровславе будет гнать фальшак, дезу, а нам с тобой чистую правду. Ферштейн?